только Кларендон не хочет убедиться, что она не задушит лорда Эдмунда в постели. Все было бы куда проще, если бы он просто оставил се тут, а сам уехал в Лондон. Но, видно, все не может постоянно идти гладко.
И вдруг неожиданно для себя Эванжелина опять мысленно вернулась в узкую комнатку в Париже. Хоучард стоял рядом и, глядя ей прямо в глаза, спросил:
– Ты знаешь, что такое спать с мужчиной? Она молча смотрела на него, тело ее дрожало, лицо стало белее кружев на воротнике.
– Тебе почти двадцать лет, поди, не ребенок, мечтающий о прекрасном принце. Так ты когда-нибудь спала с мужчиной?
Эванжелина лишь покачала головой. Она смотрела на Хоучарда как кролик на удава, а тот, зловеще улыбаясь, приблизился к ней и схватил ее груди руками.
– Замечательно, – низким голосом проговорил он. – Ему понравятся твои грудки. Разумеется, ты сделаешь все, что потребуется, чтобы соблазнить его.
Эванжелина рванулась в сторону, но Хоучард не отпускал ее. Ей было больно.
– Господи! – вскрикнула она испуганно…
Глава 9
– Что такое, мадам? Боже мой, с вами все в порядке? – Миссис Роули схватила Эванжелину за руку.
Девушка покачала головой, но воспоминания о Хоучарде, будь он проклят, никак не оставляли ее. Они всегда были с ней. Эванжелине казалось, что стоит протянуть руку – и она сможет дотронуться до него, а он будет что-то говорить ей своим гадким голосом или, напротив, станет молча гладить ее, и в его прикосновениях будет столько же чувства, как если бы он гладил подлокотник кресла.
Эванжелина заставила себя улыбнуться:
– Прошу прощения, миссис Роули. Просто разум мой затмили неприятные воспоминания о том, что произошло со мной во Франции. Еще раз прошу прощения за мою рассеянность. А кто этот господин в большом белом парике? – Эванжелина указала на большой портрет в тяжелой золоченой раме, написанный в начале прошлого столетия.
– Этот? А-а, четвертый герцог Портсмут – Эверетт Эрисдейл Чеслей, – объяснила миссис Роули. – Я слышала, что это был просто зверь, а не человек. На мой взгляд, он слишком красив, а девушки так и вились вокруг него. Хорошо хоть большинство из его незаконнорожденных детей уже умерли.
Но Эванжелине не было дела до четвертого герцога Портсмута. Она думала о другом герцоге – тоже чересчур красивом, способном нарушить душевный покой любой женщины. Девушка ни на секунду не забывала о Ричарде – и не только потому что боялась, что ей не удастся уговорить его оставить ее в доме. Нет, герцог смотрел на нее с таким выражением, какое она видела на лицах всего лишь нескольких мужчин, среди которых был и граф де Пуйи. Только герцог ее совсем не раздражал. Больше того, когда Кларендон так смотрел на нее, тепло разливалось по ее телу, она начинала испытывать какое-то странное томление. Эти новые ощущения удивляли ее, но, признаться, доставляли удовольствие.
Эванжелина играла с ним. Она, не задумываясь, давала заранее заготовленные ответы на его многочисленные вопросы, то и дело спрашивая себя, как он реагирует на ее слова, если они звучат не правдоподобно.
Настроение герцога постоянно менялось – надменное высокомерие, видимо, доставшееся ему от предков, могло в одно мгновение исчезнуть, уступая место выражению равнодушной вежливости, которое застывало на лице Ричарда всякий раз, когда он погружался в размышления. Что ж, надо терпеть, ничего другого ей не остается. Эванжелина должна преуспеть в своем деле.
Рассказывая какие-то бесконечные истории, успокаивающие девушку, маленькая и грациозная миссис Роули вела ее по длинному, устеленному коврами коридору западного крыла к широкой парадной лестнице, которая вела на верхние этажи. Они миновали огромный вестибюль, выдержанный в итальянском стиле, с потолка которого на толстой серебряной цепи свешивалась массивная люстра, прошли мимо библиотеки и парадной столовой. Наконец женщины вошли в очаровательную восьмиугольную комнату, залитую солнцем, лучи которого проникали в низкие широкие окна. Здесь не было ни тяжелой мебели, ни мрачных панелей. Стены этой светлой и просторной комнаты были выкрашены в бледно-желтый цвет. Несколько окон были распахнуты, пропуская в помещение теплый ветерок, от которого легкие занавески парусом поднимались над полом.
Девушка остановилась посередине комнаты.
– Как тут хорошо! – воскликнула она.
– Благодарю тебя. Моя мать, несомненно, оценила бы твой восторг. Это она придумала убранство комнаты лет двадцать назад, – вместо приветствия сообщил герцог.
Эванжелина удивленно перевела взгляд на Ричарда, сидевшего во главе небольшого стола. Он только что опустил газету. На нем была кожаная куртка и отлично сшитые светло- коричневые бриджи для верховой езды. Темные взъерошенные волосы герцога обрамляли его сияющее здоровьем загорелое лицо. Судя по всему, он уже успел прогуляться, наверное, ездил верхом вдоль скал.
Эванжелина в жизни не встречала такого красавца, правда, она видела не так уж много мужчин. Так что, возможно, он и уступает в чем-то лондонским денди, хотя, признаться, девушка сомневалась в этом.
Поймав себя на том, что не сводит с него глаз, Эванжелина потупилась.
– Что-то не так, мадам?
"Да! – хотелось крикнуть ей. – И ты тому причина! Мне больно смотреть на тебя! Я надеялась, что ты изменился, но этого не случилось. Я просто голову потеряла”.
Взяв себя в руки, Эванжелина холодно проговорила:
– Нет, все в порядке, ваша светлость. Просто я немного растерялась. – Она думала, что он засмеется.
Внезапно Эванжелина вспомнила, как завидовала тогда счастливице Мариссе, которой удалось выйти замуж за герцога. Впрочем, не так уж она была счастлива. Погибла, как слышала Эванжелина, в результате несчастного случая, когда ей было всего двадцать лет.
Она кокетливо посмотрела на герцога – почему-то ей вообще хотелось с ним кокетничать, это казалось таким естественным. И Эванжелина знала, что ему нравится, когда она так смотрит на него, потому что игривость во взоре обещала многое, правда, только обещала… Девушка пожала плечами, понимая, что, собственно, кокетничать ни к чему, поскольку ничего хорошего их впереди не ждет.
В ответ герцог наградил Эванжелину многозначительной улыбкой, словно сумел прочитать ее мысли. Что ж, он был прав. Почему бы не сказать ему? Глядя герцогу в глаза, Эванжелина игриво промолвила:
– Я подумала о том, что вы выглядите великолепно. Откинувшись на спинку стула, Ричард сложил руки на груди.
– Ну вот, порция типично французской откровенности. Благодарю за комплимент. Будь я дамой, я бы непременно прихорошился и попросил тебя выражаться поточнее, но я – мужчина, поэтому просто приму твою лесть. Однако мне хотелось бы знать, чем я обязан похвале?
Улыбка на лице Эванжелины погасла.
– Я чем-то смутил тебя? Думаю, что да, судя по тому, что шея твоя начала краснеть. Ну да ладно, садись за стол. Миссис Дент приготовила отменный завтрак – после него чувствуешь себя объевшимся.
Опустив глаза, Эванжелина села на стул, стоявший по правую руку от герцога. Девушка понимала, что Ричард привык к откровенной лести, к тому, что им все восторгались, возможно, даже сравнивали с божеством.
Нет, божеством он не был. Она вспомнила, как Хоучард показывал ей записки, в которых сообщалось о многочисленных любовных похождениях герцога. Ей захотелось сквозь землю провалиться.
Нет, похоже, ничего не выйдет. Герцог всегда будет смотреть на нее лишь как на плохо одетую бедную вдову, которая явилась в замок для того, чтобы наняться гувернанткой к его сыну. Вот только понравится ли она мальчику и захочет ли он постоянно видеть ее рядом с собой? А Ричард не должен знать о том, что нравится ей больше, чем позволяют приличия.
Улыбнувшись Эванжелине, Бэссик налил ей крепкого кофе, а затем, по кивку герцога, безмолвно вышел из комнаты.
Она была англичанкой, во всяком случае, считала себя таковой, и ей всегда хотелось забыть о своей французской половине. Но кое в чем англичане ее раздражали. К примеру, Эванжелина с детства терпеть не могла тяжелые английские завтраки. Однако следовало не забывать, зачем она здесь, помнить о проклятом Хоучарде, помнить его напутствия… Поэтому девушка положила себе на тарелку почки, омлет, куски лосося и бекона. А потом медленно, не желая привлекать внимания, отодвинула тарелку в сторону и принялась намазывать тост толстым слоем масла.
– Похоже, ты плохо спала, – неожиданно заявил Ричард. Эванжелина едва не подавилась бутербродом. Заставив себя медленно прожевать и проглотить его, девушка отпила глоток кофе и холодно улыбнулась.
– Вы ошибаетесь, ваша светлость. Разве можно плохо спать в такой замечательной комнате и на такой удобной постели?
– Думаю, люди вообще плохо спят на новом месте. А ты слышала эти странные звуки? Стоны и скрипы замка? Когда на канале разыгрывается шторм, начинаешь думать, что замок вот-вот развалится и тебя похоронит под кучей древних камней. Но не беспокойся, ты привыкнешь к шуму.
– Да, думаю, это не составит большого труда. Вы правы, я даже забыла и о стонах, и о звоне цепей. Ричард даже не улыбнулся.
– А ты всегда по утрам в подобном настроении? – спросил он, поигрывая вилкой. – Впечатление такое, что ты отгораживаешься от мира частоколом слов.
– Нет, не всегда, – буркнула Эванжелина. – Ну хорошо, раз уж ты настаиваешь. Я плохо спала, потому что опасаюсь, что за ночь ты изменишь решение и выставишь меня из замка, – призналась она. – Я не хочу голодать, ваша светлость.
– Нет, я не передумал, так что
