замолчали, отрешенные от окружающего мира, очарованные тишиной ночи. Миллисент не смогла бы объяснить, что с ней произошло. Просто она вдруг почувствовала себя необыкновенно счастливой. Рана Лайона не загноилась, хотя кое-где пузыри полопались. Миллисент смазала их свежей мазью и наложила чистую повязку.
– Я думала, вы уже давно спите.
– Я пытался заснуть, но не смог. Старая колдунья принесла сегодня свои снадобья пораньше. – Лайон махнул здоровой рукой в сторону окна, и Миллисент заметила с полдюжины бутылочек, выстроившихся на столе.
– Она оставила вам какие-нибудь указания?
– А то как же! Не принимать их внутрь и не нюхать – только втирать в кожу. Это все один и тот же состав. В каждой из склянок доза на одну ночь – так она объяснила.
– И кто-то уже натирал вас на ночь этой мазью?
Лайон окинул Миллисент недоверчивым взглядом.
– Эту штуку, даже не знаю, как ее назвать, нужно втирать в тело. Меня выводит из себя одна только мысль о том, что Гиббз, Уилл или Джон станут меня растирать. Кроме того, я уверен, что эта Охинуа – самая настоящая шарлатанка.
– Почему вы так думаете?
– Она отказывается назвать болезнь или даже сказать, сможет ли ее вылечить. Разве настоящий доктор станет так себя вести? Эта женщина долгие часы изучала мое тело во всех подробностях, рассмотрела каждое родимое пятно, но так ничего и не сказала.
Миллисент встала с кровати и подошла к столу с лекарствами.
– Ее не интересовали родимые пятна на вашем теле, вы это знаете. Благодаря Охинуа вы хотя бы одну ночь провели спокойно, без кошмаров. – Леди Эйтон взяла в руки одну из бутылочек, поднесла к носу и понюхала. Запах показался ей знакомым, он едва уловимо отдавал землей. Должно быть, этот аромат встречался ей где-то в лесу. – Охинуа еще что-нибудь сказала?
– Вы и в самом деле собираетесь этим воспользоваться?
Миллисент подошла к кровати Лайона с бутылочкой в руках.
– У вас такой испуганный вид. Не бойтесь, я собираюсь всего лишь растереть вам руку новой мазью.
Лайон не успел ничего возразить. Миллисент присела на край постели и принялась закатывать рукав его ночной рубашки. Затем она опустила пальцы в склянку. Содержимое оказалось маслянистым, но неприятных ощущений не вызывало.
– На ощупь масса кажется прохладной. – Миллисент принялась осторожно втирать мазь в руку Лайона, стараясь не задеть ожог. Постепенно кожа Эйтона заметно потеплела. – Но ощущение меняется. Вы заметили? – Лайон ничего не ответил. – Я окунула в мазь только кончики пальцев, но уже чувствую, как жар проникает в руки и пронизывает все тело. – Миллисент снова зачерпнула немного мази, но на этот раз нанесла ее на узкую полоску груди, видневшуюся в вырезе ночной рубашки. От прикосновения пальцев Миллисент мышцы Лайона напряглись и вздулись. – А теперь ощущаете?
– Да.
Миллисент уже собиралась смазать плечо Лайона, но он неожиданно схватил ее за запястье здоровой рукой.
– Я хотел бы усилить ощущение здесь, – мягко сказал он и положил ее руку себе на грудь.
В пляшущих отблесках огня Миллисент не могла разглядеть выражение лица Лайона, к тому же мешала его густая борода. Медленными круговыми движениями Миллисент принялась растирать мужу грудь. Рука Эйтона по-прежнему лежала поверх ее ладони. Его кожа заметно потеплела, а тело Миллисент словно опалило огнем. Странное ощущение близости овладело ими, а легкое мимолетное прикосновение пробудило неведомую раньше чувственность. Они наслаждались друг другом, не произнося ни слова.
– Почему бы вам не закрыть глаза? Пускай снадобье делает свое дело! – мягко предложила Миллисент.
– Мне больше нравится смотреть на вас.
Их взгляды скрестились. Миллисент не понимала, что с ней творится. Ее неудержимо тянуло к Лайону, она не в силах была противиться этому наваждению. Словно околдованная, леди Эйтон склонилась к груди Лайона и обвила руками его шею. Воспоминание об их первом поцелуе жгло ее, не давая думать ни о чем другом. И вот она нежно коснулась губами его губ. Они были теплыми и мягкими. Набравшись храбрости, Миллисент продлила поцелуй, нерешительно скользнув языком по губам Лайона. И его губы раскрылись навстречу этой робкой ласке. Миллисент изо всех сил пыталась сдержаться, но охваченное жаром тело не хотело повиноваться. Лайон запустил пальцы в душистую массу ее волос. Хриплый голодный стон вырвался неожиданно, оглашая ночную тишину. Он отвечал на поцелуй с неистовством долго сдерживаемой страсти. Миллисент прижалась сильнее. Ее пальцы скользнули по лицу Лайона, нетерпеливо пробежались по волосам. Их пылающие губы вступили в исступленное противоборство, языки сплелись в яростном дикарском танце.
Хотя Миллисент прожила пять лет в браке, она никогда не испытывала ничего подобного. Пережитое ощущение наполнило ее восторгом, а ужасные воспоминания о близости с Уэнтуортом потускнели и отступили прочь. Она еще теснее прильнула к Лайону, с наслаждением вбирая в себя его восхитительный вкус и запах. Ее трепещущее тело изогнулось, стараясь устроиться поудобнее. Внезапно Лайон замер, крепко прижал к себе Миллисент и застонал. Услышав в его голосе боль и разочарование, леди Эйтон испуганно отшатнулась. От горечи и унижения у нее перехватило дыхание.
– Мне так жаль. – Она сделала попытку подняться, но Лайон обхватил ее еще крепче. – Что же я наделала? Лайон, простите меня.
– Подожди. Не уходи. – Он, как и Миллисент, тяжело дышал. Леди Эйтон опустила голову. Молодая женщина была слишком смущена, чтобы встретить взгляд Лайона, ведь она буквально набросилась на него. На глазах у Миллисент выступили слезы. Она явственно представила себе, как лежала, беспомощная, придавленная тяжелым телом Уэнтуорта, пока он брал от нее все, что ему было нужно. И так день за днем. А теперь она сама превратилась в чудовище, в хищницу. – Залезай ко мне под одеяло. – Миллисент в замешательстве подняла глаза. Ее лицо пылало, а в горле стоял ком. – Лайон нежно погладил ее по лицу и вытер слезы. – Ты вся дрожишь. Залезай ко мне под одеяло и ложись рядом.
Насколько проще было бы сбежать и спрятаться у себя в спальне, но Миллисент не двинулась с места. Прошлое, полное жестокости и отчаяния, заставило ее раскрыться для новых, неизведанных ощущений. Она жаждала большего и не собиралась трусливо отступать. Теперь ей некого бояться.
Не сказав ни слова, Миллисент скользнула под одеяло и уютно устроилась рядом с Лайоном, наслаждаясь теплом его тела. Эйтон закрыл глаза и нежно прижал к сердцу руку жены.
Сердце чернокожего ребенка лихорадочно колотилось. Джаспер Хайд окинул его хмурым взглядом и заметил, как бьется жилка на мокром от пота виске. На лице и шее отчетливо проступили темные язвы, их было больше дюжины. Мальчик всю ночь пролежал в лихорадке, корчась от боли. Хайду подробно доложили обо всем, но теперь он и сам видел, что творится с рабом. Это была оспа.
– Отнесите его на полубак. Да держите подальше от остальных, – сказал Хайд капитану корабля. – Придется провести осмотр всех рабов. Надо предупредить команду. Я хочу знать, есть ли еще такие же случаи.
Хайд угрюмо мерил шагами квартердек, когда пришел ответ. Это был единственный случай, но из-за него подвергалось опасности целое судно. Можно было потерять всех рабов, каждый из которых стоил денег. Хайд подозвал к себе капитана.
– Убейте мальчишку и тех двоих, что находились рядом с ним, и бросьте за борт.
Джаспер Хайд проснулся со стоном. Все его тело пылало будто в огне. Плантатор стянул с головы парик. Лицо взмокло от пота. Было уже далеко за полдень. Видимо, после позднего завтрака он заснул, сидя в кресле.
Охваченный внезапной паникой, плантатор принялся ощупывать грудь, шею и лицо, проверяя, нет ли на коже язв. Нет. У него не оспа. Все хорошо. Он здоров. И как будто нарочно, словно желая посмеяться над ним, жгучая боль резко полоснула по сердцу. Хайд схватился руками за грудь и запрокинул голову. Было трудно дышать, будто его с размаху ударили ножом или огрели раскаленной кочергой. Хайд замер, пытаясь побороть боль.
– Будь ты проклята, Охинуа, – прошептал он, судорожно хватая ртом воздух.
Гнусная ведьма была повсюду. Она тянула к нему свои иссохшие руки, понемногу отбирая у него жизнь и выхватывая удачу из рук. Утром до Хайда дошли новости: судно, в которое плантатор вложил свыше двадцати тысяч фунтов, три месяца назад село на мель у берегов Африки, близ Аккры. Рабы подняли мятеж, захватили корабль, убили капитана и команду. Двести семнадцать рабов добрались до суши и скрылись, а судно пропало. Сплошные убытки. И все эта проклятая чернокожая колдунья!
Услышав стук в дверь, Хайд раздраженно рявкнул секретарю, позволяя войти. Боль в груди понемногу стихла, когда Гарри появился в дверях.
– К вам пришел мистер Борем, сэр.
– Да кто он такой, черт побери?
– Лекарь, который пускал кровь доктору Домби, прежде чем тот умер. Вы посылали за ним.
– Пусть войдет.
Борем крадучись вошел в кабинет. Хайд сразу заметил, как доктор внимательно обшаривает глазами комнату, то ли пытаясь оценить стоимость каждой вещи, то ли желая убедиться, что его не ждет здесь какая-нибудь хитроумная ловушка.
Посетитель был в засаленной шляпе, надетой поверх массивного старомодного парика. Она казалась слишком тесной для его головы, но каким-то чудом держалась на макушке. Лицо доктора было усеяно оспинами, а живот выглядел подозрительно огромным для такого тщедушного тельца с узкими плечиками. Хайд решил, что, возможно, доктор носит с собой все свое состояние, пряча его в сумке под широким плащом.
Борем подошел к столу, почтительно сняв
