едва с ума не сошла.
– И потому что ты легла со мной, потому что забеременела от меня, она выбросила тебя из дома? Ах, Уилли, неудивительно, что тебе пришлось стать той, кем ты стала!
Она подняла голову и слегка отстранилась, так что ему пришлось чуть ослабить хватку. Но он не отпустил ее. Не мог отпустить.
– Не вини себя за мою скандальную жизнь! Я сама избрала этот путь. Когда я поправилась – роды были тяжелыми и, наверное, убили бы меня, не будь я молода и здорова, – пришлось цепляться за Джеймса, за единственного друга в этом жестоком мире. Он был добр ко мне, необычайно добр, и я отплатила ему, став его любовницей. После этого пути назад не было.
– Но тебе никогда бы не пришлось сделать такой выбор, не соблазни я тебя на чертовом сеновале!
– О, тогда мы соблазнили друг друга. И, насколько помню, я по своей воле пошла с тобой.
Она улыбнулась, и, хотя в глазах все еще плескалась печаль, Сэм разглядел еще что-то, пока что ему непонятное. Влечение? Обольщение? Приглашение? Неужели она намекнула, что опять готова принадлежать ему? Или ему просто слишком хотелось так думать? А может, это всего лишь игра света?
– Кроме того, – добавила Уилли, – я скорее всего рано или поздно убежала бы из Портруана и от мамы. Уж очень я тосковала. И посчитала себя счастливицей, когда нашла покровителя в Джеймсе. Если бы я отправилась в Лондон сама, наверное, оказалась бы в борделе и стала одной из тех женщин, о которых ты говорил. А так я жила в роскоши и ни в чем не нуждалась.
Она ловко вывернулась из его объятий, но позволила ему обхватить ее за плечи. Они немного помолчали. Сэм думал о юной Уилли, изгнанной из дома, потерявшей ребенка. О своей роли в ее падении. И все же нужно согласиться с ней, что могло быть гораздо хуже. Стоит поблагодарить этого художника за то, что он позаботился об Уилли, что она не оказалась на улице и жизнь у нее действительно была интересной.
– Ты была счастлива? – неожиданно спросил Сэм.
– По большей части. А ты? Был счастлив?
– По большей части. Но сначала я был вне себя от нетерпения поскорее вернуться к тебе. «Каллиопа» – то судно, на которое меня привезли, – отплывала на следующее утро в Ост-Индию, и мне оставалось лишь надеяться, что я успею послать тебе письмо.
Уилемина положила голову ему на плечо.
– Какое ужасное было время! И как мы тосковали! По крайней мере я оставалась в знакомом мне мире. Тебя же бросили в неведомое. Должно быть, это сущий кошмар.
– В те дни я пугался до смерти, когда приходилось забивать ядра в пушки. Тогда я боялся погибнуть и никогда больше не увидеть тебя. А по ночам, когда стоял на вахте впередсмотрящим, замерзая едва не до смерти, единственное, что согревало меня, – мысли о том, как мы лежали на сене, сплетясь, как две ленточки. – Сэм провел ладонью по ее руке от плеча до ладони, снова вспомнив о сеновале. – Он действительно был добр к тебе, этот Бенедикт? Хорошо с тобой обращался?
– Да. Пока я была с ним, не знала ничего, кроме нежности и ласки.
– Вы видитесь?
– Иногда, но не часто. Он бывал у меня в салоне. И даже после стольких лет нас до сих пор считают парой. Все из-за тех давних аллегорий.
– Но теперь, насколько я знаю, он работает в иной манере.
– Да, хотя ему все еще заказывают портреты. Хартфорд любил его работы и буквально был без ума от муз. Больше, конечно, от модели, чем от мастерства художника. Он стремился собрать все девять картин и не жалел никаких денег, чтобы разыскать и убедить владельцев их продать. Но собрал только семь. Принц-регент отказался расстаться с «Эрато».[5] И он так и не смог разыскать владельца «Терпсихоры».[6] Очень жаль, потому что именно она нравилась мне больше других.
– Мне тоже.
Уилли чуть отодвинулась и взглянула на него:
– Ты ее видел?
– Я ее купил.
Она откинула голову и рассмеялась:
– Ты? Ты и есть тот таинственный владелец «Терпсихоры»?!
Сэм кивнул и улыбнулся:
– Я купил ее вскоре после своего первого возвращения в Англию и нашей встречи в театре. Твоя мать рассказала о художнике, с которым ты сбежала, но не знала или не пожелала открыть его имени. Однако я без труда выведал, как его зовут, особенно после того, как справился о знаменитой модели. Тогда я был зол, терзался муками израненного сердца и поклялся забыть тебя навсегда. Но хотел во что бы то ни стало увидеть эти картины. Бенедикт еще не успел их распродать и был счастлив показать мне каждую. Я потерял дар речи от восхищения и тоски и не смог отвести глаз от «Терпсихоры» в ее развевавшейся тунике. Больше всего поражала ее манера держать лиру. Я влюбился в картину, мы договорились о цене, и я отдал все до последнего шиллинга из моих призовых денег. Картина путешествовала со мной с корабля на корабль, пока я не купил дом в Суссексе, где она висит в гостиной. Бедняжка Сара так и не поняла причину моей пылкой любви к «Терпсихоре». А я не рассказывал, хотя она понимала, что это работа истинного мастера. Как видишь, я тоже не забывал тебя, Уилли.
Она осторожно погладила его по щеке.
– Какими же глупыми мы были, что так долго ранили друг друга!
Сэм обнял ее и улыбнулся, а затем нагнулся и поцеловал.
Глава 5
Уилли мгновенно растаяла в его объятиях, таких знакомых даже после стольких лет. И проигнорировала тоненький внутренний голосок, предупреждающий, что как бы она ни хотела этого, все же делает огромную ошибку, следуя своему желанию. Сэм никогда не сможет по-настоящему простить и забыть ее сомнительное прошлое, что только приведет к новым обидам и боли для них обоих. Но она заставила замолчать предательский голос и отдалась поцелую. На минуту, всего на одну минуту, она хотела его, так сильно и глубоко, как никогда прежде. Потому что это Сэм. Ее первая любовь. Неужели все это «ради прежних дней»? Кого он целует? Уилли своей юности или женщину, которой она стала?
Она никогда не узнает, и сейчас для нее имело значение только то, что он ее целует.
Когда они, тяжело дыша, отстранились друг от друга, Уилемина взглянула в золотисто-карие, потемневшие от наслаждения глаза Сэма.
– Господи, Уилли, я весь горю как в огне. И хочу тебя так, как ни одну женщину на свете.
– О, Сэм… – она сжала ладонями его лицо, – встреча с тобой словно чудодейственный эликсир. Я поражена, потрясена и в восторге от того, что ты желаешь меня.
– Почему это тебя удивляет? Потому что тебе уже не двадцать?
– Мне уже даже не тридцать. И хотя я никогда не говорю с посторонними о своем возрасте, ты хорошо знаешь, что я перешла рубеж сорокалетия. Но я удивлена вовсе не поэтому. Просто думала, что мой образ жизни уничтожил всякие теплые чувства, которые ты мог питать ко мне.
– Никогда.
– Но десять лет назад, во время нашей последней встречи…
Он поднял руку, не дав ей договорить.
– Пожалуйста, не напоминай мне о моем позоре. Я сгораю от стыда.
– Почему? Я так и не поняла, что произошло. Ты искал меня, а потом, обменявшись несколькими натянутыми фразами, сбежал. Потому что не одобрил моего замужества?
– Нет, конечно, нет. Просто это оказалось неожиданным сюрпризом.
– То, что я так высоко взлетела? Или потому что герцог пал так низко?
– Ни то и ни другое. В глубине сердца я был рад за тебя. Рад, что ты наконец сменила прежнее существование на достойную жизнь. Нет, я… я был разочарован. И думал, что ты знаешь почему.
– Нет. Не знала и не знаю.
– Правда?
– Сэм, я понятия не имею, о чем ты толкуешь. Тогда я предположила, что ты посчитал меня выскочкой, каким-то образом заманившей герцога в сети брака. Так или иначе, я видела, что ты недоволен. Во всяком случае, мне так показалось. Скажи правду: о чем ты думал в тот вечер? Почему был не в своей тарелке?
Сэм упорно не поднимал глаз.
– Ничего. Так, глупость. Ты будешь смеяться.
– Возможно, но все равно скажи.
Сэм застонал:
– Какой все это стыд, черт побери! Ну ладно, скажу. Я думал… надеялся… черт. Дело в том, Уилли, что я собирался сделать тебе предложение.
Уилли даже рот приоткрыла от изумления.
– Руки и сердца?
– Нет, – покачал головой Сэм.
– А, теперь понимаю!
Конечно, ему бы в голову не пришло жениться на ней.
– Надеялся стать моим следующим покровителем? – улыбнулась она.
– Говорил же тебе, что это глупость, – пожал плечами Сэм.
– Сэм Пеллоу, ты лицемер! – объявила смеющаяся Уилемина. – Ты, который обличал меня как падшую женщину, захотел завладеть мною? Ну и ну! Как же все меняется!
– Ты права, это было полным лицемерием. Я стыдился своего поступка десять лет назад и стыжусь сейчас. Прости, Уилли. Я был настоящим подлецом, когда хотел этого от тебя.
– И сейчас хочешь, Сэм?
– Нет, Уилли, девочка моя, я никогда бы не попросил такого от тебя. Кроме того, сейчас ты слишком для меня хороша. Богата и знатна. Герцогиня!
– Для тебя я готова быть всем на свете.
– Ах, Уилли…
И он снова ее поцеловал. Несмотря на все эти годы, несмотря на разные пути, которыми они шли сейчас, ощущения, испытанные им, когда он держал ее в объятиях, были удивительно знакомы. Тогда, в Портруане, они оба были невинны. Были девственниками. Теперь же познали науку страсти, и желание вспыхнуло яростным пламенем.
Сэм попытался не обращать внимания на первые капли дождя, упавшие на лицо. Не желал, чтобы что-то им мешало. Но тут небеса словно разверзлись, и ему пришлось прервать поцелуй.
– Проклятие! Придется бежать в укрытие. За мной!
Он схватил ее за
