свои ритмичные движения, то глубоко погружаясь, то почти полностью оставляя ее. Лоб его и верхняя губа покрылись испариной. Каждое его движение вызывало в ней новое желание. Наконец он достиг своей высшей точки. Взрыв его необузданной страсти вызвал в ней новую вспышку ее потрясающего переживания. Вместе они достигли вершины и на мгновение растворились друг в друге и в собственной радости.
Джейсон безвольно обмяк в ней, дыхание его было тяжелым.
— Я люблю тебя, — прошептал он прямо в ухо и поцеловал ее мочку.
Глаза Каролин от удивления расширились, и в тот же миг она испытала взрыв невыразимого счастья.
— Я люблю тебя, — тихо призналась она.
Боль терзала ее грудь. О да, он любил, все это так. Как безумно ей хотелось, чтобы предметом его страсти была она. Но не ее любил Джейсон. Он любил Синтию!
В течение последних двух дней их пребывания в Грешам-Холле и по дороге назад, во время всего пути следования в Кент, Каролин продолжала находиться под впечатлением непонятной перемены в поведении Джейсона. Если раньше при каждом удобном случае он старательно избегал ее общества, то теперь он почти все время находился подле нее. Она часто ловила на себе его теплый и любящий взгляд. Он брал ее за руку, обнимал за плечи, временами он оставлял свое занятие и целовал ее в губы и щеки. Ночью, когда они оставались одни, он страстно занимался с ней любовью, и иногда она просыпалась среди ночи, разбуженная потоком его поцелуев, которыми он покрывал ее лицо и тело. Он владел ею с нежностью и страстью, властно и требовательно, с радостной готовностью обследуя ее тело и находя те местечки, лаская которые мог доставить ей наслаждение.
В сжатом пространстве купе поезда, следующего в Лондон, он спал вместе с Каролин на ее узкой постели. В этой крохотной комнатке их уединения он снова и снова дарил им обоим необъяснимое счастье. Он никак не мог до конца насладиться ею, и Каролин была счастлива выполнять его желания. Он учил ее таким вещам, которые доставляли удовольствие ему самому, удивляясь и радуясь ее готовности учиться. В своих ухищрениях и уловках они были свободны, а когда жажда утолялась, они смеялись и весело болтали о разных светских пустяках. Каролин не без успеха гнала от Себя всякую мысль о будущем. Она отказывалась думать о том, что случится, когда они вернутся домой. Как она скажет Джейсону правду и что потом будет делать? Вместо этого она просто жила и наслаждалась каждым прожитым днем, каждым мгновением.
Они остановились в Лондоне, чтобы навестить мать Джейсона. Каролин была счастлива снова увидеться с Селеной. Селена встретила ее с не меньшей радостью. То и дело она бросала удивленные взгляды на своего сына, который был раскован, беззаботен и открыто обожал свою жену. Но по поводу его удивительного преображения она не проронила ни слова.
Во второй день их пребывания в доме его матери Джейсон уехал по делам. Каролин наедине беседовала с Селеной.
— Дорогая, я вдруг узнаю, что у тебя была сестра, которая с кем-то убежала!.. Всем было известно, что сэр Невилл хотел выдать свою дочь замуж за человека из старинного и знатного рода.
— Полагаю, что последнее — правда, — признала Каролин. — Семья отца менее двух веков назад занималась торговлей. Он считал, что это позорное пятно еще не совсем было заглажено.
— А как насчет сестры, это правда? — настойчиво поинтересовалась Селена.
— Не-ет, не совсем. — Каролин отвела взгляд от слишком пронзительных глаз женщины. Ей вдруг внезапно захотелось рассказать этой доброй женщине всю правду.
Селена терпеливо ждала продолжения и не давила на Каролин. Каролин сглотнула и принялась рассматривать руки. Она не могла ей сказать. Какой бы понимающей ни была Селена, она не примет мистификации актрисы, притворявшейся ее невесткой, которая легла в постель с ее сыном без благословения на брак, да еще продолжает лгать ему относительно себя. От слез у нее сдавило горло.
— Я… я люблю Джейсона. Я хочу, чтобы вы поверили этому.
— Я верю, моя дорогая. Это видно по твоим глазам, по тому, как ты поворачиваешься к нему, когда он входит в комнату, как цветок следует за солнцем. И это взаимно.
Но Каролин подругой причине чувствовала себя несчастной. Если он узнает, как Каролин обманула его, он возненавидит ее. Она вспомнила то отвращение, которое прозвучало в его голосе, когда он спросил, неужели она так низко пала, что стала актрисочкой. Одного факта, что на протяжении пяти лет она была актрисой в странствующей труппе, будет достаточно, чтобы вызвать в его глазах презрение. Но кроме всего прочего, она еще лгала ему, обманывала его. Его гордость будет задета: он решит, что она сделала из него дурака. Он почувствует себя униженным оттого, что признался ей в любви, и возненавидит за то, что она вновь пробудила в нем искру любви к Синтии. И сердце его снова будет терзаться от боли, потому что Синтия не изменилась и она не любит его. Теперь он разгневается на нее еще больше, чем если бы она рассказала обо всем до смерти отца. Если бы она тогда раскрыла правду, он выкинул бы ее на улицу немедленно.
Все же она должна сказать ему! Она ненавидела этот обман, в котором жила. Само то, что он, занимаясь ли с ней любовью, признаваясь ли ей в своей любви, всегда считал ее Синтией, было для нее незаживающей раной. Она гадала, как долго еще сможет терпеть эту пытку и продолжать обман.
Каролин зажала рот и подавила в себе признание, готовое сорваться с губ. Наблюдавшая за ней Селена озабоченно нахмурилась и быстро сменила тему:
— Моя дорогая, я тебе рассказывала об именинах леди Эбернейти?
Каролин с благодарностью улыбнулась:
— Нет, кажется, нет. Что же там случилось?
Селена с головой окунулась в воспоминания и с улыбкой поведала ей о вечере в доме этой достойной женщины. Темы о перемене в Джейсоне и их браке они больше не касались.
Спустя несколько дней они уехали из Лондона, сгорая от нетерпения увидеть Лорел и снова оказаться в Браутон-Курт. Каролин немало была удивлена тому, как наполнилось ее сердце радостью и любовью, когда вдали она увидела Браутон-Курт, изысканный и ненавязчиво красивый. Она улыбнулась и воскликнула:
— Ах, как приятно снова оказаться дома!
Джейсон бросил на нее быстрый взгляд и улыбнулся:
— Я всегда чувствую то же самое. Курт своим очарованием околдовал и тебя.
— Да, думаю, что это так. Я только хочу…
— Хочешь чего? Продолжай.
Каролин не предполагала затевать этот разговор, поскольку боялась обидеть Джейсона, но, раз уж так получилось, она закончила мысль:
— Я как-то видела на чердаке удивительно красивую мебель. Тогда я подумала, что было бы неплохо одну-две комнаты обставить ею. Мою комнату и, возможно, гостиную наверху.
Его глаза от удовольствия заблестели.
— Но, дорогая, ты сама заново обставила весь дом. А теперь ты хочешь вернуть все на место?
Значит, Синтия сама убрала Браутон-Курт по последней моде, сделав его слишком совершенным и до некоторой степени пустым. Могло бы показаться странным, что теперь ей вдруг захотелось сменить мебель на старую.
— Я не имела в виду весь дом, — поспешно объяснила она. — Только комнату или две. Я думаю, что мне разонравился стиль моей спальни. Мне бы хотелось чего-то более простого и изысканного. Жаль, что мебель на чердаке ветшает понапрасну, тем более что она так соответствует стилю дома и эпохе, когда он был построен.
Мы могли бы мебель из моей спальни поставить в одну из пустых комнат третьего этажа.
— Конечно. Ты свободна в выборе, можешь изменить любую комнату по своему вкусу и желанию. Я привык к перестановкам, моя мать бесконечно занималась этим.
Карета остановилась. Снова они обошли выстроившихся для приветствия в ряд слуг. Каролин осталась довольна собой, потому что на этот раз она называла каждого из них по имени и для каждого у нее нашлись отдельные слова приветствия. Она вспомнила, какой была нерешительной, когда увидела их впервые. Как только они закончили эту процедуру, Джейсон и Каролин вместе поднялись в детскую.
Лорел бросилась на шею к ним обоим, обвила их руками и приложила максимум усилий, чтобы обнимать и целовать их одновременно. Каролин, вставшая, чтобы поприветствовать Лорел на колени, от такого избытка чувств со стороны девочки потеряла равновесие и упала на пол. Со смехом она села, и Лорел уселась у нее на коленях. Каролин взглянула на Джейсона, и улыбки, которыми они обменялись, были теплыми и многозначительными. Она подумала, что никогда раньше не видела его таким счастливым и раскрепощенным. Глубокие складки вокруг глаз и рта расправились, и теперь, когда уголки рта были приподняты, его лицо уже не казалось грустным. Каролин страстно пожелала, чтобы он таким оставался всегда, чтобы они могли остановить это мгновение и оно могло длиться всю их жизнь.
Она почувствовала, как ей стало не по себе, и оглянулась. Ее взгляд встретился с глазами Бонни, рот которой был крепко сжат и выражал неодобрение, а в глазах няни светились негодование и злоба. Каролин понимала, что Бонни считает, что она предала свою сестру и превратилась в покорную рабыню Джейсона. Но это была не правда. Она любила Синтию и не собиралась ее бросать. Но столкновение с такой воинствующей преданностью испортило момент близости и тепла. Ее жизнь может оставаться такой всегда. Находя для себя одно оправдание, другое, она продолжала оттягивать момент правды, пытаясь сохранить радость любви и страсти Джейсона. Но больше оттягивать было нельзя. Ради Джейсона, ради нее самой она должна была рассказать ему об обмане.
Горячие слезы обожгли ей глаза, она
