некто, похожий на вас. Но поскольку мы христианки и должны спасать заблудшие души, вы оказались у нас. Случилось это после того, как братья Слоун нашли вас почти бездыханным в какой-то канаве и привезли к нам. С этого момента мы и заботимся о вас.
– Стало быть, вам известно, кто я, – произнес он высокомерно, уязвленный ее дерзостью и бесцеремонностью, особенно неприятной потому, что, похоже, эта юная особа знала, что разговаривает с пэром Англии, а это положение, как ему казалось, должно было обеспечить если не приличную еду, то по крайней мере, некоторое уважение.
– Время от времени к нам попадают газеты, лорд Хантли. И, кроме того, настоятельница монастыря, вдовствующая графиня Бэмфорд, узнала вас.
Филипп понятия не имел, кто такая леди Бэмфорд, но это его не удивило. Он уже много лет не был в Англии и даже не вспоминал имена людей, с которыми ему когда-то доводилось встречаться. Но при его скандальной репутации не стоило удивляться тому, что здесь о его существовании знали многие совсем незнакомые ему люди.
– Понятно. Что ж, надеюсь, я у вас не задержусь. Думаю, уже сегодня ближе к вечеру я мог бы отсюда уехать.
– Мне бы этого очень хотелось, но боюсь, это невозможно, – живо ответила она. – Вы ранены в ногу, у вас сломаны три ребра, а на голове ужасная рана. Кроме того, у вас, похоже, сломан нос.
– Опять? – вслух удивился он. Она подняла брови. – Черт! Нос у меня раньше уже был сломан, – добавил Филипп устало, потирая скулу. Не мешало бы побриться, а то он, должно быть, выглядит как настоящий дикарь.
– Вы, похоже, завзятый бретер, – заметила девушка, и Филипп не стал ей возражать. – Вам не нравится каша? – спросила она, взглянув на почти полную миску, которую он так и не рискнул поставить на столик.
– Не нравится, – честно ответил он. – Ужасная гадость.
– Теперь понятно, откуда у вас так много ран, – ответила девушка, забирая у него миску.
Затем она взяла с подноса полотняные бинты и небольшую баночку с мазью. По-прежнему не церемонясь, девушка – «сердитый ангел» – положила одну маленькую руку ему на грудь и слегка подтолкнула, опрокидывая Филиппа на подушку.
Обрабатывала раны она молча. Сначала смазала порез на лбу. Он тоже молчал, хотя очень хотелось ругаться и жаловаться, потому что мазь начала щипать. Несмотря на боль во всем теле, Филипп остро ощущал, как ее нежные пальцы мягко поглаживают его кожу. И боль не помешала ему заметить ее красивую грудь, оказавшуюся прямо перед его глазами, когда девушка склонилась над ним. На ней было какое-то ужасное платье серого цвета, закрывавшее все почти до самой шеи, и белый передник, приколотый к платью булавкой. Даже через грубую ткань было видно, как напряглись ее груди. Очертания полной, округлой груди всего в нескольких дюймах от него. От его рта.
Филипп не стал отводить взгляд. Пусть он дворянин и джентльмен, но ведь заинтересованный взгляд еще никому не причинил вреда. Ничуть не смущаясь, девушка расстегнула пуговицы его рубахи и распахнула ее, обнажая грудь. Филипп с удовольствием подчинился, мимоходом заметив, что его одеяние очень похоже на женскую ночную сорочку.
– Что это на мне? – с подозрением спросил он.
– Можете поблагодарить Генриетту, нашу кухарку, это она одолжила вам одну из своих ночных рубашек. Это единственное, что подошло вам по размеру.
– Что ж, передайте ей мою благодарность, – сухо заметил Филипп.
Конечно, было бы лучше, если бы Генриетта приготовила ему приличную еду. Но, бросив взгляд на «сердитого ангела», он не решился произнести это вслух.
Какое облегчение – избавиться, пусть даже частично, – от треклятого женского одеяния и вместо грубой ткани почувствовать на своей груди теплые девичьи руки!
– А это от чего? – спросила она.
Он посмотрел на старый серый шрам на левом плече, по которому она водила пальцем.
– Обычная история, – ответил он, и собственный голос показался ему грубым. – Дуэль из-за какого-то пустяка.
– Наверняка из-за какой-то женщины, – произнесла она насмешливо.
– Карточная ссора, – поправил он.
Щеки девушки слегка порозовели, когда она откинула одеяло, чтобы осмотреть раненую ногу. Аккуратно забинтованная тонкой холстиной огнестрельная рана оказалась на середине бедра. Девушка осторожно начала разматывать бинт. Занимаясь этим, она говорила, и, хотя Филипп был еще, очень слаб, ее руки и голос вызвали в нем возбуждение.
– Доктор удалил пулю. Он сказал, что если не будет воспаления, вы быстро поправитесь, но хромота может остаться.
Она быстро нанесла мазь, и начала накладывать свежую повязку. Неожиданно резкая боль заставила Филиппа застонать. Не удержавшись, он поморщился.
– Простите, – тихо сказала она.
С некоторым сожалением Филипп позволил ей застегнуть пуговицы на своем ужасном одеянии и укрыть себя одеялом.
– Как часто вам приходится это делать? – спросил он, когда она закончила.
– Раз в день, – ответила она.
«Я бы предпочел раз в час», – подумал он.
Девушка поставила миску с кашей и баночку с мазью на поднос и направилась к двери. Ему не хотелось, чтобы она уходила. Кроме того, ему совсем не хотелось вновь оставаться в одиночестве.
– Мне не помешало бы еще одно одеяло или даже пара – здесь жуткий сквозняк. Кроме того, прикажите занавесить окно и, пожалуйста, раздобудьте где-нибудь немного бренди.
С невозмутимым видом она проигнорировала его просьбы.
– Вы не сказали мне, как вас зовут, – чуть не прокричал он, когда девушка уже открыла дверь.
– Но вы не спрашивали, – дерзко ответила она. «Несносная девчонка», – подумал он. Она хотела, чтобы он спросил, и, черт возьми, он это сделал.
– Меня зовут Анджела, – ответила она, – но я не ангел. – С этими словами она вышла, хлопнув дверью и оставив его в полном одиночестве.
Филипп никогда не любил одиночества. В одиночестве он скучал, поэтому любил проводить время в окружении друзей, приятелей, знакомых. Он всегда предпочитал компанию, и вот теперь единственный, кто может скрасить его одиночество, – «сердитый ангел», неизвестная простушка, правда, чертовски привлекательная. Впрочем, и она покинула его. И ему не оставалось ничего другого, кроме как думать о том, о сем – занятие, которого он обычно избегал.
Прежде всего, в голову пришла мысль, что решение избрать голодную смерть, было, пожалуй, не самым разумным. К боли в ноге и груди добавились муки голода. И понятно, что он не уедет отсюда ни сегодня, ни завтра, ни даже послезавтра, поскольку ему просто некуда ехать. Вернее, нет места, куда бы ему хотелось поехать, потому что при безвыходной ситуации можно приспособиться и к жизни в монастыре. Филипп не смог сдержать усмешку при мысли о том, что такой вертопрах, как он, оказался здесь, в Божьей обители.
Кто же знал, что монахини такие хорошенькие? Раньше он почему-то считал, что все они – страдающие старые девы, единственное занятие которых молиться о заблудших душах. Впрочем, вполне возможно, что Анджела молится о том, чтобы он просто поскорее исчез, лучше навсегда. Вот она совсем не похожа на страдающую старую деву. Нет, конечно, она молодая, соблазнительная и дьявольски привлекательная.
Думать о таких вещах было приятно. И Филипп начал представлять, как она расстегивает ему рубашку, проводит рукой по его груди… Потом его мысли понеслись дальше. Сначала ее волосы освободились от заколок, затем платье легко скользнуло на пол. Сминая простыню, он представлял, как его руки блуждают по ее телу, и вот она уже в постели, рядом с ним, он запускает пальцы в золотистые волосы, привлекает к себе, ее губы все ближе, и вот…
Непонятно почему его взгляд скользнул вверх по стене. С небольшого деревянного распятия на него смотрел Христос.
– Господи Иисусе, – вырвалось у него, но он так и не понял, утверждение это или сожаление.
«Да, мне все еще трудно быть праведной», – думала Анджела, направляясь на кухню. За шесть лет монастырской жизни она так и не научилась контролировать свой язык, настроение и эмоции. Иногда у нее возникает желание закричать от отчаяния, без всякой на то причины, лишь бы разрушить эту безжалостную тишину и услышать, как ее собственный голос эхом отражается в бесконечных каменных коридорах. Она жаждала музыки, танцев, смеха. Шесть лет она здесь, а все еще не может привыкнуть к грубой шерстяной ткани, которую так неприятно чувствовать на своей коже. Ей так не хватает мягкого атласа, нежного шелка и искусно сшитых платьев, какие она носила прежде. Шесть лет она здесь, а ее тело все еще наполняется желанием при виде мужчины.
Ее пульс резко участился, а тело предательски среагировало, как только она увидела этого порочного человека. Всей Англии известно, что у лорда Хантли плохая репутация. Этот кутила, проматывавший фамильное состояние, погубил многих женщин. А еще он славился своей вспыльчивостью и многочисленными дуэлями. Когда, вопреки ожиданиям, титул лорда унаследовал его брат-близнец, разразился крупный скандал. Филипп Хантли бежал в Париж, но легенды о его кутежах очень скоро пересекли Ла-Манш. Короче говоря, он был легендарной личностью. Воплощением греха.
Три дня назад Анджела стала свидетелем того, как братья Слоун вместе со всякой всячиной, которую они обычно привозят из города, выгрузили с тележки его, потрепанного и избитого. При виде этой картины ее сердце сжалось – но не от отвращения, а оттого, что такая красота была почти уничтожена. И еще оттого, что она уже шесть лет не встречалась с мужчинами – с того момента, как прибыла в Стэнбрукское аббатство. Джонни и Уильяма Слоунов можно не брать в расчет. И вот теперь появился он – красивый, порочный и нуждающийся в нежной заботе.
Аббатиса, более
