других дел.
– Мне действительно жаль. Все это из-за ужасной боли и мучительной скуки.
Предприняв попытку сесть в кровати, лорд Инвалид поморщился.
– Мучительная скука? Вы очнулись чуть более двух часов назад после трех дней беспамятства, – подчеркнуто строго сказала она.
– Теперь я, надеюсь, уже могу взять поднос? – Когда она не пошевелилась, он прибегнул к последнему средству: – Дайте, пожалуйста.
– Раз уж вы сказали «пожалуйста». – Анджела поставила поднос ему на колени.
– Знаете, а ведь я, должно быть, впервые в жизни сказал «пожалуйста», – заметил он, беря в руки нож.
– Мне придется дать вам за это награду, – сухо ответила Анджела.
– Никому не говорите. Это изменит мою репутацию. На секунду он показался ей совершенно серьезным, но затем она уловила намек на хитрую улыбку и поняла, что он шутит. Значит, он не просто законченный негодяй, а с чувством юмора. Это еще опаснее. Она должна уйти, причем немедленно.
– Я думаю, тут уже трудно что-то изменить, – ответила Анджела. И вопреки голосу разума подвинула стул и села. Дело в том, что он единственный, новый человек, с которым можно поговорить. У нее шесть лет не было такой возможности.
– Это восхитительно, – сказал он. – Ваша кухарка все-таки может готовить прилично.
– Да, может.
– Так чем же вы провинились, что вам поручили ухаживать за мной? – спросил Филипп после недолгой паузы, во время которой он уничтожил половину своего довольно обильного завтрака.
– А почему вы считаете, что это наказание для меня? – ответила она уклончиво.
– Видите ли, Анджела, – снисходительно произнес он, кладя вилку и глядя на девушку губительным взглядом, – я не так глуп, как обо мне говорят.
– А слухи о вашей порочности тоже преувеличены? – спросила Анджела.
Эти слова вылетели у нее изо рта сами собой.
– Возможно, – ответил Филипп, пожав плечами, и это движение снова заставило его поморщиться от боли. – Но можете не беспокоиться, ведь сейчас я почти прикован к постели.
– Вам не стоило этого говорить, у меня может появиться желание сохранить для вас такое положение.
– А я не стал бы возражать. Меня нигде не ждут, идти мне некуда.
– Разве вас после отъезда за границу вывели из состава клуба? – поддразнила его она.
– Надеюсь, нет. Это было бы страшнее смерти. Хотя жизнь здесь не многим лучше.
– Здесь хорошо, – возразила она. – Тихо, спокойно, и я здесь счастлива.
Лорд Инвалид бросил на нее взгляд, в котором читалось сомнение.
Да, конечно, здесь тихо и спокойно. И она была здесь почти счастлива. Но в последнее время это бесконечное спокойствие стало ее тяготить. Однако гостю вовсе ни к чему было знать об этом.
– Вы закончили? – вдруг резко спросила Анджела. Она поймала себя на мысли, что ей приятно находиться в его обществе, а это было уже слишком. Одно дело – уставать от однообразия, тишины и спокойствия и совсем другое – поддаться чему-то такому, что может захватить и увлечь.
А этот человек не только внешне привлекателен, он ведь еще умен и остроумен, а это в корне меняет дело. В такой ситуации кроется реальная опасность, а Анджеле дорого обошелся урок, который она, к счастью, хорошо усвоила: лучше вообще избежать соблазна, чем пытаться противостоять ему.
– Да, спасибо, – сказал он, жестом давая понять, что поднос можно забрать. – Вы будете мне делать перевязку? – спросил он, надеясь услышать утвердительный ответ.
– Не сейчас.
– А как насчет одеяла? Пожалуйста.
– Если вы будете так часто говорить «пожалуйста», то не заметите, как это войдет в привычку. И что же тогда подумают ваши друзья? – сказала Анджела и вышла из комнаты. В коридоре она встретила Пенелопу.
– Ну, как он? – спросила она. – По-прежнему капризен?
– Да. Но теперь ему нужны одеяла. Потом он, наверное, попросит свечи и сигары, – сказала Анджела.
– А мне он показался обаятельным, – сказала Пенелопа, и в ее взгляде скользнуло разочарование.
– Красивые мужчины не развивают такие качества, как обаяние, потому что они в них не нуждаются, – ответила Анджела.
– Если даже при отсутствии обаяния в него влюблялось так много женщин, значит, наш лорд Инвалид необычайно красив, – задумчиво произнесла Пенелопа. Все девятнадцать лет своей жизни она провела в монастыре, и у нее фактически не было опыта общения с мужчинами.
– Бог знает, как ему это удалось, – ответила Анджела, хотя, конечно, догадывалась. В своем нынешнем искалеченном состоянии Хантли, безусловно, не был уж очень красив, но она хорошо себе представляла, каким он мог быть, если бы не раны. Он обладал невероятным магнетизмом, который обещал что-то волнующее и неизведанное, притягивая неискушенных женщин. Он мог быть соблазнительным и очень опасным.
– Я отнесу ему одеяло, – вдруг сказала Пенелопа, предлагая тем самым нарушить строгие монастырские правила. В благодарность за услугу Анджела сохранит в тайне эту маленькую провинность.
– Спасибо.
На несколько часов Анджела была избавлена от общения с Филиппом Хантли.
Анджела зашла в комнату лорда Инвалида уже к вечеру, когда небо стало нежно-фиолетового оттенка, напоминающего цвет барвинка, а луна только начала подниматься. Она несла ему ужин и толстую восковую свечу, пламя которой всю дорогу предательски дрожало.
Когда она вошла в комнату, Филипп спал. Стараясь не шуметь, Анджела поставила поднос и начала осматривать его раны. Какая-то часть ее существа хотела, чтобы раненый проснулся и чем-нибудь ее разозлил и у нее появился бы повод держать его на расстоянии и не обращаться с ним строго.
Но он безмятежно спал и во сне казался таким кротким и невероятно красивым.
Тут Анджела вспомнила о тайной молитве, об исполнении желания, с которой она обращалась к Господу. Похоже, что Господь ее неправильно понял и ей следует быть более точной в своих обращениях к нему. Анджела просила о прощении своих грехов, о втором шансе на любовь, но к порядочному человеку, который ответит ей взаимностью. А Господь послал ей мужчину неправедного, похожего на ее первого возлюбленного, послал ей человека, который вновь может погубить ее. Причем случилось это теперь, когда она встала на путь спасения.
Глава 2
Прошла неделя, в течение которой Анджела, слава Богу, сумела удержаться от убийства лорда Инвалида. Но ей этого очень хотелось!
Вопреки всем доводам разума Анджела дала ему колокольчик, чтобы лорд Хантли мог позвонить, если ему что-то понадобится. Она надеялась, что, таким образом, наконец, избавится от его постоянных жалоб на отсутствие звонка. Но теперь ее все время, даже во сне, преследовало звяканье этого колокольчика. Филипп звонил, она приходила, потому что он был серьезно ранен, а ей меньше всего хотелось взять еще один грех на душу.
Причины, по которым он вызывал ее, были просто смехотворны. То в комнате слишком жарко – не могла бы она открыть окно? То слишком холодно – не могла бы она закрыть окно и принести одеяло? То он не может спать. То ему скучно, то он голоден. В общем, он был просто невыносим.
Правда, на еду, он больше ни разу не жаловался. Она старалась кормить его как можно лучше, чтобы он быстрее восстановил силы и ушел из ее жизни навсегда.
В качестве маленькой мести она намеревалась заставить его до конца жизни носить ночную сорочку Генриетты, но Джонни Слоун принес свои брюки, рубашку и взял с нее слово, что она передаст их Филиппу. Анджела так и сделала. А пока он переодевался в ее присутствии, она забрала у него звонок. Это была ее первая победа.
Помимо всего прочего лорд Инвалид не переставал требовать бренди, хотя иногда снисходил до просьбы. Порой Анджела всерьез подумывала тайком отправиться в город за бутылкой, но лишь для того, чтобы разбить ее о его голову, хотя в результате у него появится еще одна рана, которую ей же и придется лечить.
Его раны досаждали ей не меньше, чем ему самому, в этом она была уверена. Каждое утро ей приходилось накладывать мазь и менять повязку. Рана на голове, слава Богу, уже зажила. И каждый раз, когда она, обрабатывая раны, наклонялась над ним, она чувствовала его… нескромный взгляд и благодарила Бога за необходимость носить закрытое платье. А то ее подопечный увидел бы, как вспыхивает ее кожа, реагируя на его взгляд. Моментами ей даже казалось, что она ощущает на себе его руки. И исходя из своего прошлого опыта она предполагала, что его прикосновения доставили бы ей удовольствие. И это было плохо.
Она больше не проверяла синяки на его груди, потому что была почти уверена, что они исчезли и не нуждались в обработке, а еще из-за того, что заметила за собой, с каким удовольствием она прикасается к открытым участкам его упругой кожи.
А еще была огнестрельная рана на ноге. Доктор заверил ее, что рана не такая страшная, какой могла бы быть, учитывая характер ранения. Пуля не задела кость, доктор извлек ее, так что если регулярно обрабатывать рану, она прекрасно заживет, причем довольно быстро.
«У такого повесы и гуляки не должно быть такого тела», – думала она. А ей приходится ухаживать за этой чертовой раной на его мускулистом бедре, совсем рядом с… Ей не следует этого произносить. Не следует об этом думать. И даже знать об этом не следует, но она знала.
Она уже раньше была с мужчиной. Один раз. И испытала удовольствие. Но последствия погубили ее. Она пришла в аббатство, чтобы получить прощение или, по крайней мере, забыть произошедшее.
Анджела почти преуспела в этом, но появился лорд Инвалид, и ее эмоции вновь начали просыпаться.
Она пыталась полностью посвятить себя Богу, который мог простить ей грех.
