ослабить ее страхи, но не уничтожит их окончательно. Лукас должен попросить у нее прощения. Он должен сказать, что сожалеет о том, что воспользовался ее невинностью и невежеством. Он должен признать за собой часть вины в смерти ее отца. И если Филипп прав, и сцена, устроенная в саду, – его рук дело, он должен попросить прощения за то, что опять пытался разрушить ее шанс на любовь и счастье.
Она может постареть и умереть, но так и не дождаться его извинений. Перспектива грустная.
Но она может разыскать Лукаса и потребовать от него извинений. Правда, на это нужно время, и ей придется вновь встретиться с ним лицом к лицу, а она не уверена, что ей этого хочется. Да и вообще он может извиняться до последнего вздоха, но от этого она не станет чувствовать себя лучше.
Но стоило Филиппу заключить ее в объятия, как все в мире становилось правильным и совершенным. Сегодня вечером, за ужином, когда она ловила его взгляд, по всему ее телу прокатывались уже знакомые ей волны. Он возбуждал ее так же, как в первый раз. Когда он смотрел на нее или просто находился рядом, шелк казался ей мягче, а воздух теплее. И она могла бы поклясться, что даже кровь начинала быстрее бежать по ее жилам.
Она постоянно представляла себе, как они занимаются любовью – его руки, губы, его поцелуи. И она могла представить, что почувствует, когда он окажется внутри ее. Но этого ей допускать не следует.
Она не была совершенной. Но ведь и он таким не был.
И Анджела вспомнила о молитве, которую она читала в монастыре каждую ночь перед сном. Она молилась о том, чтобы Господь дал ей второй шанс на любовь с достойным мужчиной, которого она могла бы полюбить, и который ответил бы на ее любовь. А ведь она ни разу не прочитала эту молитву со времени возвращения Филиппа.
Может, Господь ответил на ее молитвы?
Раздался стук в дверь.
«К черту прошлое, – подумала она, – когда у меня есть возможность быть в земном раю и быть любимой».
Она открыла дверь.
– Обещай мне, что останешься здесь до утра, – сказала Анджела, когда Филипп вошел в ее спальню, и она заперла за ним дверь.
Она стояла перед ним во весь рост. Ее волосы, отливавшие золотом в свете свечи, были распущены и ниспадали на плечи. Он откинул один локон и ласково провел рукой по ее щеке. Кончиком пальца он провел по изгибу шеи, изгибу плеча, выпуклости груди. Он заметил, что Анджела теребит складки шелковой юбки. Она явно нервничала. Он взял ее руку в свою.
Ему повезло. Он стал человеком, который поцелуями отметет ее страхи, снимет боль, а взамен даст ей удовольствие.
– Пообещай мне, пожалуйста, – прошептала она. Это была мольба. Она думала, что просит слишком много. Но она точно так же могла попросить его дышать, поскольку выполнить это обещание было легче всего.
– Анджела, я обещаю тебе, что всегда буду просыпаться с тобой – каждое утро каждого дня до конца своих дней.
Он опустился на колено и посмотрел ей в глаза. По меркам широкого жеста это можно было и не считать. Не было поэзии, торжественной пышной церемонии, не было публики, которая могла бы засвидетельствовать обещание. Не было ничего, вообще ничего, кроме безыскусной голой правды. Он стоял, преклонив колено, с кольцом в руке, и не было никаких сомнений в его намерениях и обещаниях.
– Ты выйдешь за меня, Анджела?
– Я уже дала свое согласие. Но… – Анджела подняла его с колен. – Я не невинна. Ты должен знать, что ты не будешь первым моим мужчиной. Но я могу пообещать тебе, что ты будешь моим единственным. Я люблю тебя. И если ты все еще хочешь жениться на мне…
Филипп поднес кончик пальца к ее губам.
– Анджела, я уже знаю. И все равно люблю тебя. Я не могу не любить тебя. И надеюсь, что стану для тебя единственным мужчиной, точно так же, как ты станешь единственной женщиной, с которой я буду заниматься любовью. Но для меня важнее всего твое счастье. Ну не плачь. Скажи «да» и позволь мне любить тебя сегодня и всегда.
– Да, – ответила она. Ее голос был уверенным, твердым и спокойным. Филипп надел ей кольцо на безымянный палец левой руки. Он позволил ей одну секунду полюбоваться им, улыбаясь ослепительной, словно блеск бриллиантов, улыбкой.
Кольцо было у нее на руке, правда была сказана, в сердце вернулась надежда – Анджела знала, что теперь она готова. Хотя однажды она уже делала это, она немного нервничала. Как ее второй первый поцелуй, это будет ее второй первый раз. Помнила ли она, что нужно делать? И вообще, знала ли она что-нибудь об этом? Имеет ли это вообще какое-либо значение? Но на этот раз все будет по-другому, в этом она была уверена. Она знала, что он может доставить ей удовольствие, и она может доставить удовольствие ему.
Они любят друг друга. Они ждали достаточно долго. Она прижалась губами к его губам. И если оставались какие-то последние, слабые сомнения, Филипп отмел их своим поцелуем. Он отвел назад ее волосы и прижал ладони к ее лицу. Он держал ее, упиваясь ею. Она раскрыла губы, и он сделал то же самое. Поцелуй углубился.
Теперь, когда этот момент настал, ждать дольше стало невозможно. Месяцы желания, любви и потерь, наконец, закончились.
Она торопливо начала стаскивать сюртук с его плеч. Их губы не расставались, он скинул сюртук, а она уже расстегивала пуговицы его рубашки.
Одежда бесшумно падала на пол. Анджела прижала ладони к его груди. Его кожа была горячей на ощупь, и она чувствовала, как бьется его сердце. Она ласкала мускулистые плечи, широкую сильную грудь с мягкими негустыми волосами, твердый, без капельки жира живот.
Анджела открыла глаза и сделала шаг назад, чтобы видеть то, что она ощущала своими руками. О да, теперь он стал сильнее. Он загорел. Невозможно было не вспомнить его, полуобнаженного, таскающего под палящим солнцем тяжеленные доски, когда лишь свежий ветерок охлаждал его разгоряченную кожу.
Да, он изменился. Он стал другим – сильнее, крупнее, и по-прежнему принадлежал ей. Волосы на его груди сужались в полоску, ведущую вниз. Его возбуждение было явным. Она даже не потрудилась отвести глаза.
И она не смогла сдержать улыбку от осознания того, что его влекло к ней. Она помнила ощущение, которое испытала, держа в руках его невероятно твердый и сильный фаллос, с такой тонкой, шелковистой и удивительно горячей кожей. Ее больше не волновало то, что она не должна была знать, как выглядит мужское естество и каково оно на ощупь. Теперь она знала все или почти все и была этому рада, потому что сейчас ей не нужно бояться, она хотела только наслаждаться.
Он застонал и заставил ее взглянуть ему в лицо. Его глаза потемнели, губы сжались в твердую жесткую линию.
– Говорят, что я могу погубить женщину одними глазами. Но твои глаза… когда ты так смотришь на меня…
– Посмотри на меня, – прошептала она.
Филипп протянул руку и от самого затылка начал поглаживать Анджелу по голове, по спине. Потом обеими руками быстро расстегнул пуговицы на ее платье. Она скинула его. Он легко расшнуровал корсет и помог снять тонкую сорочку.
И она была этому рада. Он делал это раньше и знал, что делает. Это означало, что не будет лишних минут мучительного копошения. Она быстрее сможет освободиться от своих одеяний. И вот она уже стоит перед ним в одних чулках, а ее одежда брошена на пол, словно разбитые в сражении доспехи.
Анджела наблюдала за ним, а он пристально смотрел на нее. Его глаза сконцентрировались на ее груди, и от его взгляда соски затвердели. Глаза Филиппа стали совсем темными, и он перевел взгляд ниже, на мягкую округлость ее живота, потом еще ниже и закусил нижнюю губу.
Ее желание было таким сильным, таким отчетливым, что она неожиданно почувствовала себя очень смелой. Она повернулась и пошла к кровати, бросив на него взгляд через плечо.
Она села на кровать. Он встал перед ней. Она подняла руки и начала медленно расстегивать пуговицы на его брюках. Уже через секунду он стоял перед ней совершенно обнаженный. Она коснулась рукой его возбуждения. Своей рукой он обхватил ее руку.
Порочная мысль пришла ей в голову. Филипп охнул, когда она слегка поцеловала его плоть. Раскрыв губы, она вобрала его член, чуть сильнее сжав его у основания, Филипп застонал.
– Нет. Еще нет, – простонал Филипп.
Она остановилась и вопросительно взглянула на него. Ей казалось, что ему это нравится. Он уложил ее на постель и улегся сверху.
– Сначала ты, – прошептал он ей на ухо, поглаживая ее между ног. – А когда наступит мой черед, я хочу быть внутри тебя.
– Ммм. – Она издала единственный звук, на который была способна. Как она могла так долго обходиться без его прикосновений?
Филипп начал медленно покрывать дразнящими поцелуями ее кожу, спускаясь от шеи к груди. Он обхватил губами ее сосок, и у нее вырвался стон, потом он обхватил другую грудь, продолжая ритмичные поглаживания.
Внимание Филиппа сместилось ниже. Он коснулся губами одного бедра, потом другого и кожи между ними. Вперед и назад, вверх и вниз, не осталось ни дюйма кожи, который он не покрыл своими поцелуями и ласками. Иногда она смеялась, когда ей становилось щекотно, но чаще вздыхала от удовольствия. Анджела запустила руки в его волосы, прижимая его к себе, хотя он и не собирался отстраняться.
А затем его рот опустился еще ниже, и он погладил ее бутон языком, оставив руки свободными, чтобы ласкать нежную внутреннюю сторону бедер. Она начала извиваться под его нежными ласками. Ее движения и стоны были непроизвольными. Она не могла молчать и сдерживать себя, даже если бы попыталась. Но она не пыталась. Она знала, что находится на грани взрывного удовольствия, которое он доставлял ей и раньше. И, словно это было вчера, она вспомнила тот жар,
