прошлым вечером. Я готов выбросить на ветер оставшиеся крохи моей репутации, но я не готов, чтобы люди говорили, что я опустился до связи с женщиной, которая пребывала в таком отчаянии, что вывешивала себя, точно выстиранное белье на веревку.
Она немного побледнела.
– Вы очень грубы.
– Мы будем танцевать, я а буду заигрывать с вами, но вы не будете заигрывать со мной в ответ. Когда музыка умолкнет, я наклонюсь и прошепчу кое-что вам на ухо. И вы дадите мне пощечину, со всех сил, после чего приметесь требовать, чтобы вам подали карету.
– Вы спасаете мою репутацию?
– Только для того, чтобы потом ее погубить, – сказал он. – Я намерен заполучить вас, но прежде я сделаю из вас нечто стоящее того, чтобы это заполучить, если вы понимаете, что я имею в виду. После прошлого вечера никто не поверит, что я провел с вами ночь. У меня есть своего рода репутация, и если мы хотим, чтобы это выглядело правдоподобно…
– То я должна быть более привлекательной? – без всякого выражения спросила она.
– Интересной, – уточнил он.
– Потому что распутницы скучны?
– Именно.
Имоджин собиралась сказать ему, чтобы он убирался к дьяволу, когда правда разрушительным ударом обрушилась на нее. Все стало на свои места. Легкодоступная? Она была такой только для Дрейвена. Она годами путалась у него под ногами: свалилась с яблони к его ногам, упала с лошади, чтобы пробраться в его дом…
Не будь она такой легкодоступной, то, возможно, он бы… Правда ослепила ее, так что ей стало нечем дышать.
Она повернула лицо к Мейну. Тот протянул ей руку, и она поднялась.
Естественно, играли сложные старомодные танцы, в которых партнеры видят друг друга пару секунд, после чего поворачиваются и попадают в руки другого. Но Мейн поймал взгляд дирижера оркестра, и мгновение спустя в кармане мужчины уютно устроилась золотая монета. Церемониймейстер выкрикнул:
– Вальс!
Мейн поклонился. Он протянул Имоджин руку, она сделала реверанс и приняла ее.
– Не придвигайтесь ко мне, – сказал он ей вполголоса. – В какой-то момент я попытаюсь привлечь вас к себе, и мне бы хотелось, чтобы вы оказали мне явное сопротивление.
Она кивнула. Музыка плескалась вокруг них: это был Шуберт со своей сладостно-печальной мелодией. Он опустил взгляд и увидел, что глаза ее потемнели и наполнились слезами.
– Не смейте плакать! – прошипел он. – Это все погубит.
– Мы с Дрейвеном никогда не танцевали вместе, – прошептала она.
– И хорошо. Ведь вы не очень хорошо попадаете в такт, не так ли? Вы уже два раза наступили мне на ногу. Этого хватило бы, чтобы оттолкнуть Дрейвена.
Слава Богу, она вздернула подбородок и свирепо посмотрела на него. Он улыбнулся ей коварной улыбкой мужчины, приготовившегося к обольщению. Краем глаза он увидел леди Фелицию Савилл – одно из его наименее привлекательных завоеваний прошлого, – которая смотрела на них во все глаза.
Он нарочно положил руку Имоджин на спину и притянул ее к себе. Она отскочила назад – напряженная, точно пружина – и бросила на него сердитый взгляд.
– Итак, почему же вы не умеете танцевать? – поинтересовался он, одарив ее такой пылкой улыбкой, какую только смог изобразить.
Она хмуро посмотрела на него:
– Потому что у моего отца не было денег, чтобы нанять учителя танцев, вот почему!
Нежно передвинув руку, Мейн развернул Имоджин так, чтобы Фелиция могла вдоволь налюбоваться ими. После чего снова улыбнулся, одарив ее холодно- расчетливым, плотоядным взглядом повесы.
– Мне не нравится ваше лицо, когда вы так делаете, – внезапно молвила Имоджин. – Это придает вам довольно развратный вид.
– Мстите мне за то, что я назвал вас распутницей?
– Говорю правду. – Она потупила взор. – Как и вы, полагаю.
Слава Богу, танец подходил к концу: после замечаний Имоджин он чувствовал себя так, будто побывал под артиллерийским огнем. Возможно, ему стоит незаметно улизнуть и присоединиться к Рейфу. Но тут он вспомнил, в какую ярость придет Рейф, когда узнает об этом танце.
– Ну ладно, – сказал ей он. – Сейчас я пошепчу вам на ухо, а потом вы дадите мне пощечину.
Он наклонился к ней, едва умолкла музыка, и, нежным прикосновением убрав ее волосы назад, прошептал:
– Я приду к вам завтра в три часа пополудни.
Имоджин отскочила назад – глаза ее метали молнии. После чего она занесла руку и что было сил ударила его по щеке, так что его голова мотнулась назад.
Когда он выпрямился, Имоджин наклонилась к нему с улыбкой наемного убийцы на лице.
– Мне понравилось, – молвила она. – Я просто хочу кое-что пояснить. – Взгляд ее был таким острым, что мог резать камень. – Я не прочь дать вам пощечину, но если вы думаете, что я делаю нечто под названием «кроличий поцелуй», то вы заблуждаетесь!
– Кроличий что? – спросил он, но она была такова.
Ему, пожалуй, понравилось, как это звучало, хотя, вероятно, это было нечто, известное ему под куда более точным названием.
Быть может, это что-то шотландское? Он ухмыльнулся. Может статься, его епитимья будет не совсем уж безрадостной.
Глава 9
Гризелда обещала посетить бал, который давался в честь впервые выезжающей в свет дочери ее подруги, и пребывала в справедливом раздражении из-за того, что должна отложить свой отъезд и сопровождать Имоджин в отель «Грийон».
– Отель! – воскликнула она с отвращением женщины, которая никогда по доброй воле не переступит порог отеля.
В ее тоне Имоджин услышала отголосок эпитета, которым ее наградил Мейн: «распутница».
– Я не могу пойти одна, Гризелда, – твердо сказала она. – Аннабел пойдет со мной, но нам двоим неприлично наносить этот визит без сопровождения.
– Разумеется, нет! – отрезала Гризелда. – Тащить вашу сестру в подобное место!
– Поэтому я прошу вас. Я совершила ошибку, – признала Имоджин. – Вы были правы. – Глаза ее наполнились слезами. – Вы были правы касательно Ардмора, а я заблуждалась, и я раскаиваюсь. Пожалуйста, помогите мне выпутаться из этого, Гризелда.
– Полагаю, вы можете просто послать ему записку, – пробормотала та.
– Мейн сказал, нет. Гризелда вскинула голову.
– Мейн? Так мой брат тоже в этом замешан?
– Это он… он сказал мне, что мне надо лично извиниться перед Ардмором, – сказала Имоджин. От унижения, вызванного всей этой ситуацией, по ее щеке покатилась слеза.
– Мейн всегда прав в подобных делах, – решительно молвила Гризелда. – Бог свидетель, у него многолетний опыт. И вы действительно поставили графа в неловкое положение. Думается мне, из-за вас Ардмору придется оправдываться перед отцом добропорядочной девушки, прежде чем он сможет испросить у него ее руки.
Имоджин сглотнула.
– Я о нем не подумала.
– Да уж. – После чего она прибавила: – Так и быть. Мы неприлично опоздаем на бал к леди Пенфилд, и мне, несомненно, придется выслушивать упреки весь следующий месяц или даже долее. Она так жаждет, чтобы этот ее бал имел успех! Возможно, Мейн сможет составить нам компанию… по крайней мере так мы заручимся его присутствием. Бог знает, почему занимающиеся сватовством мамаши по-прежнему хотят залучить его к себе, но, похоже, так оно и есть.
– Быть может, он когда-нибудь влюбится, – с сомнением сказала Имоджин, представив себе усталого, точно Люцифер, Мейна. После их беседы у нее не осталось ни малейшей веры в то, что Мейн влюбится в нее.
– Надежда умирает последней, – молвила Гризелда. – Итак, во что вы сегодня оденетесь, дорогая?
– В черное, – ответила Имоджин.
– Только не надевайте платье со слишком низким вырезом. Вы же не хотите соблазнять мужчину, когда молите его о прощении?
Имоджин никогда больше не хотела видеть Ардмора, не то что молить его о прощении, но она выпрямила спину. Может статься, она тоже заставит его молить о прощении. За то, что говорил в ее присутствии столь ужасные вещи. То ужасное… слово. Что бы оно ни означало.
Без четверти десять Имоджин, Гризелда и Аннабел, закутанные в ротонды, чтобы не озябнуть прохладным апрельским вечером, катили в карете в направлении отеля «Грийон». Гризелда тревожилась о том, что их могут увидеть.
– Я никогда не бывала в подобном месте, – то и дело повторяла она.
– Это всего лишь отель, – сказала Имоджин.
– Никто не останавливается в отелях. – огрызнулась Гризелда. – Это подразумевает, что у вас нет родственников в городе. Никого в Лондоне, у кого можно было бы остановиться. Вы изгой!
– Ардмор не кажется изгоем, – встряла Аннабел, представив, как свет принимал его с распростертыми объятиями.
– О, он мужчина, с титулом и с севера Англии. Для мужчин все обстоит совсем иначе. Кроме того, он, по всей видимости, остановился в отеле, потому что слишком стеснен в средствах, чтобы снять дом в городе или по крайней мере меблированные комнаты, как сделал бы человек, владеющий хотя бы скромным состоянием. Его местожительство – самое явное свидетельство его бедности. Ни один человек не остановится в лондонском отеле, если только не будет к этому принужден: насколько я понимаю, разбой и воровство там в порядке вещей. Простыни и те стащат с вашей кровати, покуда вы на них лежите!
– Но, Гризелда, – возразила Имоджин, – вы же сами читали нам ту заметку о русском после, а он, если я не ошибаюсь, останавливался в том же самом отеле.
– Ардмор не женщина, – ответила Гризелда. – Для женщины даже быть замеченной в отеле означает поставить под угрозу свою репутацию. – Карета начала замедлять ход, и она натянула на голову розовый капюшон ротонды, спрятав в него свои кудри. – Если удача нам
