милорд.
Эван улыбнулся.
– Тем лучше, – ответил он. – В таком случае могу ли я рассчитывать на то, что вы пригласите ее в эту комнату, не открывая ей глаз на существование этой непристойной статьи?
Дворецкий, казалось, навострил уши, прислушиваясь к тому, что происходит наверху, но Эван ничего не услышал.
– Леди Гризелда, возможно, уже осведомила юную леди, – наконец сказал он. – Я выясню, так ли это. Может статься, мисс Эссекс присоединится к вам. Со своей дуэньей, разумеется.
Эван схватил дворецкого за руку:
– Без дуэньи.
Глаза дворецкого расширились.
– Для этого уже слишком поздно, – бодро молвил Эван, что, вероятно, подтвердило самые худшие мысли дворецкого об Аннабел, но тут уже ничего нельзя было поделать.
Дворецкий ушел, а Эван уселся и принялся думать о земных вещах, вроде вдовьей доли наследства и дающей всходы пшенице, и – в этой связи – о том, как невероятно приятно иметь в кармане разрешение на венчание, выданное епископом Кентерберийским, зная, что вся эта затея с охотой на невест уже подходит к завершению.
Аннабел вошла в дверь, ведущую в гостиную, двадцать минут спустя, прекрасно сознавая, что творится что-то ужасно неладное. Начать с того, что истерический припадок Гризелды был слышен во всем доме. Кроме того, она слышала, что Рейф тоже вопит. В те редкие случаи, когда Рейф поднимался раньше полудня, он определенно никогда не повышал голоса. Следовательно, что бы ни стряслось, это что-то было достаточно важным, чтобы перевесить головную боль Рейфа.
Каким-то образом их вчерашнее приключение всплыло на поверхность. Возможно, все они опозорены. Или, быть может, опозорена только она одна, после того как ее обнаружили в номере отеля с полураздетым шотландским графом.
Когда Аннабел передали, что Ардмор ожидает ее внизу, она сидела за туалетным столиком, собираясь с духом, чтобы пойти и узнать, что она более не может притязать на то, чтобы стать женой добропорядочного англичанина.
Ардмор хотел увидеться с ней. Не с ее опекуном, а с ней.
Многие-многие годы она провела в мечтах о том, как выберется из Шотландии. Как оставит позади нищету и позор и приедет в Лондон, где встретит мужчину, который до конца жизни будет одевать ее в шелка. Мужчину с внушительным состоянием, который не имеет никакого отношения к лошадям. Вот и все, о чем она мечтала.
Но похоже, она хотела слишком многого.
Она ощутила оцепенение во всех членах. Несомненно, она сможет это пережить. Может статься, граф не все свои деньги спустил на конюшни. В конце концов, наскреб же он денег, чтобы приехать за женой в Лондон. У их отца никогда не было возможности вывезти их в свет во время сезона.
Она отворила дверь в гостиную так тихо, что граф не услышал ее. Он стоял в противоположном конце комнаты, разглядывая пейзаж Констебла. Ардмор был высоким. Она знала это, но по какой-то неведомой ей причине ей хотелось подмечать все его особенности. Вообще-то «высокий» не было первым словом, приходившим на ум при виде Ардмора: он выглядел скорее могучим, чем высоким, со своими широченными плечами и крепкими ногами, походившими на стволы молодых деревьев. По крайней мере еды он получает вдоволь, невесело подумала Аннабел. В сущности, если положение дел станет особенно неблагоприятным, то он всегда сможет наняться в поденщики. Но эта мысль не вызвала у нее улыбки.
Волосы его были красновато-коричневого цвета, словно осенние листья, которые только начинают буреть, и слегка загибались кверху у шеи. Он был одет в черное, как и оба раза, когда она его видела.
Аннабел вошла в комнату.
– Доброе утро, лорд Ардмор.
Эван обернулся. На мгновение ему показалось, что на встречу с ним пришла не та сестра, хотя они были нисколько не похожи. Несомненно, именно у Имоджин были такие трагически-печальные глаза и такой вид, будто она держится прямо единственно для того, чтобы не разразиться слезами. У Аннабел – той Аннабел, которая посмеялась над его предложением руки и сердца, – прежде в глазах плясали смешинки.
– Аннабел…
Он взял ее за руку – та была холодна, точно лед.
Она мягко отняла у него свою руку и сделала реверанс. После чего сложила руки на груди и замерла в ожидании.
И чего, дьявол побери, она ждет? Очевидно, дворецкий ошибся, и она таки прочитала ту непристойную газетную сплетню. Следует ли ему начать с предложения? Она выглядела такой… неприветливой. И все же…
– Боюсь, мистер Барнет удрал из отеля, – наконец вымолвил он.
Заморгав, она уставилась на него.
Боже, до чего ж она была красива: вся в обрамлении мягких, пышных локонов золотистого цвета, который не имел ничего общего с медными оттенками, которые люди часто приписывают золоту. То было подлинное золото: нежные, чувственные, манящие золотистые локоны, гармонировавшие с ее кремовой кожей шотландки. А ее глаза… Они были прекрасны. Едва ли не чересчур восхитительны, чтобы быть внесенными в общий список, словно Господь Бог сотворил этот дымчато-голубой цвет специально для нее. Уголки их слегка загибались кверху, и когда она моргала, ресницы касались ее щек…
– Мистер Барнет, управляющий отелем, – пояснил он.
– А какое касательство он имеет ко всему этому?
– Именно он предоставил «Еженедельному вестнику Белла» сведения о событиях вчерашнего вечера, – объяснил Эван. – Он подслушивал, и боюсь, когда он осознал, что лишится своей должности благодаря гневу леди Гризелды, у него более не осталось причин не продавать эти сведения.
– «Вестник», – безжизненным голосом молвила она. – Так вот каков источник.
Эван подошел и встал прямо напротив нее.
– Нам придется выкинуть из головы эту мерзкую газетенку, барышня. Мы собираемся начать совместную жизнь, и подобного рода гадости в ней нет места.
– Конечно, – сказала Аннабел. – Весьма разумные слова. Она может прочесть статью позже. В данный момент… ей просто хотелось, чтобы он поскорее сделал ей предложение, чтобы она смогла удалиться в свою комнату и поплакать. Она не плакала с тех пор, как умер отец. Даже когда сбежала Имод-жин и когда умер Дрейвен. Но похоже, настал момент возродить этот обычай.
Он взял ее руки в свои. «Ну же, – подумала Аннабел. – Давайте!»
Но он молчал.
Выждав минуту, она подняла глаза и взглянула на него. У него были необычные глаза: глубоко посаженные и зеленые. Благодаря им он походил не на лощеных английских джентльменов, с которыми ей ранее доводилось водить знакомство, а скорее на опытных фермеров, которые арендовали землю у ее отца, покуда тот не распродал все угодья, кроме лошадиных пастбищ.
– Аннабел, – сказал Ардмор, – полагаю, вы не жаждете выйти за меня замуж.
Что верно, то верно, подумала она. Она посмотрела на его сапоги. По крайней мере они были начищены до блеска.
Эван вздохнул. Когда он заговорил, в голосе его еще сильнее сквозил грудной, раскатистый шотландский акцент.
– Что сделано, то сделано. И я не могу притворяться, будто я расстроен из-за этого, потому что я нахожу вас очень красивой.
Аннабел прикусила губу изнутри. Она всегда считала свою красоту подарком, доставшимся ей от матери. Подарком, который вызволит ее из Шотландии и нищеты.
– Очень рада это слышать, лорд Ардмор.
Эван не знал, что делать. Голос ее был совершенно безжизненным. Она старалась не встречаться с ним взглядом долее чем на мгновение.
– Неужели я такая плохая партия, Аннабел?
– Разумеется, нет, – ответила она, но затем прибавила: – Я не читала той статьи. Пожалуйста, не поймите меня превратно, но существует ли хоть какой-нибудь способ восстановить мою репутацию, не прибегая к столь крутому шагу?
Он покачал головой.
– Говоря по правде, даже наш брак может оказаться не в силах замять этот скандал. Думается мне, хорошо, что Шотландия находится на порядочном расстоянии от Лондона. Мы можем просто переждать, пока не улягутся все эти страсти. Видите ли, мистер Барнет перепутал мисс Имоджин с вами и вложил просьбу положить конец нашему союзу в ваши уста, а после того как это сопоставили с беспорядком в моем одеянии…
Ему не было нужды продолжать. Возможно, он был прав, говоря, что им надобно скрыться в Шотландии. На мгновение в душе Аннабел промелькнул страх, что она проплачет всю дорогу туда. Она сделала глубокий вдох.
– В таком случае вы хотели о чем-то меня попросить? Он снова взял ее руки в свои.
– Я хотел бы жениться на вас, – медленно произнес он. – Я хотел бы, чтобы вы поехали со мной в мои владения, стали моей женой и матерью моих детей, чтобы жить со мной в богатстве и бедности, в болезни и здравии.
Аннабел боролась с диким желанием убежать. Но почему-то ее туфельки приросли к полу.
– Да, – прошептала она.
Эван выпустил ее руки и извлек из внутреннего кармана толстый пергаментный свиток.
– Как только я прочел ту газетенку, то тотчас разбудил епископа и получил разрешение на венчание. – Внезапно он ухмыльнулся. – Мне пришлось показать ему «Вестник», и после этого он согласился, что ситуация не терпит отлагательств.
Она кивнула.
– Но я хотел бы попросить вас об одолжении, – сказал он.
– Поскольку вы спасаете меня от пожизненного позора, – молвила она, тщетно пытаясь придать своему голосу веселое выражение, – то я склонна полагать, что вы можете просить меня о множестве одолжений, и я выполню их все.
Он оставил ее жалкую попытку пошутить без всякого внимания.
– С вашего позволения, мне хотелось бы оставить это разрешение на венчание неиспользованным.
Нахмурившись, она посмотрела на него:
–
