же, как матросов на кораблях его величества. Им не на что жаловаться, черт бы их побрал! Идем дальше, пока я не потерял остатки терпения.
Он увидел, что два матроса наблюдают за тем, как он направляется к лестнице, ведущей на нижнюю палубу. Это небезопасно — спускаться вниз без сопровождения, опасно для него, тем более опасно для леди. Он кивнул, и матросы тут же пристроились за леди Симмз, бдительно глядя по сторонам, готовые в крайнем случае пустить в ход оружие.
Люк, ведущий вниз, можно было сравнить с петлей в руках палача. Это была черная дыра, из которой исходили зловоние и шум. И еще жар — как из топки. До Деймона доносились выкрики и вопли заключенных, он смутно различал фигуры собравшихся внизу у лестницы людей, поджидающих их, словно голодные демоны в преисподней. Мелькнуло, словно вспышка, воспоминание об Оксфорде, он будто вновь услышал насмешки и хохот приятелей, наблюдавших за его позором из окон… Он не хотел идти сейчас вниз. Видит Бог, не хотел. Он сжал кулаки, собирая все свое мужество. Ведь они всего лишь заключенные, они ничего собой не представляют! Но он всем своим существом ощущал
Да, надо отдать ей должное. Видимо, она и в самом деле сделана из прочного материала.
— Я вижу, что духота и зловоние неблагоприятно воздействуют на вас. С вашей стороны было бы мудро отказаться от своей затеи.
— Напротив, милорд. Мы едва лишь прикоснулись к проблеме. Я непременно последую за вами.
И в этот момент Деймон почувствовал, что никогда в своей жизни ни к кому не испытывал такой ненависти, как к леди Гвинет Эванс Симмз. Однако он не позволит ей испытать триумф, не позволит увидеть его гнев и ярость. И он кивнул ей с бесстрашным выражением лица. Затем, давая себе клятву отомстить ей за тот ад, через который она собирается его провести, он стал стремительно сбегать вниз по лестнице.
То, что Гвинет увидела на нижней палубе, останется в ее памяти до конца жизни. Когда она стала спускаться по лестнице в горячее, дурно пахнущее замкнутое пространство, в которое через узкие, забранные металлической решеткой отверстия едва пробивался дневной свет, шум голосов внезапно смолк. В полумраке она стала различать множество застывших изможденных лиц, смотревших на нее с любопытством, интересом и благоговением. Она почувствовала, что в каждом закоулке этого помещения правят бал отчаяние, неизбывная боль и тоска. Жара здесь была такой, что ее платье сразу же прилипло к телу. От едких миазмов у нее стали слезиться глаза и к горлу подступила тошнота. Когда Гвинет ступила на скользкую, липкую от копоти палубу, она увидела стоящего у трапа маркиза. Лицо у него было суровым, глаза прищурены.
— Ну что, насмотрелись достаточно? — резко спросил он. Гвинет стояла озираясь, боясь разогнуться, под низко нависающей верхней палубой, не имея сил даже ответить, не то что записывать в блокноте.
Люди, кто полуголые, кто и вовсе без одежды, если не считать слоя сажи на них, располагались на лавках или, прервав игру в кости, стояли, переговариваясь и уставившись на Гвинет. В их волосах ползали вши. Жужжали мухи, опуская хоботки в капли пота, струившегося ручьями по их чумазым лицам. Из обрывков одежды торчали костлявые ноги и руки. Взгляды одичавших, потерявших надежду на избавление людей. И великое множество подвесных коек. Верхняя палуба располагалась всего в пяти футах над нижней, поэтому никто здесь не мог встать во весь рост, все вынуждены были передвигаться горбясь и сутулясь.
Неожиданно молчание было нарушено:
— Только посмотрите на эту английскую красотку! Пришла посмотреть на нас, как на зверей в зоопарке! Поглазеть, видите ли, пришла! А ну, убирайся! С нас довольно унижений!
Толпа задвигалась, зашевелилась.
— Нет, пускай останется! А то когда еще мы увидим красивую леди! Пусть остается!
— Эй, capitaine
— Иди ложись на мою койку, ma coeur!
Оскорбления и угрозы звучали все более дерзко, взлетали вверх кулаки, толпа стала надвигаться на визитеров. Гвинет нервно взглянула на Морнингхолла. Сверкнув глазами, он обернулся к одному из моряков, стоявших на лестнице за его спиной, и скомандовал:
— Заткни им глотки! — И, схватив Гвинет за руку, потащил ее к другому люку.
Но сделал он это недостаточно быстро. Она успела заметить двух мужчин, поедающих крысу. Один из них, безумно ухмыляясь, продемонстрировал ей свое мужское естество. Другой стал при ней мочиться на стену. Чьи-то грязные руки сорвали с нее шляпу, кто-то вцепился ей в волосы. Шляпу стали перебрасывать, как дорогой трофей. Гвинет прижалась к Морнингхоллу, вдруг ужаснувшись при мысли о том, что ее могут оттеснить от него.
— Английская свинья! Как ты смеешь приводить свою женщину, чтобы порисоваться перед ней! — Это был возглас американца.
Его поддержал француз:
— Погоди! Черный Волк освободит нас! Черный Волк сделает тебя посмешищем, аристократ несчастный!
Голоса становились все громче и злее. Гвинет слышала, как моряки громко призывали заключенных к порядку. Морнингхолл отпустил ее руку и направился вниз по лестнице.
— Разве нельзя хотя бы одеть их лучше? — спросила Гвинет, перекрывая гул голосов. Она схватилась за комингс и с отвращением отдернула руку, увидев, что перчатка испачкалась сажей. — Кажется, вы сказали, что это транспортное управление снабжает их одеждой?
— Именно так. Эти люди — низшие из низших, отбросы общества, — ответил, не оборачиваясь, Морнингхолл. — Вы увидите, что офицеры одеты иначе и питаются получше.
— Даже если они представители низших классов, это не значит, что они должны замерзать от холода, погибать от удушья и ходить полуголыми! — возразила Гвинет.
Морнингхолл посмотрел на нее через плечо.
— Во всех своих бедах они сами виноваты. Эти подонки проигрывают свою одежду в карты, проигрывают койки, даже пищу, после этого ходят весь день голодные, а по ночам шныряют, как крысы, и подбирают с палубы все крошки. Что вы хотите от меня — чтобы я запретил им играть? Да они тогда наверняка поднимут мятеж!
У Гвинет не нашлось на это возражений. Задыхаясь от зловония и духоты, она продолжала спускаться вниз, боясь потерять Морнингхолла. С каждым шагом воздух становился жарче, запахи все омерзительнее, шум все громче. Она едва сдерживала желание достать платочек и приложить его к носу, старалась делать короткие, неглубокие вдохи.
Наконец они достигли нижней палубы. Пот выступил крупными каплями у нее на лбу, струйкой стекал по позвоночнику. Воздух здесь, казалось, загустел от зловония. Она все же машинально достала платочек, но затем, откашлявшись, смяла его в кулаке: если эти несчастные дышат подобным воздухом месяцами и даже годами, она должна вытерпеть это в течение десятка минут, чтобы не унижать этих бедолаг. Твердо решив не обращать внимания на собственные ощущения, она окинула взглядом массу грязных, изможденных тел. Один из заключенных, одетый чуть получше остальных, сидел на скамье и держал в руках книгу.
— Что они делают? — спросила Гвинет.
— Будь я проклят, если знаю, — зло бросил маркиз. Гвинет почувствовала, что начинает закипать от гнева.
Она стиснула зубы. Находившийся позади нее моряк, чьи ботинки тускло поблескивали в свете фонаря, слышавший ее вопрос, сказал:
— Этот джентльмен — офицер. Он обучает других английскому.
Джентльмен, о котором шла речь, поднял глаза и вежливо кивнул Гвинет; от этой попытки проявить галантность у Гвинет защемило сердце.
— Не расстраивайтесь, мэм. Эти люди сами стелили себе постель, как говорит его светлость. Отбросы общества, им на все наплевать. Они проигрывают свою одежду и пищу. Что касается остальных, то у них есть занятие и профессия, они обучают других танцам, фехтованию, рисованию, живописи и так далее. За небольшое вознаграждение, разумеется. Они делают модели кораблей из говяжьих костей или из хлеба, продают их, устраивают аукционы и прочее. Я понимаю, что здесь все напоминает ад, но заключенные приспосабливаются. Американцы, например, могут избрать офицеров, которые ими руководят, устанавливают свои внутренние законы, судят за преступления и назначают наказания. Правда, эти янки слишком уж много внимания уделяют собственной персоне.
Боясь, что может упасть в обморок, Гвинет стала обмахиваться блокнотом.
— В таком случае почему здесь такое зловоние? Разве гальюн никогда не чистят? Палубу никогда не моют? Этим мужчинам не позволяют искупаться?
Лорд Морнингхолл промолчал. Мерцающий свет фонаря окрасил его лицо в оранжевый цвет, придав ему дьявольское выражение.
— Все это предусмотрено, — сказал он наконец глухо, словно обращаясь к самому себе. — Но получается так, что люди, которые должны за этим следить, находят для себя более интересные занятия.
Сопровождавший их матрос вспыхнул. Заметив, что Гвинет обратила внимание на загадочные слова капитана и теперь ждет пояснений от него, он смущенно улыбнулся и попытался объяснить:
— Мы не любим часто мыть палубу, мэм, особенно в холодные