что ее дом там, позади, и с каждым шагом она все больше и больше отдаляется от него. Нет, это не дом, это всего лишь милая картинка, вышитая на сомнительной канве нитками лжи. Алси запретила себе размышлять на эту тему и отбросила эти мысли в образовавшуюся внутри пустоту. Несмотря на опустошенность, она была полна решимости добиться своей цели и сама себе казалась крепким мостом, невидимой аркой соединявшим Румынию и Англию. Нужно быть сильной, ей предстоит долгий и опасный путь.
Шло время, тени за спиной становились все длиннее, солнце опускалось к горизонту, потянуло прохладой. Нужно остановиться на ночлег до наступления ночи, чтобы рядом были вода и хорошее пастбище для Изюминки, поскольку в корзинах только две меры овса. Слушались сумерки, а подходящего места все не находилось.
Алси впервые ощутила реальный приступ страха, заныл пустой желудок, ладони под перчатками покрылись испариной. Где следующий ручей? Ехать дальше в надежде найти его? До него далеко? Если выбирать слишком долго, то придется заночевать там, где застанет темнота, иначе она рискует свернуть себе шею, а Изюминка переломает ноги. А вдруг там мало травы? Если она не найдет ручья, то скудных запасов воды Изюминке не хватит, чтобы напиться после тяжелого дня.
Алси вспомнила ручей, на который она наткнулась днем и в котором поплескалась, прежде чем снова нырнуть в подлесок. Можно было остановиться на ночлег там. Повернуть назад? Нет, уже слишком поздно, до темноты не успеть. О чем она думала, пытаясь сбежать из Северинора в одиночку? Если она не тянет на благородную леди, то лесной обитатель из нее вообще никакой, невежество погубит ее. Рассказы Думитру о местных бандитах начали всплывать в памяти Алси, приобретая зловещее значение. Думитру…
Даже само его имя жгло ее. «Думитру, Думитру, зачем ты это сделал?» Слезы закипели у нее в глазах. Гнев, обида, горе нахлынули с новой силой. Подавив стон, Алси сильно прикусила губу, сказав себе, что слезы вызваны болью.
Вдруг в ее мысли ворвался звук плещущейся воды, смывая их прочь. Изюминка нашла ручей. Раздувая ноздри и навострив уши, она спешила вперед.
– Хорошая девочка! – сказала Алси, ослабев от радости. – Хорошая.
Лошадь, пробравшись через подлесок, вышла на берег и, опустив голову, припала к воде. Алси дала ей напиться, а потом повела к ближайшей поляне.
С наступлением сумерек лес утрачивал свои краски, солнце быстро скользнуло за горизонт, и свет померк. Когда Алси наконец нашла подходящее место для ночлега, деревья превратились в огромные серые тени. Она спешилась, затекшие ноги едва держали ее, когда она встала на землю. Чтобы не упасть, Алси ухватилась за стремя. Сидя в седле, она практически ничего не чувствовала и не подозревала, как измаялась от долгой езды. Но теперь усталость навалилась на нее тяжелой пеленой. Никогда в жизни она не ездила верхом так долю, и никогда поездки не были такими трудными. Только теперь она поняла, каким легким было шестидневное путешествие на муле в Северинор, оценила поздние выезды, неспешный шаг и частые остановки. «Хорошо, – сказала она себе. – Значит, я доберусь до Оршовы значительно быстрее, чем предполагала». И все-таки дурное предчувствие не покидало ее. О чем она думает? Куда направляется? Что станет с ней, когда она доберется до Женевы?
Отбросив эти мысли, Алси сняла с лошади седло и притороченные к нему корзины, споткнувшись под их тяжестью. Неумело вычистив Изюминку, она привязала ее к дереву, так, чтобы лошадь могла пастись и дотянуться до воды.
Нелепая, непрактичная амазонка при каждом шаге цеплялась за траву, петля на запястье, поддерживающая шлейф, не давала свободы рукам. Когда Алси сбросила ее, шлейф и юбки обвивались вокруг лодыжек. «Не знаю, насколько я была права, когда сказала Думитру, что предназначение леди быть украшением, – подумала она. И тут же: – О Господи, неужели при каждой мысли надо возвращаться к нему?» Причитая от досады, она рылась в корзинах, пока не нашла украденный нож, и полоснула волочащийся хвост юбки, словно могла отделиться от Думитру так же легко, как металл разделяет ткань. Отрезанный кусок она использовала, чтобы соорудить импровизированные ножны, и сунула кинжал за пояс. Почувствовав неясное успокоение от незнакомой тяжести у бедра, Алси при холодном свете поднимавшейся луны соорудила гнездо из одеял и заставила себя съесть кусок сухого хлеба и ломтик сыра.
Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой, брошенной на произвол судьбы. Где он? Она не смогла удержаться от этих мыслей. То, что она даже про себя не называла имя, не уменьшало важности вопроса. Он уже знает, что она пропала? Конечно, знает, и скорее всего давно. Он сердится? Проклял ее и вычеркнул из своей жизни? Это ранило, хоть Алси и кляла себя за глупые сантименты. Он уже гонится за ней? Скорее всего, да. И какой-то детский обиженный внутренний голосок нашептывал: «Он жалеет?»
Но Алси знала Думитру, знала, несмотря на его хитрость и притворство. Он не станет жалеть. Она сомневалась, что он хоть о чем-то в жизни жалел. Он погонится за ней, в этом она была уверена, но не для того, чтобы умолять ее о прощении. Нет, он привезет ее в Северинор как военную добычу и до конца дней запрет в башне, чтобы она больше не злила и не позорила его.
Изюминка щипала траву, Алси, дрожа, смотрела втемную холодную бездну неба. Тысячи далеких звезд безразлично мерцали над маленькой поляной. Алси никогда не видела такого неба. В прежней жизни если поздно вечером она оказывалась на улице, то небо закрывали тучи и смог, или огонь костра на пикнике затмевал свет звезд. Она читала работы Галилея и Кеплера о движении планет по орбитам вокруг Солнца, изучала расчеты Ньютона, доказывающие влияние Луны на прилив и отлив, но никогда прежде не видела этой великой бездны, вдохновившей древних на создание математики и астрономии. Глядя на открывшуюся ей величественную картину мироздания, Алси подводила жизненные итоги. Больше никогда, поклялась она. Хватит.
Как планеты вращаются вокруг звезд, так ее мысли неизбежно возвращались к Думитру: не только к его предательству, но и к его улыбке, его поцелуям, его уму и телу, но все перекрывала раскаленная добела ярость, которую невозможно было вынести.
Алси отчаянно нужен был контакт с живым существом, все равно с каким. Она знала, что в таком душевном состоянии не уснет, хоть усталость накатывала на нее волна за волной. Отвязав Изюминку и крепко сжав повод, Алси устроилась в центре поляны, завернувшись в плащ и три одеяла, Облачка ее дыхания в серебристом свете луны походили на маленьких белых призраков. Она смотрела на них, думала о Думитру и не плакала.
Не плакала. Как просты эти слова, обозначающие всего лишь отсутствие определенного действия, но Алси понадобилось собрать в кулак всю волю, чтобы сдержать слезы. Звезды медленно вращались над ней в вечном хороводе, луна поднималась все выше. Лицо Алси стыло от холода, пока не стало казаться совершенно чужим. На этом чужом лице наконец сонно закрылись глаза, и одинокая холодная слеза блеснула на щеке.
Во дворе конюшни горели фонари, за кольцом огня тени казались еще гуще. Люди, лошади, собаки метались на освещенном пятачке, охваченные лихорадочным волнением. Жители деревни собрались по периметру двора, перешептываясь и многозначительно переглядываясь.
Молодой граф потерял жену. Молодая графиня сбежала. Почему, почему, почему?
Думитру, сдерживая гнев, молча сидел на Бее, оставив Волынроскому обязанность собрать поисковый отряд. Страх за Алсиону не испарился, но теперь превратился в гнев из-за того, в каком унизительном спектакле по ее милости приходится участвовать. Ему казалось, что за его спиной над ним уже смеются. Его называли «молодой граф» и снисходительно относились к его затеям, которые считали причудами молодости. Он завоевал уважение своих подданных шестью годами кропотливого труда. Сколько он потерял из-за глупой выходки Алсионы? К тому же она украла его любимый пистолет, и ему пришлось взять дедов. С ним дед участвовал в сражении, в котором получил пулю. Не к добру, шевельнулась у Думитру суеверная мысль, но он отмел ее.
Он про себя на все лады бранил Алсиону, награждая жену самыми отвратительными эпитетами. Но тихий внутренний голос, не сдаваясь под градом ругательств, нашептывал: «А что бы ты сделал на ее месте?» Но Думитру, отбросив сомнения и дурные предчувствия, отдал бразды правления ярости и гневу.
Наконец Волынроский кивнул ему. Все готово. Думитру отдал приказ трогаться в путь. Отряд тесной группой выехал за ворота и отправился по дороге, на которой старый Раду видел Алсиону незадолго до полудня. Ищейкам дали понюхать попону Изюминки, потом спустили собак. Всадники устремились следом.
Собаки, словно белые дротики, метнулись в разные стороны, потом, собравшись в кучу, бросились вперед, их лай перекрывал шорохи и разговоры. Спустившись по дороге, они повернули на запад, в подлесок, идя по следу, который Думитру не мог разглядеть в темноте.
Снова и снова собаки прислушивались и принюхивались, опять сбивались в стаю и все дальше углублялись в чащу. Всадники выше поднимали фонари, но, кроме деревьев, ничего не было видно. Отряд продвигался дальше, в темноту.
– Наверное, собаки погнались за зайцем, – наконец сказал Волынроский.
– Нет, – мрачно ответил Думитру. – Она должна избегать проезжих дорог.
– Она настолько сообразительна? – скептически поинтересовался Волынроский.
– У нее не хватит ума запутать следы, – ответил Думитру. – Не волнуйся, мы ее быстро найдем.
– Это не я волнуюсь, – тихо пробормотал управляющий.
Уверенность
