часто бывают схватки. Приходится отстаивать свое место под солнцем и право жить. Но к этому быстро привыкаешь, в ином месте мне было бы скучно. Многие думают так, как я, а те, кто считает иначе, все равно ничего не могут поделать.
— С кем же вы сражаетесь?
— Здесь живет много народов, много племен. Не все уживаются друг с другом.
— Ты хочешь сказать — были и другие корабли, кроме вашего?
— Когда-то дороги между мирами были открыты и не принадлежали одной расе. Разумные существа из разных миров встречались в этом месте для торговли и обмена. Многие основывали здесь временные поселения, а когда дороги закрыли, остались тут навсегда.
Кфилонг достал с полки две большие глиняные кружки, зачерпнул ковшом из деревянной кадушки какого-то ароматного напитка и, пододвинув одну из кружек Роману, продолжил:
— На севере, в болотах, живут люди-лягушки. Они миролюбивы и мудры. Они обменивают корни водяных растений и жемчуг на яйца терминусов и других местных насекомых, которые наши женщины для них собирают.
На западе, у отрогов снеговых гор, живут люди-птицы. Они пришли из мира, где тяжесть меньше, чем здесь, и летать им на Ангре не так-то просто. И все же они построили город на неприступной скале. Туда нет ни одной дороги. Нам приходится сражаться с ними. Они нападают сверху, когда хотят, и, когда хотят, покидают схватку. Для них не существует законов чести, и потому мы презираем их.
В лесах живут и другие племена, о которых мы мало что знаем. Один раз в году, в день великого торга, все они приходят к подножию башни стражей для обмена. Этот день празднуют все племена. Во время великого торга, который длится целую неделю, все племена заключают между собой перемирие, и даже деймы присылают иногда своих рабов для торговли с нами. Ангра очень древняя планета, на ней скрыто немало тайн. Когда-то здесь жил могучий народ, управлявший всеми звездными путями. Но время безжалостно. От их столицы не осталось даже пыли, а звездные дороги захватили деймы… Элия сказала, что ты сумел пройти через дверь без помощи волшебной силы деймов. Мне трудно поверить в это.
— Я сам верю с трудом. Не знаю, получится ли у меня это когда-нибудь снова. В момент смертельной опасности что-то произошло, но сейчас мне кажется, что это было не со мной… — Роман обхватил голову руками, внутри пульсировал стальной шар боли. — Во мне живут словно два человека. Я не знаю. Я не могу объяснить.
Старый вождь долго молчал. За окном медленно остывал фиолетовый день. Облака у дальних гор закрыли солнце своими пуховыми одеждами. Но город продолжал жить, отовсюду доносились голоса, звон инструментов, мычание домашних животных.
— У нас нет механических слуг. Возможно, ты привык к другой жизни, тогда тебе будет трудно у нас.
Роман усмехнулся:
— Боюсь, эти проблемы будут для меня не самыми сложными. Я справлюсь. Мне нравятся ваши законы.
Кфилонг говорил так, словно ему все уже было ясно в судьбе Романа. Словно она навсегда теперь связана с этим миром, с деревянным городом, с домом, наполненным запахом трав, с простоволосой девушкой Элией, о которой не было сказано ни слова и которая уехала, не попрощавшись и даже не взглянув в его сторону. И впервые в жизни ему не хотелось ничего изменять, может быть, оттого, что здесь никто его не спросит о настоящем имени, и он сам волен выбрать любое…
Кфилонг поднялся. Но у порога вдруг задержался и произнес фразу, над которой Роман размышлял долгие часы, оставшись один: “В нашем мире многое становится яснее и проще. Не мучай себя, все образуется само собой. Здесь тебе искренне рады”. И вышел, не попрощавшись, как Элия. Роман долго слушал тишину пустого дома, вдыхал его аромат. Потом встал, выплел на крыльцо. Двор был чистый, ухоженный, в хлеву ворочались домашние животные. Впервые в жизни ему принадлежал дом. И это было очень странное, давно забытое людьми его расы чувство…
Далеко в темном небе мелькнула какая-то быстрая тень. Роман проводил ее глазами до ближайших холмов и подумал о том, что надо будет спросить Кфилонга, летают ли по ночам люди-птицы. Что-то ему не понравилось в этой тени. Птица летела слишком странным зигзагом, упорно стараясь скрыться за крышами высоких строений. Но стражи на башнях не подняли тревоги, а он знал еще об этом мире слишком мало, чтобы беспокоиться всерьез.
Дом принял Романа как своего, и он спал крепко, без сновидений. Но, возможно, ему снились добрые сны, те самые, которые так трудно бывает вспомнить утром, когда ослепительно яркое солнце, не затененное ни единым облаком, заглянет в окно.
Он проснулся от его нежарких лучей и долго лежал бездумно, пока крики голодных животных во дворе не вывели его из полусонного оцепенения. Пора было вставать и начинать новую жизнь. За стенами бревенчатого дома его, человека двадцать второго столетия, ожидал семнадцатый век. А он все еще не знал, радоваться этому или огорчаться.
В хорошо налаженном хозяйстве хлопоты по уходу за скотом и домом не показались ему слишком обременительными. Раздражала лишь новизна обстановки. Некоторые нужные предметы приходилось искать по полчаса. И он ворчал на местные порядки, на то, что здесь довольно странно обращаются с гостями, и особенно хороша Элия, забывшая о нем. К обеду, закончив хлопоты по дому, решил выбраться на улицу и разобраться в своем не очень-то определенном положении. У ворот он встретил Кфилонга, который торжественно сообщил, что старшие родов ждут Романа в доме собраний.
Дом собраний стоял посреди центральной площади городка. В зале за большим овальным столом сидели восемь пожилых мужчин. В повседневной домотканой одежде они Казались крестьянами, сошедшими с музейной картины.
Серьезная причина заставила этих людей бросить все дела и собраться здесь. Им предстояло решить судьбу пришельца из чужого мира.
Если община отказывала человеку в гостеприимстве, он должен был в течение часа покинуть пределы города, и все хорошо понимали, что это означает в мире, полном опасностей и врагов.
Кфилонг и Роман сели рядом, напротив остальных старейшин. Кфилонг выступал поручителем чужака, и многие поглядывали в его сторону неодобрительно.
Заседание начал сухонький и седой старикан с пронзительными голубыми глазами.
— Друзья, — начал он. — Здесь не принято тратить время на пустые слова, поэтому перейдем к делу. Этот человек спас жизнь дочери Кфилонга, что дает ему право претендовать на №аше гостеприимство. Кто возражает против этого?
— Я прошу для него не права гостя, — сразу же вмешался Кфилонг. — Он получил от меня усадьбу предков и по старинному обычаю является теперь членом моего рода. Кто откажет члену рода Кфилонга в праве войти в общину нашего города?
— Ты слишком торопишься, Кфилонг, — заговорил мужчина могучего сложения. Даже сидя, он на две головы возвышался над всеми остальными, — и ставишь телегу впереди коня. Усадьбу предков можно дарить лишь члену общины. А пришельников община наша доселе не привечала.
— Жизнь нашим дочерям прищельники не спасали, оттого и не привечали мы их, а этот человек спас мою дочь! Теперь он член моего рода! — Кфилонг грохнул по столу своим огромным кулаком и вскочил, его глаза сверкали.
— Сядь, Кфилонг! — требовательно произнес старейшина, открывший собрание, и Кфилонг подчинился. — Нам нужно во всем разобраться.
— Пусть чужеземец расскажет, как попал в наши земли, — настойчиво потребовало сразу несколько голосов.
Роман, путаясь, сбиваясь, понимая, как нелепо и неправдоподобно звучит его рассказ, попытался изложить хотя бы самую суть. Слушали его внимательно и молча. В этих людях чувствовались природное
