с Рымановым.
— А, это ты? — Рыманов был неприветлив. — Только что наблюдатели зафиксировали в Ближнем космосе взрыв. Думаю, это самоликвидировался ретранслятор кригеров.
— Жаль, — сказал Гиборьян. — Значит, Сковородников все-таки говорил правду.
— А ты что, думал, он тебя пугает?..
— Нет, но… Надеялся все-таки… Никак не могу поверить в такой исход.
— Верь не верь, а исход ясен, — сказал Рыманов. — Пора подумать и о путях отхода… Докладывай, что сделано!
— Десницкий и врач ликвидированы! — соврал Гиборьян.
— Отлично!.. Чем загрузил Жюля?
И тут Гиборьян наконец решился.
— Жюля больше нет. Ридер снова стал самим собой.
— Как? — вскричал Рыманов. — Это же невозможно!
— Значит, возможно.
Рыманов находился в растерянности всего несколько мгновений.
— Жаль! — сказал он устало. — Хороший бы мог быть диггер… Немедленно ликвидируй!
— Поздно! — ответил Гиборьян. — Я его отпустил.
— Что-о-о?! — протянул Рыманов. Глаза его сузились, превратились в щелочки. — Вы отдаете себе отчет, Гиборьян?.. Несанкционированная утечка информации — это вам не баран начихал! — Он странно подергал головой. — Приди в себя, Анри!.. Ты же должен понимать, как все повернется… Если станет известно, что причиной катастрофы стали наши тактические ошибки!.. Это же головы не сносить!.. Немедленно организуй розыск и ликвидируй!
— Нет! — тихо, но твердо сказал Гиборьян. — Я этого делать не буду!
— Это приказ, Анри!
— У парня внутри маячок зашит. Разве ты забыл об этом, Серж?.. На маячке же вся операция держалась! Так что можешь его разыскать в течение нескольких часов. Было бы желание…
— Так, — сказал Рыманов с угрозой. — А ты, значит, ручки решил умыть! Чистеньким, значит, быть хочешь! А не поздно ли, друг мой? Руки-то по локоточки в кровушке, не отмоешься!.. Опомнись, еще не все потеряно: я запросто организую пропагандистскую операцию прикрытия, тебе же известны мои возможности… В конце концов, может, и Ультиматума-то не будет! Кто поручится, что это все-таки не блеф? Может, кригеры ваньку валяют?
Гиборьян вздохнул.
— Нет, Серж! Оставь пустые надежды. Никого кригеры не валяют… И вообще не трать свое драгоценное время на уговоры: я уже принял решение!..
— Ну гляди, Гиборьян! — В голосе Рыманова вновь зазвучала угроза. — Придет час, когда ты пожалеешь! И смею тебя заверить, час этот придет очень скоро!
Гиборьян устало махнул рукой.
— Кто знал, на что способен мир, — проговорил он упавшим голосом. — Кто знал?.. Мне жаль тебя, Рыманов!
— Ты себя жа… — Голос Рыманова оборвался: Гиборьян выключил связь.
Посидел немного, глядя в пустой экран мертвыми глазами. Потом встал, твердой походкой вышел из кабины, спустился на мягкую траву.
Вокруг все еще стояла ночь.
Кто знал, на что способен мир, подумал Гиборьян.
Достал пистолет, свинтил глушитель и выстрелил себе в правый висок 6.3. Рука у Ильи затекла так, что он перестал ее ощущать. Он лежал и не шевелился, боясь потревожить спящую Лину. Колпак был полностью заэкранирован, свет внутрь салона не проникал, и лица девушки не было видно. Поэтому Илья просто лежал и слушал ее спокойное размеренное дыхание.
Лина сказала о том, что хочет спать, как только ночные огни Гринкоуста скрылись за горизонтом. “Джампер” летел на восток, и там, впереди, по начинающему сереть небу уже угадывался рассвет. Илья перевел машину на “автопилот” и вышел в салон. Кресла в салоне были трансформирующимися, и соорудить для Лины некое подобие кровати не составило труда, благо оборудование предусматривало подобные возможности. Сооружение получилось неказистое, но прочное, и, удовлетворенно хмыкнув, Илья отправился обратно в кабину.
А потом случилось то, что и должно было случиться и о чем мечталось уже целых три дня. И не было никаких желаний, кроме одного, и не было никаких страхов и мыслей. И лишь потом Илья подумал, что с Арабеллой все было не то и не так, что там был не он, а Жюль Карне. А для него Лина — первая и единственная, и он полжизни был готов отдать за то, чтобы она могла вот так безмятежно дышать по ночам. Его уделом отныне была охрана и защита.
В салоне становилось жарко, видно, солнце уже высоко поднялось в небе. Надо было включить термозащиту. Илья осторожно убрал с головы Лины левую руку. Девушка по-детски зачмокала губами и вдруг шевельнулась.
— Ты не спишь? — спросила она шепотом.
— Нет, — прошептал Илья.
— Где мы?
— Не знаю, — прошептал Илья. — Где-то на Земле.
— А почему ты шепчешь?
— А ты?
Она громко рассмеялась, на мгновение прильнула к нему и исчезла. В темноте зашуршала одежда. А Илья подумал, что и это ощущение совсем не такое, как тогда в ресторане, в первый день, когда Лина прижималась к Жюлю Карне. Он вскочил с ложа, отыскал на ощупь пульт на стене салона и разэкранировал колпак. Водопадом хлынули солнечные лучи. Лина взвизгнула и, сверкнув молочной кожей, повернулась к нему спиной.
— Зачем ты?
— А мне нравится на тебя смотреть, — сказал Илья.
— На Арабеллу ты тоже так смотрел?
— Там был не я!
Лина натянула свое изодранное платье и снова прильнула к нему. Потом легонько оттолкнула и проговорила:
— Жаль, что нельзя умыться и нечего поесть.
— Умыться действительно нельзя, — сказал Илья и подошел к вделанному в переборку небольшому холодильнику. Достал две тубы с питательной смесью и, свернув колпачки, протянул одну Лине.
— Кушай! Это очень вкусно!
Попробовав, Лина чмокнула от удовольствия, с восторгом посмотрела на Илью.
— Правда, очень вкусно!
И вдруг помрачнела.
— Арабеллу ты бы тоже угостил таким?
Илья поморщился.
— Слушай, маленькая моя! Забудь ты про Арабеллу! Там же был не я!
— А кто?
— Жюль Карне.
— Но разве это не одно и то же?
— Нет! — сказал Илья и пустился в объяснения.
Лина слушала его, как ему показалось, без особого интереса, а когда он закончил, сказала:
— Жаль.
— Что жаль?
— Ты же знаешь закон о деторождении.
— А разве нельзя скрыть, что ребенок от мутанта?
— Нет, — сказала она. — Но я не собираюсь с тобой расставаться.
