позолоченная заколка. Он посмотрел незнакомцу прямо в глаза — они были ярко-голубые, в уголках небольшие морщинки, прямые черты лица, жесткий подбородок, длинная вытянутая шея — словом, тот больше походил на оперативного работника, явно не клерк.
— Как вы себя чувствуете? — Английские слова незнакомец произносил четко, отчетливо, лишь с небольшим акцентом. — Так вы слышите меня, Дэвид?
Люгер решил не отвечать. Игнорировать любые вопросы. Надо пока выждать. Его многому научили на курсах спецподготовки базы ВВС Фэрчайлд, штат Вашингтон. Он знал, как вести себя в плену. Конечно, сейчас большинство уроков забыты, но один останется в памяти до конца: держи рот на замке. Очень многое зависит от умения вести допрос, какой-нибудь внешне совсем безобидный вопросик может попасть в цель и впоследствии сыграть роковую роль.
— Ответьте мне, лейтенант, пожалуйста, — упорствовал штатский. — Доктора уверили, что вы уже в состоянии реагировать на вопросы. Может быть, вам что-нибудь нужно? Как за вами ухаживают? Вы способны говорить?
Нет ответа.
Человек несколько обескуражен, но совсем не рассержен.
— Очень хорошо. Я вижу по вашему лицу, что вы меня отлично понимаете, просто решили не отвечать. Такой вариант меня тоже устраивает, я сам буду говорить. Итак, вы в больнице, в Сибири, точное местонахождение я не имею права вам раскрывать. Вы здесь уже не один месяц. Мы заботимся о вас, как о своем летчике, единственная разница в том, что вы тут абсолютно инкогнито. От имени и по поручению начальника Генерального штаба Вооруженных Сил Советского Союза я хочу уведомить вас о том, что вы являетесь нашим пленником. Разумеется, в соответствии с Женевской конвенцией вы не подпадаете под категорию «военнопленный», но так или иначе обвиняетесь в преступлении против суверенного иностранного государства и его народа. Это, надеюсь, понятно?
Люгер снова не отвечал. Он слушал.
— Так вот, по четырнадцати пунктам обвинение в убийстве, затем еще одна попытка совершить убийство, умышленная порча государственного и военного имущества, нарушение суверенитета государства, попытка развязать войну против советского народа, не говоря уже о менее тяжких прегрешениях. Поскольку характер преступлений исключает проведение публичного суда и учитывая тот факт, что вы были серьезно ранены и в течение долгого времени находитесь в больнице, военный трибунал состоялся без вашего присутствия. Были представлены все необходимые доказательства вины, и в результате вынесен приговор: высшая мера наказания, то есть смертная казнь.
Люгер слушал эту длинную тираду вполуха, уставившись в дальний угол палаты, однако суровые слова «высшая мера наказания» заставили его обернуться и посмотреть незнакомцу в лицо.
Смертная казнь?
Сразу почему-то пересохло во рту, сердце забилось чаще. Давление поднялось, он это чувствовал. По сути, впервые после того, как Дэвид пришел в сознание, он был не на шутку напуган. Люгер пытался быстро соображать, проворачивая в голове все ходы и выходы, невзирая на яркий свет и присутствие незнакомца. Внешне он старался не выдавать своего беспокойства. Итак, веселенькая концовка: он пережил взрыв бензовоза, что, вероятнее всего, и позволило остальным членам экипажа поднять самолет в воздух, добраться до родного аэродрома на Аляску, а сейчас ему говорят, что впереди все равно неминуемая смерть.
Что ж, он был готов к ней, когда покидал «Старый Пес». Чего теперь бояться?..
Между тем штатский деловито продолжал:
— Поскольку суровый приговор, вынесенный уголовному преступнику, совершившему свои преступления на территории СССР, лишает вас всех прав, вы не можете направить прошение о помиловании, обратиться к Советскому правительству или к политическим лидерам любых других государств. Мы также не обязаны уведомлять кого-либо о вынесенном приговоре, фактически никакой рекламы и не делалось. Совершенные преступления имеют особую окраску, являются тяжкими, поэтому крайне маловероятно, что наказание будет отложено или заменено другим. И нечего надеяться на какую-то гуманность, на соображения психологического плана или то, что вы еще не до конца поправились, это не тот случай. Практически остаются одни формальности, и вскоре уже можно будет говорить о месте приведения приговора в исполнение. Думаю, в течение недели все будет закончено. — Мужчина сделал короткую паузу, потом добавил: — Приговор приведет в исполнение стрелковое отделение, семь человек, так обычно заканчиваются дела об особо тяжких преступлениях, входящих в компетенцию военных трибуналов.
Люгер всячески пытался спрятать страх, переполнявший душу, чувство, далекое от того горячего безумства, которое обуяло его тогда в кабине «Старого пса». Тогда он, словно отчаянный игрок, тянул карту, не зная, каков будет результат. Теперь он знал. Результат предопределен, и ждать осталось недолго. Впереди — смерть.
Неужели действительно ничего нельзя сделать? Он старался не смотреть мужчине в глаза, усиленно размышлял. Если они твердо намерены расстрелять его, почему не сделали этого раньше? Зачем настойчиво лечить, держать в больнице — только чтобы затем убить?
Нет, у Советов должно быть что-то другое на уме. Они хотят применить пытки, такой исход зачастую даже хуже самой смерти, в зависимости от используемых средств. Они будут «трудиться» над ним недели, возможно, месяцы. Вряд ли станут терять время на разную ерунду типа «имя», «фамилия», «воинское звание», «личный номер» и так далее. Черт побери, они уже знают его имя и звание.
Он, несомненно, приз, его захватили и обязательно попытаются использовать. Они выпотрошат всю душу наизнанку, станут вытягивать из него информацию о Стратегическом авиационном командовании, о «Стране грез» — строго засекреченном военном объекте в штате Невада, который находится под командованием генерала Брэда Эллиота, — там идеи становятся реальностью, теория воплощается в жизнь, создаются образцы вооружений, суперклассные системы. Или, допустим, они постараются узнать, что ему известно о специальном стратегическом плане, который США разработали на случай начала третьей мировой войны.
Люгер осознавал, что он больше, чем приз, он подопытная морская свинка русских, лабораторная крыса, так сказать.
Человек в штатском посмотрел ему в глаза, еле сдерживая улыбку. Он не сомневался, что американец усиленно размышляет. Вот он лежит здесь одинокий на больничной койке, забытый и покинутый своими друзьями, еще что-то взвешивает, рассуждает о своих шансах. Ничего, заговорит, обязательно заговорит. Там, на заброшенной базе в Анадыре, он вел себя просто геройски, но все имеет свои пределы, он не выдержит, сломается. Даже эти янки, хваленые американцы, иногда ломаются поразительно быстро. Люгера ждет та же участь.
Так, а что потом? Потом начнется промывка мозгов. Русский уже предвосхищал события, он думал о дальнейших шагах. В конце концов, это была одна из его «коронок», в подобного рода делах он не раз добивался успеха.
— Пожалуйста. Говорите со мной открыто. Если вы согласитесь оказать помощь следствию, проявите разум и добрую волю, военный суд может учесть это и оказать вам некоторое снисхождение, например, смягчить меру наказания. Вы сохраните свою жизнь. Подумайте. В итоге не исключен вариант, что известят ваше правительство и произведут обмен пленными. Конечно, я не могу что-либо гарантировать — все будет зависеть от вашей готовности к сотрудничеству. Но одно я могу сказать уверенно — сейчас не время молчания, бравад или упрямства, лейтенант. Поймите, вы один, находитесь далеко от дома. Вас уже все покинули и считают погибшим, даже ваш собственный экипаж.
Люгер сощурил глаза, он знал, что это неправда. Эти ублюдки заблуждаются, думая, что они такие умные.
— В чужой, совершенно незнакомой стране вас приговорили к смерти. Вы один, лейтенант Люгер. Будете молчать — сами понимаете, конец неизбежен. Говорите, лейтенант. У вас есть шанс, и, если вы им не воспользуетесь, все будет потеряно, а главное — жизнь. Вы что, не хотите жить?
Нет ответа.
Невозмутимым тоном русский продолжал:
— Я не прошу вас раскрывать какие-либо военные или государственные секреты. Мы уже располагаем
