— Конечно, господин президент.
— И мне хотелось бы получить от вас доклад о состоянии системы безопасности и о сбоях в ее работе.
— Вы полагаете, что она дает сбои?
— Мы имеем двух мертвых судей, охрану которых обеспечивало ФБР. Я думаю, американский народ заслуживает того, чтобы знать, что случилось, директор. Да, она дает сбои.
— Должен ли я докладывать вам или американскому народу?
— Вы докладываете мне.
— А затем вы созываете пресс-конференцию и докладываете американскому народу, не так ли?
— Вы что, боитесь общественного разбирательства, директор?
— Ничуть. Розенберг и Джейнсен мертвы потому, что отказались взаимодействовать с нами. Они прекрасно знали о грозящей опасности, тем не менее не побеспокоились о своей безопасности. Остальные семеро взаимодействуют с нами и пока живы.
— Пока. Вы бы лучше проверили. Они у вас мрут как мухи.
Президент улыбнулся, видя, как Коул откровенно потешается над Войлзом. Коул решил, что наступила пора вступать в разговор.
— Директор, вы знали, что Джейнсен ошивается по таким местам?
— Он был пожилым человеком с пожизненным назначением. Если он предпочитал плясать голым на столах, мы не могли помешать ему.
— Да, сэр, — Коул был сама вежливость, — но вы не ответили на мой вопрос.
Войлз глубоко вздохнул и посмотрел в сторону.
— Да. Мы подозревали, что он был гомосексуалистом, и нам было известно, что ему нравились определенные кинотеатры. Но мы не имели ни полномочий, ни желания, господин Коул, разглашать такую информацию.
— Я хочу, чтобы эти доклады были у меня сегодня к полудню, — сказал президент.
Войлз смотрел в окно и молчал. Президент перевел взгляд на директора ЦРУ Роберта Глински:
— Боб, мне нужен честный ответ.
Глински напрягся и нахмурился.
— Да, сэр. Слушаю.
— Я хочу знать: существует ли какая-нибудь связь между этими убийствами и каким бы то ни было правительственным агентством, подразделением или группой в США?
— Да что вы! Вы серьезно, господин президент? Это абсурд.
Глински выглядел шокированным, но президент, Коул и даже Войлз знали, что в ЦРУ в эти дни все было возможно.
— Серьезнее не бывает, Боб.
— Я тоже серьезно. И я заверяю вас: мы не имеем никакого отношения к этому. Я потрясен тем, что вы могли подумать об этом. Это смехотворно.
— Проверьте, Боб. Я хочу быть уверен на сто процентов. Розенберг не верил в национальную безопасность. Он обзавелся тысячами врагов в разведке. Так что проверьте, о’кей?
— О’кей, о’кей.
— И представьте доклад сегодня к пяти.
— Понятно. О’кей. Но это пустая трата времени.
Флетчер Коул придвинулся к столу президента.
— Я предлагаю, джентльмены, встретиться здесь в пять вечера. Это вас устроит?
Оба кивнули и встали со своих мест. Коул молча проводил их до двери и закрыл ее.
— Вы справились с этим просто здорово, — сказал он президенту. — Войлз знает, что он уязвим. Я предчувствую кровь. Мы еще поработаем над ним с помощью прессы.
— Розенберг мертв, — повторил президент, — я просто не могу поверить в это.
— У меня есть идея с телевидением. — Коул вновь расхаживал с важным видом. — Нам надо воспользоваться шоком от этих событий. Вам следует появиться уставшим, как будто вы не спали всю ночь, пытаясь урегулировать кризис. Правильно? Целая нация будет смотреть, ожидая от вас подробностей и заверений. Я думаю, вы должны надеть что-нибудь теплое и успокаивающее. Пиджак и галстук покажутся в семь утра нарочитыми. Давайте расслабимся немножко.
Президент сосредоточенно слушал.
— Банный халат?
— Пожалуй, нет. А как насчет шерстяной кофты и свободных брюк? Без галстука. С белой рубашкой. Своего рода образ дедушки.
— Ты хочешь, чтобы я в эти часы кризиса обратился к нации в бабушкиной кофте?
— Да, мне нравится это. Коричневая кофта с белой рубашкой.
— Ну я не знаю…
— Образ очень подходящий. Посмотрите, шеф, выборы — через год. Это наш первый кризис за девяносто дней, и какой это прекрасный кризис… Людям нужно видеть вас в чем-нибудь другом, тем более в семь часов утра. Вы должны выглядеть просто, по-домашнему, но контролирующим ситуацию. Это даст нам пять, а может, десять пунктов в рейтингах. Поверьте мне, шеф.
— Я не люблю кофт.
— Положитесь на меня.
— Ну я не знаю…
Глава 5
Дарби Шоу проснулась в предрассветной полутьме с ощущением похмелья. После пятнадцати месяцев учебы в юридическом колледже ее мозг отвык отдыхать более шести часов в сутки. Она обычно просыпалась до рассвета, и по этой причине ей не спалось с Каллаганом. С сексом все было даже очень в порядке, а вот сон ее походил на сплошное перетягивание каната, в качестве которого служили подушки и простыни. Она некоторое время смотрела в потолок и прислушивалась к резкому похрапыванию Каллагана в пьяном забытьи. Простыни были перекручены, как канаты, вокруг его колен. Она была ничем не укрыта, но холода не чувствовала. Ночи в октябре в Новом Орлеане все еще были теплыми и даже душными. Влажный воздух поднимался снизу с Дофин-стрит и проникал в спальню через открытую балконную дверь. Он нес с собой первые потоки утреннего света. Дарби встала в дверях и накинула на себя махровый халат. Солнце показалось из-за горизонта, но улица все еще пребывала во мраке. Утренние рассветы проходят незамеченными во Французском квартале. Во рту у нее было сухо.
Внизу на кухне Дарби заварила крепкий французский кофе с цикорием. Голубые цифры на таймере микроволновой печи показывали без десяти шесть. Для малопьющей Дарби жизнь с Каллаганом превратилась в постоянную борьбу. Ее пределом было три фужера вина. Не имея ни диплома юриста, ни работы, она не могла позволить себе напиваться каждый вечер и спать допоздна. Кроме того, она весила 50 кг и хотела удержаться на этой отметке. У него же не было пределов.
Она выпила три стакана ледяной воды и перелила кофе в высокую кружку. Поднявшись по ступенькам, включила свет и прилегла обратно в постель. Щелкнув пультом дистанционного управления, Дарби вдруг увидела на экране президента, сидящего за рабочим столом в несколько непривычной для него коричневой кофте, без галстука. Это был специальный выпуск новостей Эн-би-си.
— Томас! — Она шлепнула его по плечу.
Никакой реакции.
— Томас, проснись!
Она надавила на кнопку, и звук увеличился до предела. Президент пожелал доброго утра.
— Томас! — Она прильнула к экрану телевизора.
Каллаган выпутался из простыней и сел, протирая глаза и пытаясь сосредоточиться. Дарби протянула ему кофе.
