всю ночь. Многие придут рано утром. Мы соберемся в конференц-зале, где установят дополнительные телевизионные приемники. Утро мы проведем, наблюдая, как эта история прорывается в центр внимания. Будет очень любопытно послушать ответ из Белого дома. «Уайт энд Блазевич» скажет что-то. Реакцию Маттиса предугадать невозможно. С комментариями выступит Главный судья Рэнниен. На экране часто будет появляться Войлз. Адвокаты будут созывать большие жюри. Политики впадут в состояние неистовства. Весь день они будут проводить пресс-конференции в Капитолии. Это будет богатый новостями день. Жаль, что ты его пропустишь.
По ее лицу пробежала саркастическая усмешка.
— О чем будет твоя следующая статья?
— Вероятно, о Войлзе и его записи. Следует ожидать, что Белый дом будет отрицать всякое вмешательство со своей стороны, и если Войлза припечет, он не замедлит отомстить. Хотелось бы мне послушать эту запись.
— А что после этого?
— Зависит от множества неизвестных. После шести часов утра конкуренция резко ужесточится. Появятся миллионы слухов и тысяча материалов, в погоню за ними пустится каждая газета страны.
— Но ты будешь звездой, — сказала она уже без сарказма.
— Да, у меня будут мои пятнадцать минут.
Второй пилот постучал в дверь и, открыв ее, вопросительно посмотрел на Дарби.
— Атланта, — произнесла она, и пилот исчез за дверью.
— Почему Атланта? — спросил Грэй.
— Ты когда-нибудь делал пересадку в аэропорту Атланты?
— Конечно.
— А тебе приходилось блуждать там, пересаживаясь на другой самолет?
— Думаю, да.
— На этом я и строю свой расчет. Аэропорт огромен и всегда кишит как муравейник.
Он допил пиво и поставил банку на пол.
— И куда дальше? — Он чувствовал, что ему не следует спрашивать об этом, раз она не сказала сама. Но ему хотелось знать.
— Я воспользуюсь ближайшим рейсом куда-нибудь и проделаю свой трюк под названием «четыре перелета за один вечер». В конце концов я приземлюсь где-нибудь на островах в Карибском море.
Где-нибудь в Карибском море. Это сужало район ее пребывания до тысячи островов. Почему она выражается так туманно? Она что, не доверяет ему? Он сидит здесь, играя с ее ногами, а она не говорит ему, куда направляется.
— Что я скажу Войлзу? — спросил он.
— Я позвоню тебе, когда доберусь до места. Или, может быть, черкну строчку.
Здорово! Они могут быть друзьями по переписке. Он будет посылать ей свои статьи, а она ему — открытки с видами побережья.
— Ты будешь скрывать от меня свое местонахождение? — спросил он, пристально глядя на нее.
— Я не знаю, куда я направляюсь, Грэй. И не буду знать, пока не доберусь.
— Но ты позвонишь?
— В конце концов да. Я обещаю.
К одиннадцати вечера в кабинетах «Уайт энд Блазевич» осталось только пять адвокатов, которые собрались у Марти Вельмано на десятом этаже. Это были Вельмано, Симс Уэйкфилд, Джеральд Шваб, Натаниель Джоунс (Эйнштейн) и вышедший в отставку компаньон по имени Франк Кортц. На рабочем столе Вельмано стояли бутылки скотча. Одна была пуста, другая приближалась к этому. Эйнштейн сидел в углу, отдельно от всех, и что-то бормотал себе под нос. Его буйные курчавые волосы, убеленные сединой, и вытянутый нос придавали ему вид настоящего сумасшедшего. Особенно в эти минуты. Симс Уэйкфилд и Джеральд Шваб сидели перед столом без галстуков и с закатанными рукавами.
Кортц закончил говорить по телефону с помощником Виктора Маттиса и передал трубку Вельмано, который положил ее на стол.
— Это был Страйдер, — сообщил Кортц. — Они в Каире, в пентхаусе на крыше какого-то отеля. Маттис не хочет разговаривать с нами. Страйдер говорит, что он сильно раздражен и странно себя ведет. Он заперся в комнате, и нет необходимости говорить, что он и не думает возвращаться на эту сторону океана. Страйдер говорит, что они дали команду своим боевикам немедленно покинуть город. Погоня прекращена.
— И что мы должны делать в этой ситуации? — спросил Уэйкфилд.
— Мы предоставлены сами себе, — ответил Кортц. — Маттис умывает руки.
Они говорили тихо, тщательно выбирая выражения. Всеобщий крик закончился несколькими часами ранее. Уэйкфилд кричал на Вельмано и обвинял его в неосторожном обращении с запиской. Вельмано обвинял Кортца в том, что тот сделал этого грязного махинатора Маттиса главным клиентом фирмы. Это было двенадцать лет назад, кричал Кортц в ответ, и нам все это время нравились гонорары, которые он выплачивал фирме. Шваб обвинял Вельмано и Уэйкфилда в том, что они были такими раззявами в обращении с запиской. Они вновь и вновь принимались втаптывать в грязь Моргана. Это, должно быть, он устроил им такое. Эйнштейн сидел в углу и наблюдал за ними. Но сейчас они сдерживали себя.
— Грантэм упоминал только меня и Симса, — сказал Вельмано. — Остальные могут не опасаться.
— Почему бы вам с Симсом не скрыться из страны? — сказал Шваб.
— В шесть утра я буду в Нью-Йорке. А затем отправлюсь в Европу и буду месяц разъезжать на поездах.
— Я не могу бежать, — сказал Уэйкфилд. — У меня жена и шестеро детей.
Они слушали его стенания о шестерых детях уже пять часов. Как будто у них самих не было детей. Вельмано был разведен, а двое его детей уже выросли. С этим они смогут справиться. И он справится тоже. Все равно наступала пора уходить в отставку. У него припрятано достаточно денег, и ему нравится Европа, особенно Испания, так что скажите ему «адью». В некотором смысле он сочувствовал Уэйкфилду, которому шел всего сорок второй год и у которого не было таких денег. Он зарабатывал неплохо, но его жена была транжирой и к тому же имела склонность без конца рожать детей. Положение у Уэйкфилда в данный момент было незавидное.
— Я не знаю, что мне делать, — в тридцатый раз сказал Уэйкфилд. — Я просто не знаю.
Шваб пытался хоть как-то помочь.
— Мне кажется, ты должен пойти домой и все рассказать своей жене. Если бы у меня была жена, я бы попытался подготовить ее к этому.
— Я не могу этого сделать, — жалким голосом произнес Уэйкфилд.
— Ты должен. Лучше сделать это сейчас, чем через шесть часов, когда она увидит твою фотографию на первой странице газеты. Ты должен рассказать ей, Симс.
— Я не могу это сделать. — Он был чуть ли не в слезах.
Шваб посмотрел на Вельмано и Кортца.
— Что будет с моими детьми? — спросил Уэйкфилд опять. — Моему старшему сыну тринадцать. — Он потер глаза.
— Успокойся, Симс. Возьми себя в руки, — сказал Кортц.
Эйнштейн встал и направился к двери.
— Я буду у себя во Флориде. Не звоните, если не будет ничего срочного. — Он открыл дверь и с шумом захлопнул ее за собой.
Уэйкфилд тяжело поднялся и пошел к двери.
— Куда ты идешь, Симс? — спросил Шваб.
— В свой кабинет.
— Зачем?
— Мне надо прилечь. Со мной все в порядке.
— Давай я отвезу тебя домой, — сказал Шваб.
Все внимательно смотрели, как он открывает дверь.
