таким же безмятежно-спокойным, как и перед моим погружением. Сияли звезды; точно сквозь сон, тихо шумело море и бормотало в прибрежных скалах. Природе не было ровно никакого дела до моих подводных приключений. Я мог бы остаться навсегда в пещере, а здесь ничего бы не изменилось.
Я поплыл к нашему тралботу, черневшему на фоне звездного неба. Пока я добрался до него, вода стала прямо-таки ледяной. Я с трудом вскарабкался на трап, руки у меня сводило от холода.
На борту все спали. Только когда я, лязгая зубами, пригнувшись, прокрадывался к своему матрацу, кто-то, кажется Сергей, поднял голову и сонно спросил:
— Ты чего возишься?
— Замерз что-то, ходил за одеялом, — ответил я шепотом.
— Замерз? Ты что, заболел?.. — И, уронив голову на подушку, он моментально захрапел.
А я накрылся двумя кусками брезента и все никак не мог согреться. Меня била дрожь. Но мало- помалу волнение и усталость взяли свое, и я крепко уснул.
Во сне я снова лез в какую-то пещеру, задыхался, вскрикивал под водой и захлебывался. Потом кто- то крепко схватил меня за ногу и дернул. Я вскочил.
Это было уже не во сне. Сияло солнце. Облака плыли по небу. Павлик тревожно смотрел на меня и спросил:
— Ты что, заболел?
— Нет. С чего ты взял?
— А чего же кричишь во сне?
Мы услышали плеск весел и приближающиеся голоса. Это подплывали наши товарищи, ночевавшие на берегу. Надо было принимать какое-то решение и объяснять Кратову исчезновение одного акваланга. Я решил ничего не скрывать и все выложить начистоту.
Когда он поднялся по трапу на борт, я поздоровался и сказал:
— Василий Павлович, мне нужно поговорить с вами наедине.
Он подозрительно посмотрел на меня и торопливо ответил:
— Если ты насчет погружений, то прежде надо поговорить с врачами.
— Нет, у меня к вам важное дело. Все с любопытством окружили нас, прислушиваясь к разговору.
— Хорошо, — кивнул Кратов. — Пойдем в каюту.
Мы спустились в кубрик и сели за узенький откидной столик. Василий Павлович выжидающе смотрел на меня. А я не знал, как же начать свое покаяние.
— Понимаете, какое дело, — промямлил я наконец, — я утопил акваланг…
— Акваланг? Где? Какой?
— Свой акваланг. В пещере. Вы не беспокойтесь, его ребята легко достанут.
— Ничего не понимаю! — помотал он головой. — Пожалуйста, расскажи все толком и по порядку. Какая пещера? Что за акваланг?
Собравшись с духом, я начал ему рассказывать все: как меня осенила во сне догадка насчет пещеры, почему я решил ночью нырнуть один и как едва не застрял в подводной ловушке.
Его загорелое худощавое лицо все время менялось во время моего рассказа. На нем попеременно возникало выражение то изумления, то гнева, то радости.
— И ты действительно нашел эту пещеру? — спросил он, когда я кончил, крепко схватив меня за руку.
— Кажется, — ответил я неуверенно. — Ведь я же не смог в нее проникнуть до конца.
Несколько минут он молчал. Потом задумчиво произнес, пытливо глядя на меня:
— Не знаю, что мне делать с тобой. Когда кончится твой глупый, детский анархизм? Совершить открытие в одиночку! Какая глупая мечта! Откуда такая самонадеянность? Да что ты можешь один? Затонувший корабль нам помогли найти рыбаки. Тропинку к затерянной крепости нащупал твой дядя, метеоролог. Сотни ученых в течение многих лет по крупицам добывали и накапливали сведения о далеком прошлом нашей родины. Так что же ты можешь сделать в науке один?
Я молчал, опустив голову. Разве я сам не понимал, что поступил глупо, по-мальчишески! А он, вздохнув, продолжал:
— По-настоящему следовало бы после этих фокусов просто выгнать тебя из экспедиции. И только одно меня удерживает. Знаешь что? Не то, что ты нашел эту пещеру, совсем нет, не надейся. Победителей тоже судят, ты ошибаешься. Но ты сумел не растеряться в опасном положении и самостоятельно выпутаться из него. Вот это внушает мне надежду, что ты наконец становишься взрослым…
Он неожиданно ткнул меня кулаком в грудь и добавил уже совсем другим тоном:
— Ну, а теперь все наверх! Посмотрим твою находку.
Выйдя на палубу, мы увидели, что Аристов и Светлана надевают гидрокостюмы.
— Зачем? — удивился Кратов.
— Вода очень холодная, Василий Павлович. Просто ужас! — пожаловалась Наташа. — Вы подумайте: вчера было двадцать градусов, а сегодня только шесть.
Тут я вспомнил, что совсем забыл рассказать Кратову о странном похолодании воды, которое так меня удивило ночью. Значит, это мне вовсе не показалось.
— Это сгонный ветер поработал, — пояснил свесившийся со своего мостика Сергей. — Вчера ветер дул с берега. Он и согнал в море всю верхнюю теплую воду. А снизу, с глубины, поднялась более холодная. Так здесь нередко бывает.
— И надолго это? — спросил Кратов.
— Нет, ветер переменился. Я думаю, завтра все снова в норму придет… А тем временем мы перейдем в другую бухту…
— Отсюда уходить рано, друзья мои, — ответил профессор, незаметно для других заговорщически подмигнув мне. — За ночь произошли некоторые события, которые заставляют нас продолжать поиски именно в этой бухте.
Тут, конечно, поднялся шум и гам. Все требовали рассказать, что же произошло. Пришлось мне снова излагать свои ночные похождения.
Услышав о пещере, все, конечно, стали просить Кратова начать ее исследование непременно сегодня. Но старик возразил:
— Вы же слышали, что в пещеру трудно проникнуть даже голому человеку, в одном акваланге. А вы хотите лезть туда в гидрокостюмах. Придется потерпеть до завтра, хотя, поверьте, для меня это отнюдь не легче, чем для вас.
Возражение было, конечно, резонное, и мы, поворчав, смирились. Но ждать было чертовски трудно. Мы все измаялись за этот бесконечный день. Купаться нельзя, вода ледяная. Целый день валяться на пляже — жарко. Мы через каждые полчаса мерили температуру воды, но к полудню она поднялась всего на два градуса.
За этот день мы облазили со всех сторон скалу, в недрах которой таилась пещера. Карабкались по ее склонам, стучали, приложив ухо к горячим камням. Но скала как скала, никаких признаков пустоты внутри нее не было. Я уже начинал сомневаться: а вдруг мои предположения ошибочны и никакой пещеры там нет? Вдруг я нашел вовсе не вход в пещеру, а просто расщелину, которая никуда не ведет?
На следующий день я проснулся рано, когда солнце еще только вылезало из-за лысой горы. И первым делом сунул термометр в воду. Все десять минут, пока он торчал в море, я простоял, свесившись через борт и словно согревая его взглядом.
Сергей оказался прав. Вода снова нагрелась до восемнадцати градусов. Нырять вполне можно. На радостях я сложил ладони рупором и заорал на всю бухту:
— Эге-гей!
Ох, какой гвалт подняли перепуганные чайки, тучами вылетая из-под каменных сводов Золотых ворот! Ко мне подбежал заспанный капитан. Началось какое-то движение и на берегу.
Через полчаса все уже были на борту нашего кораблика, и бодро зарокотал мотор. Сергей подвел тралбот почти к самой скале и дал команду бросать якорь. А мы поспешили на корму, за аквалангами.
Я очень боялся, что Кратов не даст мне нырять вместе с ребятами. Но он ничего не сказал, когда я взял запасной акваланг и стал проверять его. Только поднимая голову, я несколько раз перехватывал его
