«Я не хотела вас обидеть, правда! Просто вы…»
«Мы то, чем сделали нас окружение и наследственность, так же, как твои человеки — продукт своей наследственности и окружения», вступил в беседу глубокий и звонкий голос Мелиреньи, стоявшей в распахнутом люке сверкающего красками звездолета. «Ты хочешь знать,
Девушка настолько устала, что без сопротивления позволила провести себя на борт. Таринье, к счастью, нигде не было видно.
«Должно быть, вы разминулись по дороге в рубку», пояснила Нева. «Он желает больше узнать об этом необычайном и эффектном способе истребления кхлеви».
«Ха!» Кхари раздраженно фыркнула. «Ему просто нравится смотреть, как взрываются корабли. Он все приговаривал: «Это за
«За кого?» недоуменно переспросила Акорна. Она поняла только, что это были названия кланов.
«Друзья и предки, падшие от лап кхлеви за долгие века», ответила Кхари.
«Достанет ли у врага кораблей, чтобы утолить кровожадность Таринье?», печально спросила Нева.
Она усадила Акорну в груде мягких подушек, и принялась разминать плечи и шею девушки. Пальцы ее то пробегали вверх-вниз по гриве, то вминались словно бы в сами позвонки, и Акорна поминутно морщилась, когда Нева добиралась до таких местечек, где боль гнездилась совсем незамеченной.
«Когда мы привезем тебя домой», в мысленном голосе Невы звучало легкое торжество, «ты узнаешь, как мы снимаем напряжение и усталость. Этот корабль слишком мал, чтобы установка поместилась в него — потому мы сейчас не в лучшей форме. Торопясь с предупреждением в ваш регион космоса, мы потратили много душевных сил».
«Обычно мы вовсе не так вздорны, как в последние недели», грустно призналась Мелиренья. Потом ее серебряные глаза вспыхнули. «Но что за радостные вести мы принесем, вместе с той, кого давно считали погибшей!»
«А у меня большая родня?» застенчиво спросила Акорна, хотя и помнила, что была у своих родителей единственным ребенком.
Звонкое ржание Невы заполнило комнату.
«Огромная! Но встречаться со всеми и сразу тебе вовсе необязательно».
«Но я бы тебя попросила познакомиться с моей…» Кхари лукаво улыбнулась. «С некоторыми, во всяком случае».
Мелиренья дружески оттолкнула навигатора.
«Я старше! Моя очередь первая».
«Очередь на что?»
Девушка никак не могла понять, о чем идет речь, хотя оттенки интонаций подсказывали ей, что смысл этих реплик глубже, чем могло показаться.
«Представить тебя подходящему молодому человеку, конечно!», объяснила Нева таким тоном, словно это было очевидно. «Тебе уже давно пора найти себе пару. Я поражаюсь, как ты еще можешь сдерживать себя».
«Ничто еще не затрагивало этой стороны ее бытия», отозвалась Мелиренья. «Или ты испытывала уже… скажем так, незнакомые чувства?» Она обернулась к подругам. «Знаете, такое бывает, если дитя растет в изоляции от сородичей».
«Я…» Акорна стыдливо понурилась. «Ну… были минуты….»
«Уже недолго, сестры-дочерь», уверила ее Нева, продолжая массировать девушке плечи.
«Придется подождать», с сожалением возразила Акорна.
«
«У меня остались еще дела на Маганосе…»
«Со всем справится этот маленький Рафик», твердо заявила Мелиренья. «
Кхари не то заржала, не то захихикала.
«И с твоим супругом».
«Да найдет ли меня кто-нибудь привлекательной? Я так долго жила…» Акорна осеклась, заметив, что даже чопорная Мелиренья от смеха согнулась пополам.
«Еще увидишь,’Кхорнья! Еще увидишь!»
Потом двое линьяри удалились по каким-то очень важным делам, а Нева продолжала мягко разминать девушке плечи, но в чуть ином ритме, и Акорна заметить не успела, как заснула.
К тому времени, когда ее начали искать, по бортовому времени «Прибежища» уже наступило утро. Калум наконец-то уступил пульт Маркелю и вернулся на «Акадецки», чтобы рухнуть на койку и забыться мертвым сном. Что Акорна может находиться где-то, кроме своей каюты, ему в голову не пришло. Так что когда Гилл и Рафик явились будить и его, и девушку, чтобы объявить о прибытии дяди Хафиза в компании пышнотелой, закутанной в вуаль Карины, то с недоумением и ужасом обнаружили, что Акорны нет.
— Она где-то рядом, — объявила Карина из-под чадры.
Калум заметил, что вуаль была почти прозрачная: куда более, чем те шелка, в которые ему когда-то пришлось замотаться, чтобы обвести вокруг пальца дядю Хафиза. Сквозь чадру проглядывало весьма милое, хотя на взгляд пилота и слишком пухлощекое, личико.
Карина театрально прижала ко лбу отягощенную доброй дюжиной перстней руку.
— Совсем близко… — Она неспешно обернулась к линьярскому кораблю. — Вон там. И они все на том корабле. Крепко спят.
— Дядя, — вполголоса поинтересовался Рафик, — с каких пор ты начал следовать варварскому древнему обычаю и прятать женщин под чадрой?
Всего лишь пару лет назад Хафиз с ужасом и отчаянием воспринял мнимое обращение Рафика в нео- хаддитизм: члены этой секты, отвергая писания Второго и Третьего пророков, дотошно исполняли заповеди Первого, не употребляя спиртного и скрывая лица своих женщин. Обнаружив, что переход племянника в ряды фундаменталистов был лишь деловой уловкой, дядя, по его словам, испытал большое облегчение, хотя и стал жертвой обмана сам.
— С тех пор, как приобрел сию бесценную жемчужину, мою Карину, — ответил Хафиз тем же интимным шепотом.
— Приобрел? Дядя, если мне не отказывает память, рабство до сих пор запрещено законами всех систем и федераций! Даже на Лябу тебе вряд ли позволят владеть наложницей!
Хафиз неодобрительно нахмурился.
— Я бы мог оскорбиться, если бы не ценил тебя так высоко, мой племянник. В глазах Трех Пророков Карина — моя возлюбленная и сердечно ценимая супруга. Мы принесли брачные обеты на Трех Писаниях.
У Рафика отпала челюсть.
— Ты женился на этой… этой шарлатанствующей псевдотелепатке?!
— Мальчик мой, — предупреждающе одернул его дядя. В голосе его звучала сталь. — Не забывай, что ты говоришь о своей тете. Какой укор людской проницательности — цветок красоты, подобный ей, вынужден был в поте лица зарабатывать свой хлеб, вместо того, чтобы, возлежа на шелковых подушках, питаться единственно халвой и рахат-лукумом! — высокопарно заявил он. — Меня не интересует прежняя ее жизнь — драгоценной газели Дома Харакамянов не придется более и пальцем шевельнуть ради пропитания.
Рафику пришло в голову, что если дядя и вправду намерился кормить свое новое приобретение исключительно восточными сладостями, та через год и вправду не сможет пальцем шевельнуть. Даже сейчас, чтобы назвать ее «газелью», требовалась весьма изобретательная фантазия.
— Разве она не прекрасна? — зачарованно вздохнул финансист. — Разве не роскошна превыше всех мечтаний? Даже моя Ясмина не могла бы сравниться с нею!
Вспомнив дядину первую жену, давно покойную Ясмину, Рафик вспомнил, что дядя и раньше выказывал определенную склонность к особам, чьи наиболее выдающиеся характеристики лежали несколько ниже
