— Тебе это не по силам.
— Нет, по силам! Хватит твердить, что мне это не по силам! Ты всегда пытался сделать так, чтобы я была зависимой от тебя, Макс, и я это знаю. Ты никогда не хотел, чтобы ко мне вернулась память, ты хотел, чтобы я всегда была маленькой девочкой, которая во всем будет полагаться на тебя. Но я не маленькая девочка и никогда больше не позволю, чтобы ты смотрел на меня как на маленькую девочку. Ты прав, мы с тобой не в бирюльки играем, и все это в самом деле очень серьезно.
Он подождал еще минуту, сердито сверкая глазами, потом круто развернулся и вышел. Стефани осталась неподвижна, но ее била дрожь: волнение Макса передалось и ей. Воцарилась тишина, словно после бури. Постепенно она успокоилась и перестала дрожать. Все кончено.
Однако ей не пришлось жать ему руку и целовать на прощание. Остаток дня он провел у себя в кабинете, запершись на ключ, а утром, когда она проснулась, его уже не было. Было пять часов утра, она поставила будильник на это время, потому что уже давно хотела съездить на велосипеде на вершину горы Венту, а отправляться туда нужно было пораньше, до дневной жары.
Мадам Бессе хлопотала на кухне, замешивая тесто для хлеба.
— Месье, наверное, уехал рано утром, мадам. Я пришла совсем недавно, а его уже не было. Он надолго уехал?
— Не знаю. — С чашкой кофе Стефани стояла на кухне и вдруг почувствовала, будто земля уходит из-под ног. Он уехал. Но не в командировку, как бывало уже много раз. Нет, он уехал далеко, за тысячи миль, и останется там. Теперь она одна. Нет, не одна, тут же мысленно оговорилась она, но она чувствовала, какая пустота царит в доме, в этих комнатах с высокими потолками, среди мебели, которую она покупала и расставляла на протяжении последних месяцев, в саду, где распускались осенние цветы, на прибранной кухне с полновластной хозяйкой — мадам Бессе.
Подойдя к двери, ведущей во двор, она стала смотреть сквозь стекло на Марселя: тот срезал распустившиеся утром цветы. А мадам Бессе потом расставит их в вазы.
Впервые за многие месяцы ее охватило ощущение пустоты — она не знает, кто она такая, где ее место в жизни. Туман обступил ее со всех сторон, и она слегка испугалась. Я здесь чужая. Я везде чужая.
— Может, он уехал на несколько дней, мадам? — не отставала мадам Бессе. — Если бы вы мне сказали. А то мне надо будет покупать…
— Я же вам сказала — не знаю! — Она перевела дух. — Прошу прощения, мадам Бессе, я в самом деле не знаю. Как только буду знать, скажу. — Ей хотелось скрыться от взгляда блестящих черных глаз мадам Бессе, которые много знали и еще о большем догадывались. — Я сейчас поеду на велосипеде на вершину Венту. Пожалуйста, сделайте мне бутерброд и дайте две бутылки с водой.
— Хорошо, мадам. Поездка у вас сегодня не из легких.
— Да, я знаю. Может быть, на вершину я подниматься пока не буду. — Вернувшись к себе в спальню, она быстро переоделась в трикотажные шорты, майку свободного покроя с короткими рукавами и велосипедные туфли. Взяв небольшую сумку, что крепится у пояса, она сунула туда бумажник, ключи от машины, защитный козырек от солнца, легкую куртку, а также сэндвич и виноград, приготовленные мадам Бессе. Бутылки с водой она вложила в боковые карманы сумки.
— Вернусь ближе к вечеру, — сказала она, обращаясь к мадам Бессе.
Зайдя в гараж, она прикрепила велосипед к багажнику кузова, бросила шлем и перчатки на переднее сиденье, уселась за руль и, дав задний ход, выехала по аллее на шоссе. Неподалеку от дома стояла машина, за рулем которой сидел мужчина в черной шляпе, надвинутой на лоб. Его лицо показалось Стефани знакомым. Она кивнула ему и проехала мимо. Часы показывали половину шестого утра.
Было еще прохладно. Нежно-голубое небо переливалось у горизонта розовыми оттенками. Каждый листик, каждая травинка радовались утру и блестели так, словно пользовались кратким мгновением свежести перед наступлением дневного зноя. Стефани ехала быстро, без усилий обгоняя громыхавшие по узким дорогам грузовики. Когда-то они наводили на нее ужас; теперь она видела в них не более чем препятствия. Надо только быть готовой обогнать их и свернуть вправо, чтобы не столкнуться со встречной машиной. Несмотря на ранний час, движение было интенсивное, и она сосредоточилась на дороге. Время от времени она бросала взгляд на работавших в полях фермеров; на женщин, что развешивали выстиранное белье на веревках с утра пораньше, по холодку, на школьников, шагавших по обочине в сопровождении тявкающих и вьющихся под ногами собачонок. Впереди маячила меловая вершина Венту с радиолокационной станцией. Телевизионная мачта на вершине отчетливо вырисовывалась на фоне бледного неба.
Она сбавила скорость, добравшись до деревни Бедуан, что раскинулась на небольшом холме. За деревней величественно высилась Венту. В этот час сельские улицы были пустынны, оживление царило только на рынке. Мужчины и женщины в длинных передниках ставили столики, раскладывали фрукты и овощи, груды плетеных корзин и столовых скатертей, подвешивали тушки цыплят, пристраивали в передвижных холодильниках сырные круги. В трех футах поодаль свешивались длинные изогнутые колбасы, стояли открытые бочки и банки с маринованными и настоянными на травах маслинами, лежали груды караваев хлеба всех мыслимых размеров и форм. Рядом с рынком была центральная площадь с мэрией и устремленной ввысь церковью из камня. В домах, выходивших окнами на площадь, люди еще спали или только встали и готовились завтракать. Все было обычное в этой деревне и очень земное. Но Стефани смотрела и видела все как бы в первый раз, потому что впервые она осталась одна.
Гора возвышалась над долиной на четыре с лишним тысячи футов. Стефани проделала часть пути по ее склону, поросшему густым лесом, на машине, а затем пересела на велосипед. На одном из поворотов она свернула в кедровую рощу, где встречных машин уже не было. Надев шлем и велосипедные перчатки, она пристегнула сумку к поясу. На часах было четверть седьмого, когда она двинулась вверх по мощеной дороге. Внизу остались вишневые и персиковые сады, а она проезжала леса. Сначала ей попадались бук, кедр и сосна, постепенно их сменил кустарник, который редел по мере того, как Стефани поднималась в гору. Воздух становился более разреженным. Сквозь листву она время от времени смотрела на телевизионную мачту — ее ориентир.
Тело Стефани двигалось в размеренном ритме, ей казалось, что она летит на вершину горы. Она тяжело дышала, напрягая каждый мускул, но испытывала радость, чувствуя собственные силы и прохладный ветерок со всех сторон. В голове теснились мысли и образы, но, появившись, вскоре исчезали, потому что она даже не пыталась сосредоточиться на чем-нибудь одном.
Макс уехал.
Дом теперь мой.
Но кому он принадлежит?
Робер должен знать, ведь это он нашел его по просьбе Макса.
Робер скажет мне, что тут можно сделать. Какое-то время еще поживу, а потом продам.
У Макса должны быть деньги, но где теперь его искать?
Да и куда мне податься?
Можно жить вместе с Леоном. Он этого хочет. Да и я тоже.
Нет, пока рано. Я же сказала ему, что собираюсь жить одна.
Он все понял; он всегда все понимает.
Я люблю Леона. Я люблю Леона. Я люблю Леона.
Эти слова пела ее душа в такт ритмичным движениям тела. Мускулы стали побаливать; она включила понижающую передачу и, достигнув самой низкой, поехала медленнее. Достав бутылку с водой и сжав ее, она на ходу направила струйку ледяной воды прямо в рот, а потом, изогнувшись всем телом, вернула бутылку на место. В тот момент, когда она поворачивалась, мимо неожиданно пронеслась машина. Она