догадках, не зная, с чего начать в Лондоне. А теперь — знаем.
Робер взял их руки.
— Будьте осторожны, дети мои. Вы так прелестны и полны жизни, но в мире, знаете, есть зло. Поменявшись местами, вы сделали глупость, подвергнув свои жизни опасности, так что теперь вы должны быть на редкость осмотрительны, осторожны и рассудительны. — Когда он поцеловал их в лоб, Сабрина почувствовала, будто он благословляет их. — Я желаю вам всего наилучшего. Обязательно напишите мне или позвоните. Мы не должны терять связи друг с другом.
Самолет летел над равнинами Нормандии, потом под крылом показался Ла-Манш, водная гладь которого была покрыта белыми бурунами с высоты напоминавшими снежинки. Вдалеке в иллюминатор Сабрина увидела побережье Англии. Лондон, — мелькнула у нее мысль. — Город, который столько лет был мне домом. Дом, работа, друзья.
— Мы остановимся на Кэдоган-сквер? — спросила Стефани.
— Да, в последний раз. Я продала дом друзьям Александры, но они не вступят во владение до тех пор, пока…
— У меня ведь теперь другой дом, — непроизвольно вырвалось у Сабрины. Дрожащей рукой она поставила чашку с кофе на столик.
Стюард забрал у них подносы. В салоне поднялся легкий шум — это пассажиры убирали выдвижные столики, закрывали компьютеры и атташе-кейсы, готовясь к посадке.
— Ты сама хочешь поговорить с Яной? — спросила она. — Ты ведь жила с Максом, и будет логичнее, если это сделаешь ты.
— Ах… Да, если ты так хочешь. — Обе они поняли, что, уклонившись в очередной раз от разговора на больную тему, они снова решили, что могут не заводить об этом речь так долго, как им самим захочется.
Стефани поглядела в иллюминатор на приближающуюся землю. Она думала о предстоящей посадке в аэропорту Хитроу. Раньше все было так хорошо, мелькнула у нее мысль, а теперь пришла пора взглянуть в лицо реальности. Только… не одной. Сабрина поможет мне. Она сумеет сделать так, что мы сможем выпутаться из этой истории. Сможем, так или иначе.
В доме на Кэдоган-сквер было темно и зябко. Здание, казалось, съежилось, стараясь укрыться от разгулявшейся непогоды, от дождя, барабанившего по крыше, от мрачного свинцового неба. Сабрина разожгла огонь в камине гостиной, пока Стефани покупала продукты на обед и ужин. Обе чувствовали себя совершено свободно и в доме, и в этом районе города. Они переходили из одной комнаты в другую, и понимали, что со стороны, наверное, выглядят довольно странно, но предпочитали до поры до времени не заводить об этом речь.
— Может, позвонить ей? — спросила Стефани. — Мне не хочется ехать в Кент, если ее нет в городе.
— У нее может быть квартира и в Лондоне. — Сабрина полистала телефонный справочник. — Вот, тут указана некая Я. Корли, она живет неподалеку от Беркли-сквер. Пожалуй, можно попытать счастья.
— Это совсем рядом. Наверное, я даже звонить не стану. Рискну.
— Возвращайся к обеду.
Стефани вызвала такси, а Сабрина тем временем наблюдала за ней, удивляясь, насколько быстро сестра освоилась в Лондоне и на Кэдоган-сквер, хотя провела здесь совсем немного времени. «А почему бы и нет?» — мелькнула у нее мысль. В конце концов, сколько времени понадобилось мне, чтобы привыкнуть к Эванстону?
Порывшись в шкафу в прихожей, Стефани достала оттуда плащ, шляпу, зонтик, и, выскочив за дверь, одним прыжком преодолела расстояние до такси. Пока они еле-еле ползли в потоке машин, она в замешательстве разглядывала проплывавшие мимо улицы, здания, черные зонтики прохожих. В Лондоне, таком знакомом городе, над которым время, похоже, не властно, она чувствовала себя как дома. Но, разглядывая виды Эванстона на фотографиях в альбоме Сабрины, она в то же время испытывала странное чувство, говорившее ей, что там ее дом. И в Кавайоне она чувствовала себя как дома. И Везле теперь тоже стал ей домом, как стало бы любое место, куда бы ее забросила судьба вместе с Леоном.
Что же это такое на меня нашло? Неужели я не могу даже сказать самой себе, где же мой дом, мое место?
Яна Корли жила в покосившемся многоквартирном доме — мрачноватого вида сером здании, по которому потоками бежала дождевая вода. Подойдя к двери, Стефани позвонила и, когда из динамика переговорного устройства послышался юный голос, сказала:
— Я добрая знакомая Робера Шалона.
Раздался звук зуммера, она открыла дверь и поднялась наверх, миновав два лестничных пролета. Яна дожидалась ее, стоя на пороге двери, ведущей в квартиру. Худенькая, белокурая, она была в хлопчатобумажном тренировочном костюме и теплых носках. Судя по удивленно вскинутым бровям, она еще не вполне пришла в себя от сказанных Стефани слов.
Стефани протянула ей руку.
— Сабрина Лакост. А вы — Яна Корли, не правда ли? — Продолжая сжимать руку Яны, она увлекла ее за собой в квартиру. Все лампы внутри были включены, в камине стояла маленькая газовая плитка. Замешательство, охватившее Стефани, пока она ехала в такси, как рукой сняло: сейчас она чувствовала себя сильной и полной решимости, потому что теперь ей предстояло сделать то, что они наметили вместе с Сабриной.
— Мы дружим с Робером, до недавнего времени я жила в Кавайоне. Я жила с мужчиной по имени Макс Лакост. Но вы, по-моему, знаете его как Макса Стювезана.
На лице Яны появилось настороженное выражение, и она слегка отстранилась.
— Макса Стювезана нет в живых.
— Считалось, что нет. Но на самом деле он жил в Кавайоне. И вы это знаете. Когда вы были там вместе с Робером, вы с ним встречались.
— Но я ничего не сказала. То есть не показала виду, что узнала его. Было же очевидно, что он этого не хочет. Наверное, и Робер не знал. И, знаете, поведение Макса мне понятно. Если бы я была замешана в афере с «Уэстбридж», мне бы тоже захотелось без шума выпутаться из этой истории. И мне думается, что помощь Роберу — своего рода искупление за прошлое.
— Искупление?
— Ну, вы знаете, Робер работал вместе с Максом. Это они вдвоем вытащили меня из Чили! Они даже не погнушались черной работой. Это было как в кино. Когда судно прибыло в Марсель, меня заперли на складе. Так вот, Робер подпоил охранника, а Макс взял ключи, и они вместе открыли контейнер, где я спряталась… никогда в жизни я еще так не радовалась. Так вот, если Макс работал вместе с Робером, значит, он творил добро. Вот я и подумала, что само по себе это может загладить его вину за «Уэстбридж». Знаете, после аферы с «Уэстбридж» ему стали приписывать самые невероятные дела, и, на мой взгляд, в основном потому, что завидовали. У всех было такое ощущение, будто он реализовал то, о чем многие лишь мечтали. Извините, может хотите чаю? Или суп? Я как раз разогреваю суп. Казалось, съела бы все, что угодно, лишь бы согреться. Терпеть не могу октябрь. Вы с чем любите чай?
— Я вообще ничего не хочу, спасибо. К тому же меня уже пригласили на обед. Я просто хотела кое о чем у вас спросить.
— Насчет Макса? Это что, он вас сюда прислал?
— Я пытаюсь выяснить, говорили ли вы кому-нибудь о том, что видели его в Марселе.
— Нет, конечно, я не… Ой! Вообще-то, говорила. Конечно, не стоило этого делать, но Алан поклялся мне, что ничего никому не скажет. Мы с ним давно не виделись, я… ну, знаете, я очень расслабилась, вот у меня и вырвалось невзначай. Максу это ведь не повредило, правда? У меня в голове не укладывается, что это могло бы выйти ему боком.
— Кто такой Алан?
— Мой жених. Алан Летридж. Впрочем, не то чтобы мой жених, просто я иной раз так его называю, когда он мне нравится. Но, знаете, он мне обещал, что никому ничего не скажет, и я уверена, что так он и
