— У Фогта никогда не знаешь, за что в фавориты попадешь, — вздыхает Нефедов. — Горностаев ему понравился потому, что на его минных полях больше всего немецких саперов подрывается. Сам видел, как Фогт похлопывал его по плечу, когда какой-то здоровенный ефрейтор кисть руки себе оторвал, пытаясь разминировать установленную Горностаевым мину. “Очен корошо! — радостно выкрикивал Фогт. — Немецкий сапер должен учиться на самый хитрый мина. Тогда ему никакой советский мина не будет страшен. Это есть для него короший школа”.
Теперь слышен тяжелый храп и других офицеров. Они устали за день, да и разговор этот не очень, видимо, их заинтересовал. Умолк и майор Нефедов. А когда Бурсов решил, что и он заснул, вдруг снова услышал его голос, теперь приглушенный до шепота:
— Я не сомневаюсь, товарищ подполковник, что сражение под Курском кончится нашей победой. После Сталинграда у меня уже нет никаких сомнений на этот счет. Гнетет другое — а мы-то как же? Чем вину свою перед Родиной искупим? Вольная вина или невольная — это ведь сейчас не самое главное… Скорее всего, мы просто не доживем до того часа, когда земля наша станет свободной. А мертвые, как говорится, сраму не имут…
Майор Нефедов тяжело вздыхает и долго ворочается на нарах. Потом спрашивает:
— Вы, наверно, спать хотите, товарищ подполковник, а я вам голову морочу всем этим…
— Какой там сон!.. А у меня, вы думаете, сердце кровью не обливается при одной мысли, что мы не вырвемся отсюда до конца войны?
— Вы, значит, надеетесь, что удастся вырваться? — А вы разве потеряли эту надежду?
Снова слышится тяжелый вздох Нефедова. Вздыхает и еще кто-то, но Бурсов не может разглядеть в темноте, кто это.
— Предпочитаете не отвечать на этот вопрос? — снова спрашивает подполковник Бурсов.
— Да, воздержусь пока, — еле слышно отзывается Нефедов. — Поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Спокойной ночи, товарищ подполковник.
— Спокойной ночи, товарищ Нефедов.
На следующее утро лейтенант Азаров заходит в блок старших офицеров сразу же после подъема.
— Товарищ подполковник, — обращается он к Бурсову, — вам и майору Огинскому после завтрака нужно явиться к капитану Фогту. Будьте готовы к этому. Я зайду за вами минут через пятнадцать.
За завтраком Бурсов подсаживается поближе к Нефедову, спрашивает его:
— Почему это лейтенант Азаров в таком фаворе у Фогта? Он, что…
— Нет, нет, не думайте о нем ничего плохого! — торопливо перебивает подполковника Нефедов. — Азаров замечательный парень. Он давно бы сбежал отсюда, но одному это просто невозможно. А остальные…
И он лишь сокрушенно машет рукой. Помолчав немного, продолжает:
— Ну, а Фогту он понравился потому, что капитан, видно, фаталист. Не понимаете? Сейчас поясню. Был тут у нас такой случай. Установили мы противопехотное минное поле для тренировки немецких саперов и послали Азарова доложить об этом тогдашнему помощнику Фогта фельдфебелю Ханке. А был этот Ханке таким мерзавцем, которого даже сам Фогт побаивался. Нас же всякий раз нервная дрожь пробирала, как только он останавливал на ком-нибудь свой неподвижный взгляд. Один только Азаров его не боялся.
— Зато фельдфебель прямо-таки ненавидел Азарова! — замечает сидящий рядом с Нефедовым худой седоволосый майор Коростылев.
— Это верно, ненавидел он Азарова люто, — подтверждает Нефедов. — А в тот день был особенно не в духе: повздорил из-за чего-то с капитаном Фогтом. Ну, а когда предстал перед ним Азаров с докладом, он, ни слова не говоря, — бац его по физиономии. Но и лейтенант наш не смолчал на сей раз. Развернулся да как влепит ему, в свою очередь, по роже. И бежать, да прямо через то самое поле, которое мы установили. Перемахнул его все и не подорвался. Нам это просто чудом показалось. А фельдфебель уже выхватил свой парабеллум и целится в него. Но тут Фогт подоспел. “В чем дело?” — спрашивает. Фельдфебель ему сочиняет, будто усомнился он в качестве установки минного поля и велел Азарову перебежать его. “И вот, говорит, действительно так оно, значит, и есть — не подорвался ведь лейтенант. Потому и хотел я его немедленно пристрелить”.
— А мы сидим ни живы ни мертвы, — добавляет Коростылев. — Понимаем, что добром это не кончится.
— Кончилось же все это самым неожиданным образом, — продолжает Нефедов. — Фогт, выслушав фельдфебеля, крикнул Азарову: “А ну, быстро назад!” И Азаров снова бегом через все минное поле и опять остался невредимым. “Сами теперь видите, господин капитан, как они нас надувают”, — ухмыльнулся Ханке. “А я не верю, чтобы они могли меня надуть, — отвечает Фогт. — Никто не посмеет сделать этого. А если вы так уверены, что никакого минного поля не установлено, то шагом марш через него! И если не подорветесь, собственноручно этого лейтенанта тут же расстреляю”.
— Это он все по-немецки, — поясняет Коростылев, — но мы хорошо все понимали и ждали затаив дыхание, что же дальше будет?
— А дальше разъяренный фельдфебель, будучи совершенно уверенным, что Азаров его дурачит, смело шагнул на минное поле и сразу же подорвался, да так основательно, что в тот же день и умер не только к нашей радости, но и к явному удовольствию капитана Фогта. Кажется, этот Ханке доносил на своего начальника в гестапо. С тех пор и стал лейтенант Азаров фаворитом у Фогта.
— А как же все-таки сам Азаров не подорвался? — спрашивает Бурсов.
— Не любит он на эту тему распространяться, но тут либо действительно фатальный случай, либо он знал все-таки, где именно мины стояли. Минер ведь он отличный, и глаз у него молодой, приметливый. А в общем-то, конечно, все это на чудо похоже. Суеверный Фогт и воспринял, видимо, все это как настоящее чудо.
Когда после завтрака лейтенант Азаров появляется в блоке старших офицеров, подполковник смотрит на него с невольным уважением.
Несколько минут спустя лейтенант выводит Бурсова с Огинским через проходную арку и ведет к небольшому домику под черепичной крышей, в котором находится канцелярия капитана Фогта. Часовой, хорошо знающий Азарова, беспрепятственно пропускает их.
— О, доброе утро! — весело приветствует их капитан Фогт. — Познакомьтесь с нашим специалистом по взрывчатке, господином Штрейтом.
Из-за стола встает очень тощий немец с морщинистой шеей. с большим кадыком и небрежно представляется:
— Гюнтер Штрейт, доктор технических наук. Как, однако, будем мы с вами изъясняться — я ведь не владею русским языком, — беспомощно разводит он руками.
— Зато мы знаем немецкий. Я — посредственно, майор — хорошо, — кивает Бурсов на Огинского.
— Тогда все в порядке, — удовлетворенно замечает Штрейт. — Можем мы приступить к делу тотчас же? — обращается он к капитану.
— О да! Пожалуйста! — довольно восклицает Фогт и уходит куда-то, пожелав доктору и советским офицерам успеха.
На докторе Штрейте светло-серый спортивный костюм и тирольская шляпа с пером. На длинном носу с горбинкой старомодное пенсне.
— Ну-с, я слушаю вас, господа, — произносит он, широким жестом предлагая офицерам сесть. — Не скрою от вас — меня интересуют ваши эксперименты потому, что я тоже проделывал нечто подобное. И должен вам признаться — у меня ничего пока не получилось. Поэтому очень любопытно, что же получается у вас?
“С чего же начать?.. — лихорадочно думает Бурсов. — Этот доктор, очевидно, большой знаток
