У здания волостного правления прогремели два взрыва. В наступившей тишине разнесся фальцет деда Фомы:
— Выходи! Сдавайся!
— Руки вверх! Выходи! — крикнул за ним Тимоша.
В проеме двери возникла фигура солдата без фуражки. Винтовка со штыком была на нем надета по- походному, через плечо. Внезапное появление солдата, бледное лицо, круглая бритая голова, вздернутые руки, заставили Тимошу невольно отступить.
Тотчас по ступеням крыльца взбежал парень и стал стаскивать с солдата винтовку. Тот торопился, путался в ремне и все никак не мог снять оружие. Из темноты сеней вдруг высунулась рука с винтовкой:
— Вы это, братцы, того… Подневольные мы… Вы того, братцы… Не надо…
Тимоша взял винтовку, сунул гранату в карман и юркнул в сени, услышал шорох, мотнулся в сторону. В глубине сеней бабахнул револьверный выстрел. Солдат, который отдал винтовку Тимоше, взвизгнул высоким голосом:
— Бра-ат-цы-и-и… За что… братцы… — и, откинувшись к притолоке, стал сползать на пол.
Тимоша выстрелил наугад. Отдачей едва не вырвало винтовку из рук.
Кто-то зарычал, затопали сапогами. Тимоша ткнул штыком вперед, на звук. Штык ушел во что-то мягкое.
— Сдавайся! — не своим голосом прокричал Тимоша и что было сил отбросил повисшего на штыке человека в сторону, как отбрасывают на вилах ворох сена.
Потом выдернул штык и побежал дальше, нашаривая в темноте дверь. Нашел. Распахнул. В нос ударил запах взрывчатки. В помещении еще клубился дым. Коптил фитиль «молнии» — стекло лампы было разбито. Стол опрокинут. На полу валялись капитан и офицер во френче. На капитана лилась струйка керосина из пробитого резервуара лампы. Стараясь не запачкаться в крови, Тимоша прошел к лампе и задул коптящий фитиль. «Загорится, чего доброго, дом, — подумал он и вышел. — Где же Медведев?»
Он наткнулся на чье-то тело у лестницы на чердак. Огляделся. Справа на полу отпечатался в лунном свете перекошенный переплет рамы. Тимоша подтащил туда тело и узнал кузнеца, он был мертв.
Во дворе дома шла драка. Не стреляли. Вероятно, опасаясь попасть в своих.
— Иван Парамонович! — позвал Тимоша.
— Как у тебя? — услышал он голос жестянщика.
— Они Медведева убили.
— Давай к волостному.
— Мигом!
С высоты крыльца он увидел лежавшего на нижней ступени часового. Рядом с ним сидел один из парней, пришедших вместе с Тимошей. Парень плакал навзрыд.
— Чегой-то он? — недоуменно спросил Тимоша.
— Да… вот… — глухо отозвался тот, что стрелял в часового.
— Говори толком, паря! — нетерпеливо крикнул Тимоша.
— Да вот, — заторопился круглолицый парень, — Митька соседа своего, Пашку, того…
— Как же это? — Тимоша вытаращил глаза.
— Да так… Тот караульным у дома стоял. Его неделю назад забрали. Вскочили налетом в нашу деревню. Кто из парней не успел в урман сбежать, тех под гребенку — в солдаты. Вот и стоял Пашка на карауле, а Митька его того…
— Чего ж я его маменьке-то скажу… — протянул Митька сквозь слезы. — Она ж крестная моя…
Неожиданно Митька поднялся. Он был на голову выше Тимоши, с длинным бледным лицом. На его худых щеках блеснули в лунном свете застывшие слезы. Он несколько секунд жевал губами, потом вытерся рукавом, взял винтовку убитого Пашки:
— Ну погоди ж, беляки!
— Давай теперь к волостному. Слышите, там еще стреляют! — крикнул Тимоша.
Низенький солдат, сдавшийся первым, толкнул Тимошу в бок.
— Я с вами! Возьми, паря, а?
— Давай!
Когда они подбежали к приземистому зданию волостного правления, стрельба там уже утихла. В дверях стоял дед Фома и покрикивал выходящим:
— Шевелись, солдатики! Шевелись! Истинно — зря вы с этими временными связались! На своего кровного брата, трудового крестьянина, руку подняли! Шевелись, солдатики! Не бойсь! Мы не ваши начальники-кровопийцы! Сдавайте оружие! Кто хошь — по домам! Кто хошь — к нам!
В одной руке у деда Фомы был зажат пистолет, а свободной он принимал сдаваемое солдатами оружие.
— Эх, солдатики!.. Своими руками на свою шею захребетников решили посадить? Своих братьев крестьян пороть и расстреливать? Не позволит вам народ. Не для того Николашку с престола турнули!
За огородами, со стороны ручья, послышалось несколько выстрелов. Стихло. На площади наступила тишина.
Несколько солдат, еще не успевших отдать винтовки, столпились на крыльце в нерешительности. Остальные смешались с кучкой вооруженных крестьян.
— Товарищи! — крикнул Иван Парамонович. — Пусть обезоруженные отойдут к зданию! — И негромко добавил Тимоше: — Иди со своими ребятами к деду Фоме. Отберите оружие у остальных. Будьте начеку.
Тимоша кивнул, позвал за собой трех парной и круглолицего коротышку солдата. Он еще не понимал, зачем Иван Парамонович отдал такой приказ. Сквозь толкучку солдат и вооруженных крестьян они прошли на крыльцо.
— Солдаты! Не забывайте присягу! — завопил толстомордый ефрейтор, тот самый, что порол Тимошу. — Не забывайте, кому присягали! Изменникам — расст…
Он не успел докричать. Солдат с лошадиным лицом ударил его по голове прикладом:
— Заткнись, гад!
— Не горячись! — крикнул Иван Парамонович.
Но было поздно. Длиннолицый еще раз ударил упавшего.
— Черт возьми! Зачем? — вскричал Иван Парамонович.
— Да он же взбунтовать солдат хотел! — крикнул в ответ длиннолицый.
На площади стало шумно. Солдаты торопливо сдавали винтовки и отходили к стене волостной управы. Там, сбившись в кучу, стояли пленные. Луна поднялась высоко, и тень около стены была густая, лиц нельзя было разглядеть. Обезоруженные стояли молча, настороженно.
Дома, выходившие на площадь, смотрели на все происходящее темными слепыми окнами, но чувствовалось, что за каждым притаились обитатели, еще не знавшие, на чьей стороне сила, чья взяла.
Открылась калитка, и из двора волостной управы вышел, ковыляя на культяпке, отец Тимоши и подошел к Ивану Парамоновичу. Они тихо поговорили о чем-то. Тимоша приблизился к ним, услышал обрывок разговора:
— Этого… отца Евлампия упустили…
— Плохо, — сказал жестянщик.
— Ужом проскочил. Выходит, мне домой не след появляться. В урмане надо обосноваться накрепко. Иного выхода нет. Приметный я слишком, — невесело усмехнулся отец.
Жестянщик обратился к пленным.
— Кто хочет, пусть уходит! Кто хочет — с нами, беляков бить!
Макаров словно не замечал подошедшего сына, а тому очень хотелось услышать похвалу из его уст. Но отец обернулся к нему и спросил:
— Почему не дождались сигнала?
Тимоша объяснил.
— Ладно. Хорошо, все обошлось. Но в следующий раз, что бы то ни было, приказа не нарушать. Теперь отправляйся со всеми нашими домой. Тебе подлечиться надо. Скажешь матери, чтоб через два дня
