Девочка повесила бурдюк на спину, подхватила узел и ботинки и побрела по руслу реки в сторону выгона за домом. Там паслись несколько лошадей, но почти все они были наполовину дикими и жаждали вырваться на волю. Матильда думала только об одной старой кобыле, которую помнила всю свою жизнь. Только Леди из всех лошадей могла вернуться домой с любого места в округе, где бы ни была выпущена.
Лошади шарахались и пугливо поворачивали головы, когда девочка шла мимо них к старой кобыле Мервина.
– Шшш, старушка, все в порядке… – прошептала она, зажимая кобыле мягкий нос, чтобы не заржала. – Мы просто немного прогуляемся…
Леди послушно стояла, переступая копытами, и только скосила умные глаза, когда девочка, ухватившись за гриву, с трудом подтянулась и перекинула тело на ее спину. Морщась от боли, она устроилась поудобнее, поглаживая шею лошади и нашептывая ласковые слова. Леди привыкла к тяжелому телу Мервина и его грубому обращению, поэтому Матильда на всякий случай крепко вцепилась в гриву. Быть сброшенной на землю ей сейчас совсем не хотелось.
Гром прогремел в отдалении, и Мервин напрягся, ожидая вспышки молнии и барабанной дроби дождя по железной крыше. Но ничего не произошло. Он повернулся и зарылся лицом в подушку, однако потревоженный сон не возвращался, и он понял, что уже не заснет. Что-то не то было с тем ударом грома. Что-то, что ускользало от него…
Мервин открыл заплывший глаз и попытался сфокусировать взгляд на пустующей части кровати рядом. Там тоже было что-то не так, но голова нестерпимо болела, а дикая жажда вытесняла все мысли и чувства. В горле пересохло, и, когда он попытался облизать губы, язык наткнулся на глубокую ранку, появления которой он не помнил.
– Опять где-то упал, – проворчал он, обследуя ранку языком. – Мэри! Где тебя черти носят?!
Иглы, вонзившиеся в его виски, пронзили такой болью, что заставили со стоном упасть на подушку. Проклятая баба, никогда ее нет, когда она нужна!
Мервин полежал еще немного, пытаясь сосредоточиться, но мысли разбегались от невыносимой боли.
– Мэри! – громко взмолился он. – Женщина, иди сюда!
Ответа не было, и никаких спешивших к нему шагов Мервин не услышал. Никаких звуков из кухни или суеты во дворе тоже. Было слишком тихо.
Он с трудом поднялся на ноги, доковылял до двери и толкнул ее. Она со стуком ударилась в стену, смутно о чем-то напомнив, но не задержала внимания. Он отмахнулся от неопределившихся мыслей и ввалился в пустую кухню. Ему надо было выпить.
С последним глотком виски в голове затихла барабанная дробь. Мервин постепенно стал воспринимать окружающее. На плите не томилась овсянка, не пыхтел чайник, нигде не было видно Мэри. Он уже открыл было рот, чтобы позвать ее, как вдруг вспомнил, что Мэри в земле. Уже больше двух недель.
Неожиданно ноги его подкосились, и он упал на стул. Ледяной пот прошиб Мервина, и никакое количество виски не могло бы согреть его. Память полностью вернулась.
– Что я наделал? – в ужасе прошептал он в мертвой тишине.
Стул с грохотом упал, когда он поднялся из-за стола. Он должен найти Матильду, должен объяснить, что только виски толкнуло его на то, что он натворил…
В ее комнате было пусто. Дверь болталась на верхних петлях, нижние были сорваны. На постели алели следы его преступления, а на полу валялся сломанный стул. Слезы покатились по небритому лицу Мервина.
– Я не хотел этого, девочка моя… Я принял тебя за Мэри, – всхлипывал он. Вытерев слезы, он вышел из комнаты и прислушался. Было тихо. Она, наверное, прячется, но он должен ее найти – объяснить, что это была ужасная ошибка.
– Молли, где ты? – мягко позвал он. – Выйди к папе!
Детское имя девочки вырвалось у него непроизвольно. Но он надеялся, что это ее успокоит.
Было по-прежнему тихо – ни звука, ни скрипа. Мервин вернулся в ее комнату и, откинув грязную простыню, заглянул под кровать. В голове снова запульсировала боль. Открыв тяжелую дверь шкафа, Мервин уставился в темную глубь. Шкаф был пуст. Он вытер рукавом нос, пытаясь сосредоточиться. Она могла спрятаться в амбаре или где-то в сараях. А может быть, в пустующем бараке стригалей.
Мервин вернулся в кухню и, увидев недопитую бутылку виски на столе, сбил ее на пол.
– Больше никогда, – бормотал он. – Никогда-никогда не притронусь…
Мервин уже открыл было дверь на веранду, но что-то бросилось ему в глаза. Что-то было не так, только он не мог понять что.
Он отступил назад, осмотрел кухню, и, когда не увидел на стене бурдюка с водой, другие подробности стали складываться в голове. Шкаф Матильды был пуст. Ботинок под кроватью тоже не было. Шаль Мэри, которая всегда висела на спинке кровати, исчезла.
Жалость к себе и дочке моментально вытеснил страх. Куда, к чертям собачьим, она подевалась?!
Мервин выскочил на веранду и зажмурил глаза от солнца. Она должна была быть где-то здесь! Даже у Матильды хватит ума не сбегать из дома, когда вокруг на сто миль никто не живет.
Правда, она может попытаться догнать овчаров, пару дней назад уехавших на зимние пастбища, но у них хватит ума держать язык за зубами. Вряд ли они захотят потерять работу из-за глупой болтовни девчонки. С ними он справится. Если только она не направилась в Вилгу – к Тому и его идиотке жене. Это было бы куда хуже. Но самое ужасное, если она отправилась к Этану, в Курайонг…
Его прошиб ледяной пот. Он должен найти ее во что бы то ни стало! Через некоторое время Мервин уже бежал к выгону с седлом и поводьями в руках. За спиной у него болтался бурдюк с водой. Он был зол и испуган. Если Матильда доберется до Вилги или Курайонга, его жизнь в Чуринге будет закончена. На этот раз его не спасет никакая ложь.
