жестоким, трусливым и нелогичным. Такие толпы с ревом и свистом гонялись за неграми, спасающими свою жизнь; громили еврейские магазины в чистеньких немецких городках; давя друг друга, спасались из горящих зданий во время чикагских пожаров и выли от восторга, когда на аренах римских цирков голодные звери рвали на куски живых людей.

Рэнди еще раз облил тело Бэдшоу гексахлораном. Толпа шумела и волновалась. Рэй Гэтс, тот, который отказался надеть комбинезон, все жевал свою жвачку. Должно быть, он почувствовал укус или просто прикосновение колючей ветки, потому что вдруг замотал головой, затопал, завертелся на месте, отмахиваясь от невидимого врага, и, завернув на голову свою клетчатую куртку, побежал из леса.

— Надо перенести тело в машину, — сказал Рэнди. — Не бойтесь, они здесь все уже мертвые... И он и муравьи...

Толкаясь, мешая друг другу, фермеры подняли труп. Сейчас тут собрались почти все отправившиеся в лес и каждый был рад поводу прекратить поиски серых муравьев и вернуться домой. Каждый мог найти достаточно оснований для этого. Одни говорили себе, что их фермы далеко от леса, — пускай уничтожают муравьев те, чьи участки ближе. Другие все еще надеялись, что их-то это не коснется, подобно тому, как люди отгоняют от себя мысли о раковой опухоли. Наконец, третьи, наиболее трезвые, полагали, что и без них все равно кто-нибудь обязательно уничтожит муравьев, если они вредны и опасны для людей. Эта слепая вера в разумность и всемогущество человеческого общества, обеспечившего им такой удобный и комфортабельный американский образ жизни, побуждала сейчас каждого из них сложить с себя все моральные обязательства перед коллективом. Каждый привык к тому распорядку вещей, при котором он отвечает лишь за себя и за свое. Если испортится его машина, он будет ее чинить, потому что это его машина. Если протекла крыша в доме, он залатает ее, потому что это его крыша над его домом, где живет его семья. Что же касается интересов общества в целом, отвлеченных вопросов о том, откуда берется бензин в колонках, кто ремонтирует дороги и строит мосты, кто заботится об охране лесов и уничтожении вредных насекомых, — об этом они позволяли себе не думать, ограничиваясь тем, что за все это платили деньги: наличными или чеками, в форме прямых или косвенных, штатных или федеральных налогов. Поэтому, рассуждали они, те, кто получает эти деньги, те пускай и заботятся об их безопасности, тем более что сама опасность была какой-то эфемерной, нереальной, почти невидимой и пока коснулась только двух из них — тех, чьи фермы были расположены ближе к лесу. Когда Рэнди спросил, кто из фермеров пойдет с ним дальше, чтобы довести до конца начатое дело, никто не откликнулся. Толпа растаяла, как после уличного происшествия, когда предлагают записываться в свидетели. Мораес и Рэнди остались одни.

— Надо бы предупредить миссис Салли, — сказал Мораес. — Она будет волноваться...

Рэнди догнал одного из фермеров. Мораес видел, как он что-то ему втолковывал, а фермер нетерпеливо кивал головой, поглядывая на уходящих.

— Я просил передать ей, чтобы она подогнала машину к повороту у сорок второй мили на федеральном шоссе, — сказал, вернувшись, Рэнди. — Пускай там дожидается нас, а мы пересечем лес напрямик... Пошли.

Они снова разошлись на расстояние голоса. Мораес сдвинул противогаз, чтобы удобнее было дышать. Он по-прежнему не испытывал страха, только стал более осторожным. То, что в лесу скрывается смертельная опасность, было для него естественным, привычным с детских лет фактом. Идти по лесу представлялось ему не более опасным, чем ехать по шоссе в своем старом автомобиле. Мораес никогда не читал статистических данных и не знал, что в Соединенных Штатах ежегодно от автомобильных катастроф погибает во много раз больше людей, чем в лесах Бразилии от укусов ядовитых животных. Он спокойно и неторопливо шел между деревьями, поглядывая, не появится ли где-нибудь серая цепочка ползущих муравьев. Но лес был тих, молчалив и безжизнен.

Салли Рэнди остановила машину у выезда на магистраль. Она развернула ее так, чтобы через ветровое стекло была хорошо видна опушка леса, откуда должны показаться Рэнди и Мораес. Она заглушила двигатель и приготовилась ждать.

Мужчины брели по лесу, избегая чащоб и кустарников, стараясь реже задевать густые, нависшие ветки, в листве которых могли скрываться серые муравьи. В тишине леса Мораес услышал негромкое жужжание. Большая серая стрекоза пролетела мимо, развернулась и описала круг около того места, где остановился Мораес. Стрекоза была очень крупная, и ее прозрачные крылья издавали ровное гудение. В воздухе запахло озоном. «Такой же запах был утром на ферме, когда муравей укусил Дэви...» Стрекоза стала летать кругами, постепенно приближаясь к Мораесу. Повинуясь мальчишескому импульсу, он размахнулся саперной лопаткой, как бейсбольной битой, но стрекоза увернулась от удара; она отлетела на такое расстояние, чтобы он не мог ее достать, и неподвижно повисла в воздухе, уставившись на Мораеса большими выпуклыми глазами. Мораес направил на нее шланг распылителя и сразу открыл клапан. Сильная струя жидкости попала в насекомое. Стрекоза перевернулась в воздухе и упала на траву. Мораес подбежал и нагнулся. Облитая маслянистой жидкостью, она была неподвижна. Мораес обломил сухой прутик и пошевелил стрекозу. От нее отделился и упал на землю скрюченный мертвый муравей. Мораесу никогда не приходилось видеть таких стрекоз. Ее толстое тело казалось сделанным из металла. Он осторожно приподнял стрекозу — она была очень тяжелой. Ему показалось, что она пошевелилась, и он выпустил ее из пальцев. Стрекоза упала. Он слегка придавил ее ногой. Стрекоза хрустнула, как пластмассовая игрушка.

— Что вы нашли? — спросил подошедший Рэнди.

Мораес показал.

— Я ее только немножко придавил, чтобы она не шевелилась. Я, пожалуй, отдам ее этому типу из газеты. Он остался мне должен пятьдесят монет, — ответил Мораес, поднимая мертвую стрекозу.

Салли Рэнди неподвижно сидела в машине, опершись на рулевое колесо, подавшись всем телом вперед, словно для того, чтобы быть поближе к лесу, и терпеливо смотрела на опушку.

За спиной у нее по шоссе проносились машины — она их не слышала. Солнце сперва светило слева, и на приборной доске был яркий блик. Потом оно стало светить спереди, и приборы на щитке оказались в тени. Потом солнце скрылось за облаками и снова показалось, уже невысоко над деревьями. Она ждала. Она ни разу не изменила позы и не чувствовала, как затекли у нее руки и ноги от этой неподвижности. Том просил ее подождать, и она ждала. Она не делала никаких предположений и даже не волновалась. Она ждала. Упрямо и терпеливо. Солнце стало светить через ветровое стекло ей в глаза. Стало трудно смотреть на темную стену леса. Она опустила щиток затенителя и снова заняла прежнюю позу. Ей совсем не хотелось двигаться. Она просто ждала. Ждала, упрямо глядя на высокие стволы елей, на кусты вдоль опушки, на редкие молодые одинокие деревца, как бы выбежавшие из леса поближе к шоссе, чтобы поглазеть на дорогу. Она смотрела на все это зеленое великолепие и ждала.

И все же она пропустила тот момент, когда они выходили из лесу. Она увидела их уже совсем близко, идущих по обочине дороги, усталых и озабоченных. Тогда она включила зажигание, чтобы прогреть остывший двигатель, и стала развертывать пакет с бутербродами.

22

8 июля.

10 часов 35 минут.

— Если я вас правильно понял, — сказал доктор Нерст, — муравейника вы так и не нашли?

— Нет, сэр, муравейника мы не нашли. То есть мы нашли то место, где он должен быть, но мы не могли туда пройти...

Мораес был смущен сверкающей белизной университетской лаборатории, непонятными приборами на столах и пристальным вниманием ученых джентльменов, которые слишком серьезно расспрашивали его о том, чему он сам не придавал особого значения.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату