историю, но здесь она была немного изменена. Лошадь короля, без наездника, широко раскрыв глаза, скакала прочь от леса. Другие охотники повернули к краю леса, на их потрясенных лицах застыло смятение и нарастающий ужас. Собаки пулей летели прочь, поджав хвосты и прижав к голове уши, а соколы пытались освободиться, расправив крылья и когтями разрывая шоры. Обе сцены были бесцветные, бледно-ледяные, однако невероятно пронзительные и почти живые: мне казалось, что скачущая лошадь может спрыгнуть на пол; казалось, будто дама поднимет руку, чтобы убрать шарф с лица; с восхищением, смешанным с беспокойством, я смотрела на лес, но кроме серебряных деревьев, ничего не видела.
И вдруг в одно мгновение мне что-то открылось. Двери бесшумно, но с усилием, распахнулись, представив огромную залу, освещенную сотнями свечей, стоящих в хрустальных канделябрах. И пока я стояла, онемевшая, уставившись на все это, легкий свистящий ветерок проскользнул сквозь двери и закружил вокруг меня. Я подумала, что слышу голоса, но когда я попыталась прислушаться, они пропали. Ветерок был легкий, но он тянул меня за рукава, дергал за край моей юбки для верховой езды, и, казалось, издавал неодобрительные звуки, осуждая состояние моих волос и ботинок. Ни одно пламя свечи не дрогнуло на сквозняке, и ни один листик не пошевелился. Ветерок нежно обвил мои плечи: я подумала, что меня приободряют, и сделала несколько шагов к огромным дверям. Мне было интересно, как нищенка Короля Кофета почувствовала себя, когда ворота дворца впервые открылись для нее. Но между нами было мало общего: в нее влюбился король, потому что внутренняя красота и благородство сияли даже сквозь ее обноски. Никакого сравнения. Я прошла внутрь.
Ветерок хихикнул и оживленно защебетал мне что-то (словно я была послушной лошадкой), а затем прошмыгнул вперед меня в залу. Как только я переступила порог, справа от меня, примерно в пятидесяти футах по широкому коридору, распахнулась дверь. Стук каблуков моих ботинок нарушал эту массивную тишину не больше, чем взмах крыла бабочки. Я прошла сквозь открытую дверь. Это была столовая, огромная настолько, что могла вместить два бальных зала: три камина, на одной из стен – огромные окна в три раза выше меня, и прямоугольный стол со множеством ножек – обойти его заняло бы не меньше получаса, а просто пройтись вдоль – десять минут. Я подняла взгляд. На одном конце комнаты был балкон для музыкантов, обрамленный тяжелыми темными бархатными портьерами. Этот балкон находился там, где должен был быть второй этаж: потолки были очень высокими. Я откинула голову, прищурившись. Кажется, на потолке что-то было изображено: рисунок или лепнина, однако свечи стояли на высоте примерно одного фута над балконом, и свет их не простирался так далеко.
Я вновь обратила внимание на стол, заметив, что он был уставлен крытыми блюдами из серебра и золота. Бутылки вина стояли в ведерках, полных сверкающего молотого льда; чаша, настолько огромная, что могла бы быть чьей-нибудь лоханью для купания, стояла на пьедестале в два фута высотой – она была в форме Атласа, держащего мир на своих плечах; внутри шара находились блестящие свежие фрукты. Сотни вкуснейших запахов окружили меня. Во главе стола, около двери, в которую я вошла, стоял огромный деревянный стул, резной и позолоченный, обитый светло-коричневой парчой и шелком золотистого цвета. Бордовая спинка возвышалась, словно мачта корабля. Возможно, это был трон. Пока я оглядывалась, стул чуть отъехал от стола и повернулся ко мне, как и тот стул, что подзывал моего Отца. Я впервые заметила, что это был единственный стул за этим огромным столом, и накрыто все было на одного, хотя стол был до самого конца заставлен тарелками, покрытыми изогнутыми крышками, кубками, супницами и большими, инкрустированными камнями кувшинами.
– Святые небеса, нет, – произнесла я. – Не могу я здесь сидеть. И кто все это съест? Точно не я, – заметила я и с испугом подумала: «Надеюсь, это не входит в требования». Возможно, Чудовище все-таки хочет сожрать меня, но собирается сначала откормить. «Уж еды-то ему точно хватает», - ехидно подумала я: неужели вкус его настолько пресыщен, что вместе со всем этим он хочет еще и девицу? Кроме того, вся эта роскошь вряд ли мне подойдет.
И вновь мой ветерок вернулся, цыкая, ругаясь и слегка постукивая по моим ногам сзади, чуть ли не подтащил меня туда, где огромный стул гордо и молчаливо ожидал меня. Я с опаской села на него, как никогда чувствуя себя маленькой замарашкой, или кем похуже. Белая льняная салфетка сама расстелилась на моей заштопанной домотканой юбке. Передо мной были выставлены семь ложек и столько же вилок, четыре ножа и пять кубков разных цветов и размеров. Вдруг из ниоткуда слева ко мне подошел небольшой столик, на котором была горячая вода, мыло и толстые полотенца; пока я мыла руки, посуда на столе весело звякала, перемещаясь туда-сюда, и когда я развернулась, тарелка моя была переполнена яствами.
Робкие мысли, крутившиеся у меня в голове, о том, как бы отказаться от еды и испортить планы Чудовища, растаяли сразу же, как масло на горячей сковородке. Я вдруг вспомнила, что ничего не ела с завтрака, который был уже двенадцать часов назад, и с аппетитом поела. Мне была знакома лишь малая часть блюд, которые были поданы, но все, что я попробовала, было великолепно. Меня ошеломило разнообразие, которого я никогда не видела даже на самых лучших званых обедах в Городе. Вскоре после того, как я закончила и со вздохом откинулась на спинку стула, мои страхи вновь напомнили о себе, словно ожидали, пока в моих силах будет уделить им достаточное внимание. Я резко поднялась, даже не задумавшись о чудесном столе, и прошла к двери. Я не могла больше ждать: мне нужно знать, какая судьба меня ожидает. Если Чудовище не придет за мной, что ж, тогда я сама найду его.
Ужин придал мне сил и я отправилась на поиски, если и без желания, то по крайней мере, с бодростью. Я прошла по остальным коридорам, вверх и вниз по лестницам, заходя в бесчисленное количество комнат. Я видела мебель и прочие вещи различных стилей и моделей, которых никогда не видела и даже не слышала о них; столько всего еще было, что было совершенно за гранью моего воображения. Столы, стулья, оттоманки из черного дерева и всех видов обычного, из простой и слоновой кости, алебастра, даже из латуни, меди и нефрита, серебра и золота. Здесь была только самая искусная работа мастеров. На стенах висели гобелены и сотни картин, в основном морские и сельские пейзажи: на них было мало людей и животных. Не было никаких сцен охоты, охотничьих трофеев, следов оружия, рогов или чучел, висящих на стенах. Были лишь статуи на изящных пьедесталах или стоящие в нишах; фарфор красовался в застекленных шкафчиках; роскошные ковры устилали полированные мраморные и паркетные полы. Нигде не было часов или зеркал.
Вскоре я заблудилась и почти забыла цель своих поисков, но продолжала идти. Хороший ужин, необыкновенное окружение и мои опасения держали меня на ногах и не позволяли уснуть. Но красоты замка начали расплываться перед моими глазами: столько всего произошло, как в саду в полдень, так и недавно в столовой.
Через некоторое время, возможно, несколько часов, я подошла к двери в конце коридора за углом – на ней была золотая табличка. Как только я подошла, канделябры в двух нишах по бокам от двери зажглись – я уже начала привыкать к тому, что передо мной словно ходил невидимый слуга, который тер трут об огниво, и оно всегда зажигало с первого раза и без осечки. На табличке была надпись: «Комната Красавицы». И только я открыла рот, чтобы высказаться, как дверь отворилась внутрь.
Я замешкалась. Конечно, это мое имя, но возможно также, что на табличке имелось в виду нечто другое и если я переступлю порог, то могу быть проклята. С другой стороны, я не понимала правил игры, в которой участвовала: если замок и его хозяин пытались устроить мне западню, то могли бы выбрать способ попроще. Само мое присутствие здесь уже означало уступки и поражение. Я осмотрелась. Комната была словно для принцессы, даже в таком замке, полном чудес: невероятных размеров кровать стояла на помосте, ее украшал золотистый балдахин и белое стеганое покрывало, расшитое алым и зеленым. Высокие шкафы стояли у стены рядом с кроватью, и когда я перевела на них взгляд, дверцы их отворились, словно под давлением, и я увидела сотни прекраснейших платьев, висевших внутри. Рулон темно-синего шелка с вышитыми на нем серебряными нитками летящими птицами упал с верхней полки одного из шкафов и раскатился, почти до моих ног, по ковру с янтарным рисунком. Рядом со шкафами были невысокие столики, на которых стояли шкатулки редкой красоты, такой же, как и драгоценности, что лежали в них: а еще щетки и расчески, которые и дюжинам принцесс было не использовать. Украшенные резьбой хрустальные бутылочки с духами были плотно прикрыты изумрудными пробками, а в вазах стояли белые и красные розы, аромат которых блестящей радугой наполнял воздух.
На другой стороне комнаты я увидела изогнутую аркой стену и окна – бесчисленные ряды миниатюрных панелей из стекла, простирающихся от высокого потолка и до подоконника, обитого мягким бело-золотым бархатом. А затем, с легким вздохом, я шагнула в комнату, позабыв о философских вопросах происхождения Красавицы, потому что стены, которые шли к окну параллельно друг другу, были уставлены
