Холмсу:
– А могли похитители быть местными? Я знаю, скорее всего, это приезжие, ну а вдруг?
– Местные крестьяне похитили дочь американского сенатора, использовав сонный газ, после чего написали письмо с требованием о выкупе в «Таймс», – насмешливо произнес он. – Пораскинь мозгами, данными тебе Богом, Мэри. Местные почти наверняка были вовлечены во все это, но не они одни.
Мы вошли в четвертую деревню, где впервые нас не встретила ватага ребятишек.
– Полагаю, уже слишком поздно для малышей, – пробормотал Холмс и с отвращением взглянул на маленький трактир. – Возьму красного вина поприличней, – вздохнул он и отправился выполнять свою постылую обязанность.
Я остановила лошадь, нашла и разогрела банку бобов над маленькой горелкой в фургоне. Холмс отсутствовал очень долго, и я уже начала подумывать о том, чтобы ложиться спать, когда послышался его громкий голос:
– ...Моя скрипка, где моя скрипка? Сейчас я сыграю вам танцевальную мелодию, самую веселую, какую вы когда-нибудь слышали.
Я вскочила, сон моментально улетучился. Дверь фургона распахнулась, и внутрь ввалился мой старикан-папаша. Он споткнулся на узких ступеньках и с размаху плюхнулся прямо мне на колени.
– А, дорогая моя крошка, – громко продолжал он, пытаясь подняться, – ты не знаешь, куда я дел свою скрипку? – Он наконец поднялся и протянул руку за скрипкой, лежавшей на полке. При этом он наклонился ко мне и зашептал в ухо. – На цыпочках, Рассел: двухэтажный белый дом в полумиле к северу, одно дерево перед фасадом, одно сзади. Его сняли в конце июня, живут там пять человек, шестой, вероятно, приходит и уходит. Черт подери! – рявкнул он. – Я же велел тебе сменить струну. – Вновь наклонившись, он продолжал: – Я немного пошумлю перед домом. А ты его обойди, только ради Бога осторожно, и попытайся разглядеть все, что сможешь, не подходя слишком близко. Возьми с собой револьвер, но воспользуйся им только для того, чтобы в случае необходимости спасти свою жизнь. Остерегайся охраны или собак. Если тебя заметят – все пропало. Справишься?
– Думаю, да, только...
– Мэри, дорогая, – заорал он пьяным голосом, – вижу, ты чертовски устала. Ложись спать и меня не жди.
– Но, папаша, а ужин?..
– Нет уж, Мэри, не буду я портить это чудесное пиво какой-то там жратвой. Давай, Мэри, двигай в страну снов.
Он вывалился из фургона, громко хлопнув дверью. Его скрипка сразу же ожила, а я стала собираться. Натянув брюки, я прихватила моток шелковой веревки, маленький бинокль, карманный электрический фонарик размером с карандаш и револьвер. Окинув последним взглядом фургон, я увидела тряпичную куклу. Повинуясь какому-то странному импульсу, я запихнула ее в карман на счастье, и тихо выскользнула на улицу. Миновав трактир, я устремилась к большому квадратному дому, стоявшему особняком в стороне от дороги.
Подойдя к нему поближе, я нырнула в кусты и притаилась в них, разглядывая дом в бинокль. В окнах нижнего этажа за тонкими, но плотными занавесками горел свет. Ничего не было видно, только вроде бы из углового помещения доносились голоса. С фасада окна в верхнем этаже были темными.
За десять минут моего сидения в засаде единственным живым существом, которое я заметила в доме, был высокий мужчина, который прошел по комнате с лампой в руке. Вблизи не было видно ни охранников, ни собак, и я пробралась поближе к флигелю, где пахло углем и парафином. Свет падал из зашторенных окон и, хотя и слабо, освещал землю. Я прождала еще десять минут, но так ничего и не заметила.
Тогда я решила обойти здание вокруг и, пройдя через сад и преодолев заборчик, оказалась с другой стороны дома. Передо мной открывался вид также и на двор.
С этой стороны в помещении наверху горел свет. Судя по расположению окон, я заключила, что там было две комнаты. Свет горел в правой. К моей радости, занавески в ней были либо порваны, либо неплотно прикрыты, потому что яркая полоса света падала на подоконник. Если бы я смогла забраться повыше, то с легкостью бы увидела то, что происходит в комнате.
Я огляделась вокруг. Где-то поблизости обязательно должна быть горка, но в темноте я могла с уверенностью сказать лишь то, что сразу за домом ее не было. Тогда я взглянула на строение рядом со мной. Шиферная крыша должна была выдержать мой вес, а с нее мне было бы видно все. Я взяла ящик, днище которого было проломлено, но стенки казались довольно крепкими, и, встав на него, залезла наверх. Едва я очутилась на крохотной крыше и похвалила себя за минимум произведенного при этом шума, как задняя дверь дома настежь распахнулась и очень крупный мужчина с ужасно ярким фонарем в руке появился на ступеньках.
Холмс продолжал шуметь. Безумное желание соскочить вниз и раствориться в темноте охватило меня и тут же исчезло, оставив лишь напряжение в мускулах и желание вжаться в трещины крыши, но когда мужчина был уже на полпути, я заметила, что он хоть и шел в моем направлении, но ничего не держал в руках, равно как и на уме. Его занимало лишь посещение помещения подо мной. Но все же в течение семи минут (целой вечности), пока он не ушел обратно, я чувствовала себя сидящей на бочке с порохом и старалась не шелохнуться, чтобы шифер не дай Бог не треснул. Наконец он удалился, и я испытала огромное облегчение.
Постепенно мое сознание сделало два вывода. Во-первых, комната, из которой он вышел, была кухней и, во-вторых, что особенно важно, на его появление во дворе не последовало никакой реакции. К тому же он, как я заметила, ничего такого и не ожидал. Значит, ни собак, ни охраны.
Вероятно.
Небо было озарено светом луны, и когда я встала и выпрямилась во весь рост, то почувствовала себя слоном, попавшим на площадку для крикета. К тому же угол оказался не совсем удачным. Все, что я увидела в свой бинокль, было лишь дверным проемом в противоположной стене комнаты. Я спустилась с крыши строения, отнесла ящик обратно и остановилась, глядя на окно и размышляя.
Если охраны нет, то что мне стоит влезть на дерево прямо возле дома? Оно было развесистым, с густой кроной и крепкими ветками. Оттуда я смогла бы видеть очень многое, сама оставаясь при этом невидимой, что было бы, конечно, безопаснее, чем слоняться по двору, пока кто-нибудь меня не заметит.
