норвежцам.
Старуха поцеловала его руку. В горле старшего лейтенанта что-то булькнуло, он сделал судорожный глоток, но собрался с силами и сказал своим бойцам:
— Идем отсюда! Не то… — и быстро шагнул к двери.
За ним — норвежский парень.
О лодке они уже договорились.
7
За лодкой пришлось идти в рыбачий поселок, километров за пять. Старик хозяин настойчиво предлагал свою, но как было взять ее, одну-единственную? В поселке же парень обещал… Пальцев рук не хватало, сколько он обещал!
Несмотря на то что по дороге засели Ингвары и Оке и норвежцы гарантировали полную безопасность, Жданов все же повел группу к морю обходным путем, выслав, как обычно, дозоры. Вернее, лишь головной дозор, так как боковым здесь, в теснинах, развернуться было негде.
Вперед ушли Паньков и Туров. Сделав крюк в горах, они вышли на высокий, крутой утес у бухты и…
— Надо же! — невольно вырвалось у Турова.
Внизу, смутно очерченные в тумане, вырисовывались контуры парохода. Поселок лежал неподалеку — только спуститься с кручи к воде. Но чтобы выбраться из него на лодке, надо было прошмыгнуть под носом у корабля. И это в узкой горловине залива!
Разведчики прислушались. От корабля доносились глухие удары.
— Поломались они, что ли? — наугад сказал Туров. — Для чего в тихую заводь зашли?
Подтянулась вся группа. Жданов как увидел корабль, так и застыл как вкопанный.
— А что, если… — наконец произнес он.
— А что? — повторил Туров.
— Возьмем, товарищ старший лейтенант! — сказал Паньков. — Точно возьмем.
— Погоди ты…
— Запросто! — загорелся Белозеров. — Как пить дать возьмем!
Скажи кто-нибудь такое разведчикам два дня назад, и они наверняка рассмеялись бы ему в лицо. Пешая разведка атакует корабль? Да полно, это же Мюнхаузен!
И все же они решились. В какой-то восторженной одержимости, в порыве безмерной храбрости отважились на это отчаянное дело разведчики. А затем мгновенно остыли, сосредоточились и составили четкий план действий.
Что руководило ими? Конечно, не элементарное желание отличиться. К чему бы это им, людям, уже много раз награжденным, уже отмеченным всеми почестями, которыми могут быть отмечены дела солдат.
Тут все было и проще и сложнее. Рядом враг. И они должны бить его, потому что они советские бойцы. Потому что дали такую присягу — стране, народу. Самим себе, наконец. И сказать «невозможно», когда понимали — опасно, но все-таки возможно, значило бы расписаться в собственном малодушии.
Они решились атаковать корабль.
…Глубокой ночью две лодки вышли из рыбацкого поселка. На берегу расстались с норвежским парнем. Он просил взять с собой. Но этого разведчики, конечно, сделать не могли, хотя опытный мореход им очень бы пригодился. Они не имели права рисковать чужой жизнью.
Весла на всякий случай обмотали тряпками. Кто знает, может быть, этого и не нужно было делать? Но так, им казалось, будет надежнее, тише будут всплески.
Паньков, Беляев и Туров, переплыв фьорд, с нашей стороны двинулись на корабль. Жданов и Белозеров — с норвежского берега.
На скале, прямо над кораблем, зацепился в камнях Захаров. Рядом с собой он разложил гранаты, заряженные магазины и, напряженно всматриваясь в темноту, с бьющимся сердцем ждал друзей. Их не было ни видно, ни слышно. Захаров и волновался и радовался. Не знал — где лодки, и знал — плывут, непременно плывут!
Медленно сближаясь, утлые суденышки вышли на одну прямую.
— Вижу! — шепотом доложил Белозеров Жданову.
И тогда грохнули гранаты.
— Ура!!!
Обычно молча, стиснув зубы, атакуют разведчики. А тут не жалели ни боеприпасов, ни своих легких. Главное было — создать видимость мощного удара, главное — нагнать страху на врага, не дать ему опомниться. Отступать разведчикам было уже некуда.
Эх, если бы у автоматов было два, три ствола! Били напропалую, на весь заряд, мгновенно заменяя рожки. Яркие вспышки метались в теснине, гулко ухали гранаты, с шумом вздымая буруны воды.
— Полундра! — орал что есть мочи Белозеров.
— На абордаж! — кричал, войдя в какой-то экстаз, Беляев.
— А-а-а! — просто вопил на какой-то дикой ноте Захаров и швырял со скалы лимонки.
Осколки со звоном и свистом летели в камнях. Там и здесь, будто снаряды, вспыхивали багрово- оранжевые шары.
Под мощными гребками Панькова лодка подлетела к низкой корме корабля. Прыгнув на плечи друга, Туров кошкой уцепился за борт и перемахнул через него. Дал очередь, подхватил Беляева, и тот, очутившись на палубе, помчался на нос, веером рассеивая пули.
Палуба была пуста.
Через минуту все смолкло. Разведчики были на корабле. Двое заняли посты на корме и носу, Жданов с двумя другими бойцами остановился у крутой лестницы в глубь корабля.
— Выходи!
Стуча сапогами по железным ступеням, матросы начали подыматься на палубу. Их обыскивали. Оружия не было.
— Выше, выше руки, — приговаривал Белозеров. — Вот так, умница! Все понимают, когда надо.
Пленных было четырнадцать человек. Их собрали на корме. Жданов кивнул Белозерову и Беляеву на трюм:
— Туда.
Вскоре оба вернулись.
— Иллюминаторы задраены. Свет есть, — доложил Беляев.
— А закуски!.. — восхищенно добавил Белозеров. Он, кажется, уже что-то жевал. — Навалом!
Жданов спустился вниз, в небольшую кают-компанию. Фонариком обшарил стены, щелкнул выключателем и невольно зажмурился. Давно уже отвык от электричества. Потом сел за стол, приосанился.
Пленных вводили по одному. Допрашивать их было трудно.
Они пугливо сжимались и все больше напирали на то, что «Гитлер капут».
— Это я без вас знаю! — злился Жданов. — Почему здесь корабль?
Но ответа на этот вопрос ему нелегко было добиться. Скорее всего, никто не понимал немецко- финско-русского произношения старшего лейтенанта.
— У них какие-то плятдейчи есть, — смущенно оправдывался Жданов перед Беляевым, ведшим протокол допроса. — Учительница в школе говорила, точно помню: швабские там, мекленбургские… Я, видно, другой учил…
К счастью, Беляев учил тот, который немцы понимали лучше. Постепенно разобрались, что к чему. На корабле — он оказался тральщиком — испортилась машина. Укрываясь от шторма в открытом море, кое-как вошли в тихие воды фьорда и стали на ремонт.
— И сами ремонтировать собрались?! — осенило вдруг Жданова. — А что они в этом деле смыслят?
