смущайтесь. — Ему захотелось провести рукой по ее волосам и прибавить «доченька», но он сдержался. — Располагайтесь поудобнее. Поставьте свой роскошный портфель на пол — здесь вы ничем не рискуете.
Ему очень хотелось вызвать улыбку на ее бледном лице. Но глаза девушки смотрели все так же грустно и даже с некоторым укором.
Дорохов взял большой истрепанный портфель из ее рук, удивился его тяжести и бережно поставил на пол.
— Ну, рассказывайте, — решительно сказал он.
— Я не знаю что… — почти прошептала девушка.
— Как это — не знаю? — Дорохов повысил голос, увидев, что губы девушки задрожали. Он знал, что самый худший способ успокоения в таких случаях — это жалость и сочувствие. — Женой стать собираешься, а не знаешь, какой у тебя жених. Ведь любишь?
— Люблю, — почти с вызовом бросила девчонка.
— Ну и прекрасно, люби на здоровье, если он, конечно, того заслуживает.
— Да как вы можете так говорить, если… разве вы знаете его! Таких и нет больше. Это такой парень! Я из-за него и в институт не пошла.
— Времени на подготовку не осталось?
— Да вы не так меня поняли, совсем не так. Если уж Олег сказал, что профессия должна быть, как любовь, — одна и давать такое же счастье, я ему не могла не верить.
— Ты права, девочка. Если любишь свое дело, это великое счастье. Хотя и затрепали мы эти слова, — задумчиво сказал Дорохов.
— Ну вот, а он говорил, что нельзя выбирать профессию по принципу, где конкурс меньше или институт поближе к дому. Он говорил, что прощупать ее, эту будущую профессию, почувствовать нужно. — Зина раскраснелась, ее только что серые глаза стали, синими. — Вы думаете Олег не мог сразу поступить в институт? Да он лучшим учеником был, а пошел на завод. Говорил, что иначе ему стыдно будет рабочим в глаза смотреть, если он со студенческой скамьи пойдет руководить ими, не умея молотка держать в руках. А он умел, кстати, куда больше, чем другие. Никакой работы не стеснялся.
— А почему это вы, Зина, все в прошедшем времени о нем говорите? Он есть и будет.
Зина улыбнулась и взглянула на Дорохова.
— Так вот, он все удивлялся, почему многие из нас боятся, а то и стесняются «неинтеллектуальной» работы. Как он срамил нас! Как доказывал, что в нас где-то глубоко копошится мещанская спесь.
Зина поймала лукавый взгляд Дорохова.
— Вы, наверное, не верите мне. Но он такой, и ничего я не придумала. Хотите верьте, хотите нет. — Голос ее упал. — Я вот специально сейчас вспоминаю, что бы отрицательное в его характере или поступках найти, и ничего не могу ни придумать, ни вспомнить.
Телефонный звонок прервал разговор. Дорохов снял трубку.
— Товарищ полковник! Козленков докладывает. Разрешите зайти?
Александр Дмитриевич, подмигнув девушке, спросил:
— Как, нам Козленков не помешает, нет? Ну и отлично, — и тут же попросил: — Заходите, пожалуйста.
Козленков появился тотчас, видно звонил из соседнего кабинета, положил на стол тонкую папку и, поняв жест полковника, присел на стул.
— Тут мне Зина рассказывает об Олеге. Где у вас показания тех двух ребят? В папке? — Дорохов вынул оба протокола, подал их Зине, сказал, чтобы та прочла.
Девушка читала показания, в которых черным по белому было изложено, как дружинники, в том числе и Лавров, незаконно задержали, избили и сфальсифицировали обвинение о мелком хулиганстве Капустина и Воронина. Зина даже задохнулась от гнева:
— Стервецы, вот стервецы!.. Извините, Александр Дмитриевич, никогда не ругаюсь, а тут такое…
— Да вы не волнуйтесь. Что, этих ребят вы знаете?
— Не только знаю, но и была там, возле кинотеатра, когда их наша группа задержала за хулиганство. Они испортили людям вечер. Приставали к девушкам, ругались, у выхода из кинотеатра драку устроили. Встали, руки в стороны и начали девушек ловить. Крик, визг, задние напирают, передние падают. Мы никак не могли сквозь толпу пройти. Звягин кое-как пролез, схватил хулиганов за шиворот, а они вырываются. Капустин ударил Звягина по лицу, вырвался — и бежать. Его Олег придержал, но поскользнулся, и оба упали. Тут подоспели Карпов и я, мы своего подшефного под руки — и в штаб, а Воронина Звягин и две девушки привели. Олег потом уже, позже, пришел. Ходил на колонку мыться: у кинотеатра лужа после дождя была, ну, он, падая, и угодил в нее.
— Почему подшефного? — перестал читать рапорт Дорохов.
— Капустина в конце зимы из детской колонии освободили досрочно, он там за кражи из ларьков сидел. Ну, вот райком комсомола и поручил нашей дружине над ним шефство организовать. Вы вчера видели в штабе большого такого парня — Семена Кудрявцева? Вот его определили шефом к Капустину и к нему в бригаду устроили. Кудрявцев от своего подшефного первое время чуть не плакал. Ну, а потом как будто отношения у них наладились, и парень вроде к лучшему изменился, а тут встретились они с Борисом Ворониным. Оба только что экзамены в техникум сдали, на радостях выпили и пошли развлекаться в кинотеатр. Самое сложное было потом, когда акт стали составлять. Думали мы, думали и решили все безобразия в акте не записывать. Про сопротивление не написали, про то, что Звягина они ударили.
— Это почему же?
— Кудрявцев просил. Да и мы с ним согласились. Если бы всё написали, как было, не видать бы Капустину техникума, ему бы за хулиганство не пятнадцать суток, а год дали.
— Пощадили, значит, филантропы…
Когда Зина уже собиралась уходить, Дорохов поймал ее нерешительный взгляд, переведенный с портфеля на него.
— Знаю, знаю: передача? А?
Зина кивнула:
— Можно?
— Что там?
— Книга и так кое-что, я испекла.
— Оставляй, пожалуй, на мой страх и риск.
Девушка ушла, и Александр Дмитриевич сразу же спросил Козленкова, что он думает по поводу показаний Воронина и Капустина. Тот пожал плечами:
— Наверное, этим парням все-таки попало.
— Как — попало? — удивился Дорохов.
— Как вел себя с ними Лавров, не знаю, но то, что Кудрявцев всыпал Капустину, это мне известно, — невозмутимо продолжал инспектор.
Дорохов рассердился. Невозмутимость Козленкова вывела его из себя настолько, что он встал и зашагал по кабинету, а Козленков продолжал:
— Вы, товарищ полковник, поговорите сами с Кудрявцевым и Роговым насчет этих ребят, тогда лучше разберетесь.
— Поговорю, обязательно поговорю. Со всеми. Насчет «Холодка» вам удалось что-нибудь узнать?
Козленков положил на стол трехрублевку:
— Нет у нас в продаже этих конфет. А вы курить хотите бросить?
— Да нет, не собираюсь. Жена давно пристает: брось да брось, а мне не хочется. Если уж на то пошло, мне жаль расставаться с этим удовольствием. Другой раз до того тошно на душе станет, что и белый свет не мил. Закуришь, смотришь — и полегчало. Нет, дорогой мой товарищ Козленков, курить пока бросать не собираюсь. Хочу кое-что проверить. Соображение тут одно появилось.
Козленков достал блокнот, полистал его и прочел:
— «Были «Холодки» у нас в продаже два месяца назад. Наш торг третьего июня 1970 года получил сто килограммов этих конфет. Передали их в два магазина, и там их за два-три дня распродали».
