— Лора ночевала у меня, она позвонила вчера вечером, потерявшись в твоем квартале, я должен был уйти, поэтому оставил ей ключи. Ты хочешь с ней поговорить?
Долгая пауза, потом Лорин голос в трубке — усталый, изломанный. Вчера она позвонила на мою старую квартиру, поняла, что работает автоответчик. Она ушла от матери и отправилась туда, она подозревала, что я там больше не живу, что комната пуста — нет ни мебели, ни даже просто кровати, но все-таки хотела там переночевать. Она долго звонила в дверь, потом начала колотить кулаками. Никого. Она попыталась взломать дверь, в коридор вышли соседи и сказали: «Он здесь больше не живет, он уехал накануне Нового года». Она блуждала по городу, по пустынным улицам, прошла через вертолетную стоянку, вошла в «Софитель» и попросила номер. Ей отказали, потребовали оплатить номер. Она без конца плакала, потом спустилась в метро, доехала до двадцатого округа, вышла неизвестно на какой станции. Она ведь не знала моего адреса… Заблудившись, она позвонила матери, потом Марку, вернулась в метро, доехала до квартиры Марка и заночевала у него. Она говорит:
— Я люблю тебя, я хочу тебя видеть.
— Ты свободна сегодня вечером?
— Ты же прекрасно знаешь, что свободна, я всегда свободна.
— Прекрати изображать униженность, прошу тебя.
Она ждет меня перед подъездом дома своей матери. Летом улица Бломе выглядела совсем по- другому. Вернее, это я изменился и вижу все иными глазами; мы с Лорой оба изменились, стали серьезнее, грустнее.
Близкое наслаждение все рассеивает: мы делаем вид, что ничего не произошло, что ничего дурного не было сказано. Но нам трудно встретиться взглядами, нам нужны сумерки, темнота, чтобы посмотреть друг другу в глаза.
Мы входим в «Софитель», и я прошу номер на самом верху. Лора как будто взяла верх над служащими отеля: она с независимым видом идет к лифту, похожая на школьницу, сбежавшую с уроков.
Я смотрю на кровать и говорю себе: целый мир, от которого я бежал, спал здесь: инженеры, промышленники, руководители предприятий, торговые представители, комиссионеры; запахи дешевой колбасы и божоле, серые мысли, убитые надежды.
Я заказываю обед. Посыльный стучит в дверь, я открываю ему в трусах, но он не смотрит на меня и, толкая тележку, Косится на Лору. Она лежит на животе, голая, простыня прикрывает ее до пояса, длинные волосы разметались по постели… Он уходит и в дверях оглядывается на Лору еще раз. Я улыбаюсь: каждый из нас мечтал привести в роскошный отель школьницу и заняться с ней любовью.
Мы кончаем одновременно и кричим от наслаждения. Потом спускаемся в холл гостиницы, садимся во внешний лифт и в этом пластмассовом стаканчике поднимаемся наверх. Мы висим над кольцевой автострадой, опоясывающей город, подобно грыжевому бандажу, чтобы Париж не разлетелся вдребезги.
В баре мы пьем коктейли и слушаем старый джаз.
Сандрина, бывшая жена Жана Марка, занимается маленьким театриком, он находится недалеко от улицы Сен-Дени. Сандрина звонит и приглашает меня на спектакль. Пьеса называется «Смерть» по Жоржу Батайю. Странная идея. Мария одна, какой-то мертвец; гостиница, хозяйка, Пьеро, карлик, пьяница, вино, блевотина, дерьмо, оплеухи. На мой взгляд, не хватает мочи, впрочем, все это не больше чем слова.
После спектакля мы с Сандриной переходим улицу и входим в «Донью Флор», садимся за столик, заказываем кокосы, зеленое вино и фейхоа.
Мы оба слегка пьяны. Сандрина рассказывает мне о том времени, когда она жила с Жаном Марком. Они часто бывали в «Карусели» и в «Он и Она». Сандрина была знакома с травести по имени Лола Шанель. Как-то раз она поспорила с мужем, что устроит сеанс стриптиза, и попросила эту самую Лолу найти какое-нибудь заведение, где это было бы возможно. Она устроила стриптиз, хотя ее платье не слишком для этого подходило — у него были слишком узкие рукава, да к тому же она была совершенно голая под ним. Однако номер удался, и посетители бешено ей аплодировали. Потом они пили, пили, и Сандрина допилась до того, что начала кокетничать с Лолой и в конце концов ушла с ней, оставив Жана Марка в кафе. Они с Лолой занимались любовью, и та изображала лесбиянку еще усерднее, чем она делала это с мужчинами. Лола жила с матерью. В восемь утра, когда они с Сандриной поглощали на кухне спагетти, эта дама вошла, чтобы сварить себе кофе, и назвала Лолу настоящим именем — Альфредо. Сандрина чуть не умерла со смеху.
Несколько месяцев спустя, когда она сидела без гроша, ей приспичило купить двойные шторы, и как- то за обедом она сказала об этом Лоле. Та ответила, что все очень просто: она сама заплатит ей пятьсот монет, пусть только она посмотрит, как Лола трахается с мужиком. Но Сандрина отказалась: начав, потом не остановишься, а предел все-таки должен быть.
Мы вышли, и я отвез Сандрину на Монмартр, на улицу Турлак, где она жила. В этой квартире она одна, но у нее теперь есть приятель, он писатель, и они скоро переедут с ним в квартал Маре. Она гладит меня по затылку, я целую ее, прикасаюсь к груди, и она убегает.
Я еду по внешним бульварам, все дороги занесены снегом. У Заставы Обервилье я поворачиваю направо к Крымской улице, потом въезжаю на улицу Урк.
Проезжая над каналом, я смотрю в окно на черную воду у белых от снега берегов. При съезде с моста, слева от меня, с улицы Тионвиль, выезжает старенький «фольксваген». Я пытаюсь тормозить, но колеса пробуксовывают на скользком асфальте. Перед моей машины вдребезги разбивается о заднее крыло «букашки», которая, крутанувшись несколько раз вокруг своей оси, наконец останавливается, уткнувшись в тротуар.
Никто не пострадал, но обе машины разбиты всмятку. Мы заполняем протокол, и я возвращаюсь пешком, загребая по жидкой грязи.
Пустая квартира слишком велика для меня одного. Сэми нет, он, наверное, остался у Марианны, они снова видятся, опять занимаются любовью.
В окошечке автоответчика горит красная цифра: 35. Начиная с шести вечера, Лора звонила ровно тридцать пять раз. Она хотела увидеться со мной сегодня вечером, я сказал, что занят, но она настаивала, шли минуты, а она все никак не хотела повесить трубку. Лора никак не могла смириться с мыслью, что ее желание увидеть меня не будет удовлетворено. Я начал нервничать и повесил трубку, хотя знал, что она будет звонить опять и опять. Переведя телефон на автоответчик, я ушел.
Я слушаю обрывки записанного на пленку голоса Лоры. Потом включаю убыстренную перемотку, и пленка издает странные нечеловеческие звуки.
Я жду. Не важно чего — возвращения Сэми, звонка Лоры, чего-то другого. Но ожидания мои напрасны, как будто пришел час смерти.
В моем сне смешались все Лорины слова и фразы, звонки, тон, медная проволока телефонных линий, которые разогреваются докрасна нашими словами любви и взаимными оскорблениями. Во сне эти горящие провода впиваются в мою плоть, когда Лора связывает меня ими, обматывает, стягивает член и мошонку.
Я просыпаюсь от телефонного звонка. Мне кажется, что я вешу целую тонну, меня ужасает сама мысль о том, чтобы вылезти из постели, встать на ноги, у меня начинаются колики в желудке. Каждый звонок провоцирует новый выброс адреналина в кровь, пока я бреду к телефону, мной овладевает паника.
— Да?
— Ты спал?
