славной армии.
Риата заскрежетала зубами в благородном негодовании и рванулась вперед, в порыве ярости забыв о цепях, сковывавших ее.
— Урус погиб в честной схватке и никогда не будет прислуживать тебе, Стоук!
Стоук, упиваясь ее гневом, злорадно рассмеялся:
— Не будет прислуживать мне? Да ты даже не знаешь, о чем говоришь, безмозглая эльфийка! — Стоук обвел распростертые на полу тела покровительственным жестом. — Сначала я хотел бросить вас сюда и оставить в темноте, но тогда у вас не было бы возможности насладиться зрелищем плодов моих длительных экспериментов. Я надеюсь, вы достаточно ярко представили себе свою собственную участь! Однако это еще не все: мало лишь увидеть мертвых, какой бы восхитительной ни была их смерть. Я горю желанием продемонстрировать вам, что с вами будет после смерти. — И Стоук повернулся к изуродованным телам, недвижно лежавшим на залитом кровью полу. С минуту он стоял не шевелясь, будто накапливая силы перед решительным моментом. И вот наконец его голос наполнил комнату: —
Древние слова словно застыли в воздухе. Беспокойство прошло по рядам рюкков и хлоков. Они заерзали на месте и стали пятиться к двери, готовые бежать к любой момент.
—
В комнате повеяло холодом, и Гвилли поежился. Взглянув на Фэрил, он увидел, что дамна сидит не шевелясь, обхватив колени руками, и не отрываясь следит за каждым движением барона.
—
Рука Аравана невольно потянулась к горлу и нащупала синий камень: он был холоден.
—
В мерцающем свете лампы Фэрил показалось, что мертвые зашевелились. Сердце дамны было готово выскочить из ее груди. В этот момент из распахнутого рта одного из мертвых вывалился черный жук и откатился прочь. Дамне стало дурно.
А Стоук все не унимался:
—
Пугающий вздох тысяч голосов наполнил комнату, и теперь у Фэрил не осталось никаких сомнений: труп двигался. Голова его повернулась в сторону Стоука, и он уставился на барона безжизненными глазами. Впрочем, Фэрил-то казалось, что это на нее устремлены остекленелые глаза трупа.
—
Воздух наполнился десятками тысяч воплей, которые слились в один. Мертвецы зашевелились, оторвали от пола свои полусгнившие конечности, застонали и завыли все разом. Рюкки не выдержали и бросились вон из комнаты.
Мертвецы меж тем поднялись на ноги и с оружием в руках встали и обернулись к Стоуку, повелевшему:
—
И снова нестройный хор десяти тысяч голосов огласил воздух:
—
Оказавшиеся более стойкими, хлоки тоже не выдержали и опрометью выбежали из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Но гхулк не поддался общей панике и стоял неподвижно, а на его обожженном лице играла кривая усмешка.
Стоук обернулся к Риате:
— Теперь ты видишь, что ожидает вас? Вы все станете солдатами моей непобедимой армии. Слышала, как они называют меня?
Шепот и стенания разносились по комнате, то затихая, то становясь громче.
Араван ответил за эльфийку:
— Они говорят на языке пустынников и называют тебя властелином, повелителем, командиром, господином и прочими подобными именами. Но берегись! Твоя сила — сила зла, и она может обернуться против тебя.
Стоук заносчиво отвечал:
— Я превзошел…
Тут он прервался, чтобы призвать к молчанию надоевших ему мертвецов.
—
Араван вкрадчиво спросил:
— А где же сейчас твой отец?
Стоук немного удивился этому вопросу и приготовился уже что-то ответить, но в этот момент Фэрил воскликнула:
— Но зачем, зачем тебе эта отвратительная армия тобой же зверски убитых мертвецов?
Барон высокомерно рассмеялся в лицо дамне и снисходительно пояснил:
— Да затем, что с ними я достигну мирового господства. Только представь себе, коротышка: армия, одним видом наводящая ужас на врага, армия неуязвимых для оружия и солнечного света мертвецов. Уж конечно, не в угоду султану Гиреи собрал я этих головорезов, не для его убогого джихада, а для целей совсем иных и гораздо более серьезных.
И снова Араван задал свой вопрос:
— Стоук, ты не ответил мне: где твой отец? Где Идрал?
Барон рассеянно махнул рукой куда-то на восток, но затем спохватился, глаза его сузились от гнева, и он прошипел:
— Идиот! Откуда мне знать, где мой отец? И не ты здесь задаешь вопросы.
В бешеном возбуждении он мерил комнату торопливыми шагами, то и дело посматривая на пленников, закованных в кандалы.
Внезапно он остановился как вкопанный и, плотоядно улыбаясь, проговорил:
— Что ж, пора и потешить себя. И тебе, коротышка, — Стоук сурово взглянул на Гвилли, — достанется больше всех. Ведь ты замышлял убить меня!
— Жаль, что я не подождал, когда он подойдет поближе! — храбро парировал Гвилли.
Стоук прошептал пару слов на слукском, и гхулк с ненавистью ударил Гвилли по лицу так сильно, что варорец со всего маху стукнулся о стену и сполз на пол.
С криком «Мерзавец!» Фэрил бросилась на гхулка, но цепи не пустили ее.
— Фэрил, не надо! — промолвил Гвилли по-твилльски, от тревоги за дамну забыв даже о крови, ручьем хлеставшей у него из носа. — Я не хочу, чтобы эти подонки били тебя.
Мертвенно-бледный гхулк отошел чуть назад, и его изуродованное лицо расплылось в мерзкой усмешке.
Стоук приказал ему что-то по-слукски, и гхулк, все так же мерзко улыбаясь, взял из потайной ниши в колонне ключ, снял наручники с Фэрил и потащил отбивающуюся изо всех сил дамну в центр комнаты, где приковал ее за руки к цепям, свисавшим с потолка.
Стоук обернулся к Гвилли и произнес: