Лай перешел в какой-то сумасшедший визг. Кричали люди. Минут через пять неторопливо вернулся Гусар, уселся на задницу и стал с удовольствием слушать.
Еще минут через десять около «Москвича» тормознул милицейский «газик». Как раз в это время Николай Степанович наполнял водой из Святого колодца полуторалитровые пластиковые бутыли. Так делали многие.
– Сержант Пушков. Документ попрошу, – вяло козырнув, сказал мокрогубый сержант.
Коминт подал права.
– Вы не внук полковника госбезопасности Пушкова Владимира Казимировича? – с надеждой спросил он.
– Ходил бы я с таким дедом в сержантах, – обиженно ответил мокрогубый. – Что вы тут делаете?
– Искорку ищем, – вздохнул Коминт.
– Мимо никто не проезжал?
– Все время проезжают.
– Я имею в виду: подозрительно не проезжал?
– Как бы убегая?
– Вроде того.
– Отстреливаясь?
– Ну.
– Нет, никто.
– А кто это у вас под машиной?
– Сапоги, – честно ответил Коминт. – На случай, если мне поссать отойти понадобится.
– Ловко, – сказал сержант. – Ну ладно, наблюдайте.
Он откозырял и полез в машину.
Прошел час. Потом еще час.
Вернулся «газик» с сержантом.
– Никто не проезжал?
– Подозрительно?
– Ну.
– Нет, никто.
– Искру не поймали?
– Поймаем.
– Ну, ловите.
– И вы ловите.
«Газик» уехал.
– Слушай, Степаныч, – сказал Коминт. – Я уже беспокоиться начинаю, не случилось ли с нею чего?
– Я вот тоже…
Николай Степанович выбрался из «Москвича», подошел к колышку. Недавно красный, знак Иджеббала Зага почернел.
– Случилось, – сказал он, возвращаясь. – Поехали обратно.
Возвращаться было легче: в обеденное время пробки не те, что утром.
…Черный «Мерседес», изрешеченный пулями, стоял на выезде со стоянки. Толпа зевак держалась поодаль. Пять машин с включенными мигалками окружали место происшествия. Но и оперативникам тоже приходилось держаться на почтительном расстоянии от «мерса»: черные крысы копошились в салоне, вылезали на крышу, на багажник, не боясь ни фотовспышек, ни тем более людей…
– Покойная пользовалась чрезмерным успехом, – сказал Николай Степанович. – Не у одного меня извращенный вкус…
МЕЖДУ ЧИСЛОМ И СЛОВОМ
– Не стреляйт! – кричали они через болота. – Николай Степановитш, не стреляйт! Парламентирен! Парламентирен!
Филипп засопел рядом.
– Постой, – сказал я. – Положить мы его всегда успеем. Послушаем сначала…
На нелепых болотных лыжах, высоко неся белую когда-то тряпку, пробирался меж кочек и бочагов очкастый маленький человечек в серой полевой форме. Я поднес к глазам бинокль, присмотрелся. Нет, лицо его было совершенно незнакомым.
– Серую мышку послали, – сказал я. – Для опытов.