доме. Вадария мне подходила больше… и именно там я провел большую часть своей юности, изучая пути магов. Ну а после разрушения Рюуна я уже никогда не смогу отправиться туда снова.
— Никогда?
— Никогда. В Рюуне был единственный известный переход, а когда острова не стало, не стало и моста между Мирами.
— Как жаль, — вздохнула Фэрил, — как жаль.
Как будто чувствуя что–то неладное, Сияющая подошла к Дэлавару и устроилась у самых его ног, а он нагнулся и погладил ее по голове.
— Но ты же мог отправиться в Неддра или нет? — спросила Фэрил.
— Мог, но желания не возникало. Кроме того, я никогда не смогу вернуться оттуда на Митгар: я не принадлежу этому Миру по крови.
Фэрил, привстав, коснулась руки Дэлавара:
— Здесь по крайней мере ты вместе со своими волками.
Дэлавар вздохнул:
— Они не мои. Дрэги — создания Адонара, но я не могу следовать за ними туда.
— О боги! Как мне раньше не пришло это в голову. Ведь, имея возможность уйти домой, они предпочли остаться здесь, с тобой, — сказала Фэрил, подойдя к Сияющей и обнимая ее за шею. Сияющая стоически перенесла объятия.
Фэрил посмотрела на Риату и произнесла: — В ее преданности можно не сомневаться.
Когда они в темноте пробирались по глубокому снегу к дому, Дэлавар произнес:
— Послушайте меня, Риата и Урус. Чаще называйте его по имени, потому что оно будет восстанавливать истинный облик Бэйра. Он должен запомнить его и знать, что оно принадлежит ему, поскольку без этого он может так и остаться в облике дрэга: стать дрэгом, и остаться им навсегда, и никогда не найти пути назад. — Дэлавар замолчал и посмотрел на Серого и остальных волков, неотступно следовавших рядом, а затем сказал: — Ну вот и все; дела, которые я намеревался здесь сделать, сделаны, и мне надо отправляться в путь. Хочу, чтобы вы помнили вот о чем: берите Бэйра с собой на празднования смен времен года. Эти обряды для него жизненно важны, и, хотя он еще несмышленое дитя, ритуальные таинства должны отложиться в его сознании. Пойте ему обрядовые песни вместо колыбельных и приучайте его перебирать ножками, делая шажки, несмотря на то что ходить он еще не умеет.
Выражение откровенного изумления появилось на лицах Фэрил и Уруса. Слова Дэлавара не могли воодушевить их, однако Риата, поняв смысл сказанного, задумчиво кивнула:
— Я буду делать это, Дэлавар.
Урус отпер дверь, и красноватый отблеск огня в камине раскрасил падающие с неба снежинки розовым. Дэлавар остановился перед порогом и сказал:
— Помните все, что я сказал. Урус, как можно лучше обучай его перемене облика, а ты, Риата, обрядам смены времен года. Пусть он идет в путь вместе с Араваном. Не спускайте глаз с тех, кто может причинить ему вред.
Дэлавар посмотрел на восток, а затем перевел взгляд на Бэйра и стал пристально вглядываться в личико младенца, словно стараясь запомнить его. Подняв глаза на его мать, он сказал:
— Приближается ужасная черная буря, и твое дитя — это надежда мира.
Он не сказал больше ни слова и даже не взглянул на багровые языки огня в камине, манящие и сулящие уютное тепло. Вдруг сумрак начал сгущаться вокруг Дэлавара, его облик стал меняться, увеличиваться в размерах, приобретать серебристо–серую окраску, появились черные когти и блестящие клыки. Существо опустилось на четыре конечности, и там, где только что стоял Дэлавар, находился сейчас оскалившийся дрэг, чуть более темного окраса, чем остальные.
Повизгивая и негромко подвывая, громадные серебряные волки сделали круг по поляне, а затем все как один выстроились в цепочку и побежали прочь в снежную круговерть и быстро растаяли в вечерних сумерках, наплывающих на Арденскую долину.
— Итак, — сказала Фэрил, когда волки окончательно скрылись из виду, — думаю, все закончилось так, как надо.
Но Риата, стоя на пороге в малиновых отблесках камина, отчего ее тень, ясно различимая перед порогом, сливалась с темнотой в нескольких шагах от него, сказала:
— Нет, Фэрил, все еще только начинается.
Глава 7
НАЧАЛО
Шакун трясло от гнева и страха: «Я первая служанка Кутсен Йонга, не зря же я ношу остроконечную шляпу, а поэтому именно я и должна принимать такие решения!»
Перед ней стоял некто походивший на акма — демона, — однако черты его бледного лица были человеческими. Он казался человекоподобным существом, но, по всей вероятности, смертным он не был. Стройный и высокий; прямые черные волосы зачесаны назад; длинные костлявые пальцы, цепкие… и хищные; немигающие желтые глаза на безбровом лице. Лицо было продолговатым и узким, нос прямым и тонким, щеки гладкими, будто только что выбритыми. Он пришел с юга в ту ночь, когда родился Масула Йонгза Ванг, в ночь, когда над южным табуном пролетело что–то крылатое и отвратительное, отчего лошади в страхе разбежались, а перепуганные табунщики прибежали к Холаи Чангу, чтобы рассказать ему о громадном, хлопающем крыльями чудовище, летавшем в черном небе над их головами. Холаи Чанг, побледнев от волнения, объявил, что это, должно быть, дракон, прилетавший, чтобы припасть к ножкам новорожденного и тем выразить ему свое почтение.
— Нет, — в один голос ответили пастухи, — то был не дракон, прилетавший посмотреть на своего повелителя, а страшная тварь совершенно другого вида.
А что это за тварь, никто, даже старейшие жрецы, не мог и предположить.
Только пастухи видели силуэт этого существа на фоне усыпанного яркими звездами неба, но никто не сомневался в правдивости их рассказов — ведь это были особые времена, отмеченные рождением магического короля–воителя. Но будь то дракон или кто другой, никакое крылатое существо не появлялось и не отдавало почестей Кутсен Йонгу…
…Хотя в ту самую ночь желтоглазый человек с острыми зубами и длинными цепкими пальцами объявился среди них. Все с содроганием взирали на него: а вдруг он тот самый Тайеджи Акма — подземный демон, наиболее страшное из всех существ, — пришел, чтобы утащить их в негаснущее пламя, полыхающее в центре мира… Все отпрянули назад, когда этот желтоглазый прошел к палатке, где Кхот все еще рыдала по своему убитому сыну, нянча новорожденного повелителя.
А когда поспешно явился Холаи Чанг, желтоглазый заговорил:
— Я — Идрал, и я прибыл для того, чтобы обучать этого повелителя искусству волшебства. — Он говорил глухим, пришептывающим голосом, голосом, который во все века мог бы показаться голосом из прошлого и который так не вязался с его моложавой внешностью. — Другие пусть учат его воинскому делу, но от меня он узнает о силе.
Холаи Чанг решил было поспорить, но, когда желтоглазый акма уставился на него своими немигающими глазами, лишь почтительно кивнул в знак согласия.
Весть о рождении магического короля–воителя распространялась быстро, и толпы людей, одержимых благочестивым любопытством, потянулись, чтобы взглянуть на удивительного ребенка с пророческой драконовской отметиной на лбу. Племена ликовали — пришло наконец их время идти за своим предводителем, который есть не кто иной, как властелин всего мира.
Ребенок подрастал, и все больше и больше племен, прослышав о нем, стекалось под знамя Могучего Дракона, воины точили свое оружие и готовились к сражениям, поскольку самой судьбой им было
