Тимка разыскал по гроту на каждого из матросов, предоставив каждому сделать открытие в одиночку.
Шавырина Тимкин покровитель наградил весьма выразительным взглядом и заставил тоже копать, справедливо полагая, что его собственного наблюдения за Тимкой будет достаточно. А Тимка старался держаться ближе к нему, но, как и тот, наведывался то к одному, то к другому из матросов, то к Шавырину, проверяя, как идут дела.
Попадались жестяные банки из-под консервов, пустые бутылки, попался даже старинный рубль, но все это не только не радовало, но, кажется, даже разочаровывало подтянутого штурмбанфюрера.
В поздних сумерках, когда наблюдать за Тимкой со стороны стало трудно, он разыскал его в первом большом гроте, где энергичные землекопы углубились уже по грудь в глинистое, щедро напичканное камнями дно пещеры. Поманил Тимку за собой.
— Что это ты ел такое? — поморщился штурмбанфюрер.
— Накрасился, да? — уточнил Тимка, вытирая ладошкой губы. — Волчьи ягоды пробовал!
— Эту гадость?
— Я знаю, что гадость, а попробовать хочется!
— Их тут, как стрижовых нор, я гляжу… — останавливаясь, проговорил штурмбанфюрер, — этих гротов. Не сосчитаешь.
— А папа так и называл их: «Стрижовые норы»! — согласился Тимка.
Штурмбанфюрер помедлил, глядя ему в глаза.
— А что, Тима, если ромбик в плане означает форму грота? Они же тут все разные…
Тимка не отвел от него голубых маминых глаз. Переспросил:
— Форму?.. Я такого не помню… Ну да, разные! Папа даже названия им давал. Но человеческие! Есть мамин грот, есть мой, а этот, большой, папа называл семейным!
Секунду — другую штурмбанфюрер думал о чем-то, не отрывая от его лица холодного, немигающего взгляда. И Тимка тоже смотрел на него, выжидая.
— Ладно, — заключил офицер. — Завтра как-нибудь планомерней займемся этим…
Копались почти до темноты.
Штурмбанфюрер велел прекратить работу, когда совсем стемнело и свет в пещерах мог привлечь со стороны моря ненужное внимание.
На корабль возвращались молча, занятые каждый своими думами.
Один Тимка был не прочь поболтать, но у его приятелей явно испортилось настроение. Тимка предпочел не трогать их.
РАСПЛАТА
Оцепление было снято, когда они поднимались на крестоносец, либо его сделали менее плотным, потому что вслед за матросами-рабочими на корабль вернулись шестнадцать матросов-автоматчиков.
Зато у трапа поставили на ночь двух часовых, и по одному- на баке, на корме. Уйти с корабля нормальным путем было практически невозможно. Да Тимка и не рассчитывал на это.
В лице штурмбанфюрера не мелькнуло даже следов приветливости при расставании. Он скользнул взглядом по Тимке, а на Шавырине задержал его.
Тимка понял этот взгляд и уже не каялся, что подслушивал их разговор с мостика. Если Шавырин должен встретиться со своим покровителем, для Тимки это будет первая и последняя возможность привести к завершению дерзко задуманное дело. Уже завтра отношение к нему на корабле будет иным…
— Ужинайте и спать… — сухо приказал штурмбанфюрер. — Вы же не спали прошлой ночью…
— Спасибо, — поблагодарил Тимка, хотя этого и не требовалось.
В каюте их ждал ужин. Ели без удовольствия, в натянутом молчании.
Шавырин был мрачен и не выдержал в конце концов:
— Тут пока облазишь все твои норы — месяца не хватит!
— Месяца хватит, — возразил Тимка. — Даже меньше. Почему вы решили?
Шавырин проворчал что-то невразумительное и принялся за чай. Вина ему на этот раз не дали. Тимка хотел съязвить по такому случаю, но вовремя одумался. А когда сопровождающий унес приборы, Тимка сообразил, что его одолевает дремота.
— Будем ложиться? — спросил Шавырина.
Ночь за иллюминатором, когда он глянул, на секунду отодвинув шторку, чернела такая, про какую говорят: «хоть глаз выколи» — хорошая, настоящая ночь. В ответ на его предложение Шавырин замялся.
— В гальюн сходить, что ли…
— Давайте сходим! — поддержал Тимка.
Сходили и возвратились вместе. Шавырин понял, что ему не улизнуть от Тимки, пока тот не уснет, и, открыв рундук, стал первым готовить постель. Тимка последовал его примеру.
Легли и погасили настольную лампу. Под потолком каюты замерцал синий плафон ночного освещения.
— Спокойной ночи! — пожелал Тимка, натягивая на себя одеяло, и повернулся лицом к переборке.
— Спокойной ночи… — глухо отозвался Шавырин.
Теперь главное было не уснуть. Штурмбанфюрер прав: они провели на ногах без малого сутки. Но Тимка не случайно провалялся весь вечер накануне.
Ощутимо бежали минуты. Одна, другая, пятая…
Никто не мог бы сказать, сколько их прошло всего, когда наконец Шавырин негромко позвал:
— Тимоха… Слышь?..
Тимка невнятно замычал в ответ, давая знать, что уснул не совсем, что надо еще подождать…
Он выгадывал время для Аси. Удастся или не удастся ей сделать первое из того, о чем просил он, — она должна уйти. Ей нельзя находиться рядом со скалами, когда начнет действовать он… Только бы она ушла…
И опять ощутимо побежали минуты…
Наконец, когда, по всем Тимкиным расчетам, истекло достаточно много времени, он решил изобразить, что спит. Даже попробовал храпеть, как взрослые, но поперхнулся: храпеть ему еще ни разу не удавалось.
Потом он думал уже, что Шавырин отказался от своего намерения, и утешал себя лишь мыслью, что сможет или не сможет он сделать свое — Ася в любом случае уйдет, как он велел ей… Должна уйти!
На корабле воцарилась общая тишина, какая бывает после отбоя.
И Тимка хотел оглянуться на Шавырина, когда тот позвал его:
— Тимка… — Потом опять: — Слышь, Тимоха?.. — И осторожно тронул его за плечо. Тимка не шелохнулся.
Тогда Шавырин, отогнув одеяло, осторожно спустил ноги на пол, быстренько натянул брюки, фланелевку, неслышно зашнуровал ботинки и, чуть помедлив, чтобы удостовериться в Тимкином сне, выскользнул за дверь.
Тимка все свои дальнейшие действия рассчитал заранее. Он знал, что в его распоряжении, возможно, всего одна минута, какая нужна Шавырину, чтобы добраться до верхней палубы. И действовал с четкостью автомата.
Главное теперь — чтобы успела уйти Ася! А ему почти все равно даже, поймают его или не поймают… Лишь бы Ася ушла!
Одеяло полетело на сторону, и, едва соскочив босыми ногами на пол, Тимка натянул брюки, вельветовую куртку, затем выхватил из шкафчика кожанку, полотенце и, смяв их, чтобы придать форму тела, накрыл одеялом.
В следующую секунду он уже был за дверью и метнулся по коридору к носовому люку, где был
