гальюн, чтобы при случае сослаться на эту необходимость, когда носовой трап заскрипел под чьим-то тяжелым телом.
Тимка прыгнул за большой медный бак с питьевой водой, весь втиснулся между ним и переборкой. Если его обнаружат здесь — это, можно сказать, конец… А его нетрудно было разглядеть даже при синем ночном освещении… Но сопровождающий с черной блямбой под носом, а это был он, прокрался мимо бачка к каюте.
Тимка рассчитал верно: его не оставили без присмотра, и на смену Шавырину явился этот… Осторожно приоткрыл каюту, глянул на Тимкину постель… Все пока шло, как надо: он так же осторожно закрыл дверь и (судьба шла навстречу Тимке!) не пошел назад, мимо бака с питьевой водой, а поднялся по трапу к выходу на левый шкафут. Либо он решил дежурить на шкафуте, либо остался на трапе — это было на руку Тимке в любом случае. Мимо открытого матросского кубрика внизу, где так же ровно горела синяя лампочка, он проскользнул тенью и взлетел по трапу на верхнюю палубу. Держался края ступеней, чтобы трап не скрипнул под ним.
На палубе распластался и, пользуясь тем, что носовое орудие прикрывало его от часового на баке, ужом скользнул к надстройкам фок-мачты.
Теперь море штормило где-то близко от него. И свистел над Летучими скалами ветер.
Пролежал не дыша две или три минуты у самого трапа, что вел на мостик, когда мимо прошел, взглядывая то на торпедные аппараты, то на воду за бортом, вахтенный офицер…
Тимка испугался, что замысел его рухнул, когда возле бортового орудия ему почудился в кромешной темноте лежащий человек… По боевой готовности могли часть экипажа оставить на постах. Но, к Тимкиной удаче, матросы, видимо, перетрудились на ненужных им земляных работах, поэтому в открытых надстройках никого не было, а испугался он обыкновенной кипы брезента…
Ни возгласа тревоги не раздалось внизу, пока он добирался до цели своего путешествия. Напрягая обостренные чувства, метнулся вокруг мачты по пулеметному мостику… Все его действия были рассчитаны заранее. Все было рассчитано, кроме одного: он не мог приводить в исполнение свой замысел, не зная наверняка, где Ася… Если она у сосен — это будет гибелью для нее…
Веревки над мостиком не оказалось. Значит, Ася могла вязать ее сейчас прямо над эсминцем!..
Мысли Тимки, быстрые, четкие, казались выпуклыми, словно бы их можно видеть или даже тронуть ладонью.
Не теряя драгоценных мгновений, взбежал по трапу на прожекторный мостик и, перегнувшись через леера и щупая руками темноту, обежал по кругу чуть не весь его пятачок…
Молодец, Ася! Он поймал в кулак жесткую плетку троса и, заметив его местонахождение, почти тут же выпустил. Теперь только бы одно — только бы Ася ушла, не ждала Тимку у сосен! Шансов подняться наверх у него было мало, и он уже каялся, что заставил ее оборудовать трос…
Однако волнение, что испытал он, когда обнаружил веревку, быстро улеглось, к Тимке вернулась прежняя точность движений. Соскользнув опять на пулеметный мостик, он обогнул мачту и захватил в рундуке сигнальщика две бухты тонкого сигнального фала, метров по сорок каждая, затем вернулся к орудию Макса и, приподняв заднюю стенку парусинового чехла, нырнул к пушке.
Здесь приходилось работать абсолютно вслепую. Присев на место вертикального наводчика, Тимка неслышно убрал стопор и мягко, даже, казалось бы, неторопливо опустил ствол орудия до упора. Чувствовал, как загудели при этом натянутые леера мостика. Пересел на место горизонтального наводчика… и коротким движением перевел орудие на три — четыре градуса вправо. Почти физически ощущал, что все правильно, что ствол лег, как надо…
Теперь снять предохранитель, открыть казенную часть… Болт зарядного ящика оказался даже без гайки. Снаряд плотно занял свое место в стволе. Закрыв мягко щелкнувший при этом замок, Тимка привязал конец сигнального фала к тросику (за который «достаточно дернуть», как показывал Макс), надел бухту через плечо, сунул под ремень запасную и, отбрасывая через голову виток за витком, выбрался из-под чехла наружу.
Осторожно, как было задумано днем, пропустил фал через рым в палубе мостика, чтобы рывок получился в нужном направлении, и взбежал опять на прожекторный мостик…
Он понял, что переоценил свои возможности, лишь тогда, когда, зажав обеими руками сброшенный со скалы трос, оттолкнулся и, утратив опору, закачался, подобно маятнику, над черной бездной внизу…
Четырежды он подтягивался и перехватывал руками, но тонкий трос нельзя было сравнить с тем, по которому лазают на уроках физкультуры в школе… Руки сразу же занемели от бесплодного напряжения, и Тимка понял, что на раз ему еще хватит сил, а если потом он сделает хоть малейшую попытку приподнять свое тело — руки его соскользнут с троса, и он грохнется мешком на палубу крестоносца…
Сразу пришло спокойное решение: он подтянется еще раз, чтобы обхватить трос ногами, высвободит одну руку и потянет за фал… Ему оставалось только это, чтобы не погибнуть глупо, бессмысленно, не доведя своего замысла до конца.
Все. Мелькнуло последнее желание, чтобы Ася оказалась далеко от скал. Тимка напряг мускулы… и, ошеломленный, не сразу понял, что за опору получила его вытянутая вверх рука. Он сжимал в кулаке узел! Настоящий узел, какие делают лазание по канату почти детским занятием.
Не веря своей удаче, подтянулся еще раз и опять нащупал узел. Потом опять!..
Славная Ася! Она была настоящей дочерью моряка и знала, что такое лазание по канату, что такое морской шкентель: в тесноте своего убежища она разрезала на полоски последнее одеяло и вплела их узелками через каждые тридцать — сорок сантиметров троса!
Это было спасение. Уже не чувствуя боли в горящих ладонях, Тимка сбросил через голову сразу несколько витков сигнального фала и легко вскарабкался по натянутому струной тросу до самого верха, до скалы.
Теперь важно было упереться в отвесный камень ногами, перехватывая прижатый к скале трос. Но и это, благодаря узелкам, получилось у Тимки довольно просто. И когда он, быстро перебирая руками трос, уже почти перевалил гребень скалы, то скорее почувствовал, а не услышал чей-то встревоженный голос на эсминце. Его исчезновение обнаружилось. Но теперь Тимка и не думал спешить. Чтобы сориентироваться, найти верное решение, тем, что внизу, на крестоносце, нужны хоть две-три минуты, а Тимке хватит одной!
И новый уже, громкий возглас раздался на палубе эсминца, когда Ася подхватила Тимку под мышки, помогая ему вскарабкаться наверх.
— Бежим, Тима!
Будто знал он, что не уйдет вредная девчонка!
— Подожди! — Тимка бросил на землю остатки фала, выдернул из-за пояса вторую бухту, соединил их и, выбирая слабину, увлек Асю через кустарник вниз, к «Ромбу». — Где часовой?
— Далеко! — Ася дышала так, словно бы не он, а она вскарабкалась на пятнадцатиметровую высоту. Впрочем, у нее был тяжелый рюкзак за плечами — с посылкой, как догадался Тимка.
А внизу, под скалой, уже грохотала железная палуба топотом множества бегущих ног: объявили тревогу. Тимка втолкнул Асю в пещеру, заскочил сам и рванул фал на себя. Теперь секунды значили все. Но взрыва не последовало. Фал зацепился за куст или дал слишком большую слабину. Тимка навалился на него всей тяжестью, выбирая сантиметр за сантиметром. И Ася ухватилась руками рядом…
Земля качнулась под ними и вокруг них, осыпалась тяжелыми комьями сверху. Они упали, оглушенные, и целая серия мощных взрывов слилась для них в один долгий, все нарастающий грохот…
Оттолкнув загородившую проход породу, Тимка выскочил наружу и, отобрав у Аси рюкзак, вскинул его себе за спину.
Летучих скал больше не существовало. Они рухнули, и, сослужив последнюю службу, погибли с ними четыре сосны-рыбачки.
Огненный столб медленно опускался над заливом, окрашивая землю окрест горячим, трепещуще- алым цветом.
— За мной! — крикнул Тимка. Но задержался в рывке, услышав позади выстрел, мгновенно обернулся.
Длинный Макс, уронив вдоль тела раненую левую руку, правой пытался взвести затвор автомата. Ася, присев на корточки, испуганно глядела на него. Наган, вылетев при отдаче из ее руки, валялся рядом.
