— Ну же, Бэзил, — поторопил Тони.
Амос сидел с закрытыми глазами.
— Мистер Коттл, — тихонько позвал его Бэзил.
Амос не шевельнулся. Бэзил повысил голос.
— В какой войне наша страна потерпела поражение?
Амос сидел не двигаясь. Тони встал.
— Он, наверное, заснул. Надо уложить его в постель.
Но он не успел подойти к Амосу, как к нему подскочила Вера, вцепилась в плечо и принялась грубо трясти его.
— Амос, не валяй дурака, Тони пошутил.
Голова Амоса безвольно болталась из стороны в сторону. Глаза были закрыты.
Вера, тяжело дыша, повернулась к Тони.
— Это вы сказали, что он призрак. — Ее нежный голос срывался на крик. — Вы сказали что он умер! Он мертвый!..
7
Прекрасный день, думала Мэг Веси, стоя у окна в столовой Кейнов, — сухой, холодный и солнечный. Голубое небо, лимонный отсвет солнца на белом снегу. Выкрашенные в белый цвет домики в долине казались неотъемлемой частью зимнего пейзажа, а черные ставни придавали каждому домику законченность, как черный кончик хвоста — горностаю.
Зазвонил телефон, и Мэг опрометью бросилась в холл.
— Нью-Йорк заказывали?
— Магдалена? Я звоню от Кейнов. Ночью тут произошел несчастный случай. Умер мистер Коттл, и полиция настаивает, чтобы мы остались еще на один день. Я не стала звонить ночью, не хотела вас будить. Как Полли?
— Просто замечательно, — ответила Магдалена. — Она хорошо позавтракала. Температура только чуть-чуть выше нормальной, всего на один градус.
Мэг не была уверена, что Магдалена умеет пользоваться градусником.
— Вызовите врача. Пусть он посмотрит Полли, тогда мы будем знать наверняка. Думаем, к вечеру мы будем дома.
— Полли хочет с вами поговорить.
— Нет. Пусть лежит в постели.
— Она возле телефона в вашей кровати.
— Мамочка! — Даже если Полли была здорова, ее голос по телефону всегда казался тонким и несчастным. — Ты мне что-нибудь купила?
Полли постоянно занималась вымогательством, когда родители уезжали по вечерам из дома. Мэг знала, что должна быть твердой и отучить дочь от этого, но… дисциплина может подождать, пусть Полли сначала поправится.
— Нет еще, детка.
— Но ты купишь?
— Постараюсь, маленькая взяточница.
— А что такое взяточница?
Тут трубку взял Хью.
— Мамочка, я только что прочитал газету, там…
— Хью, пожалуйста, не при Магдалене и Полли. Ты достаточно взрослый и должен понимать. Я сказала Магдалене, что Амос Коттл умер. И это все.
— Да, да, я понимаю. Но что делать, если она увидит газету?
— Постарайся, чтобы она не говорила с Полли на эту тему.
Хью вздохнул, потом сказал с затаенной радостью в голосе:
— Меня сегодня замучают вопросами!
— Может быть, тебе лучше остаться дома? — Мэг нахмурилась. Она знала любовь Хью к мелодраме и боялась, что когда-нибудь это плохо для него кончится.
— О, мамочка, не ходить сегодня! Это же трусость!
— Ладно, Хью, — Мэг совсем растерялась. — Иди в школу. Но помни, ты мало знал Амоса. Я не хочу, чтобы ты о нем сплетничал в школе. Чем меньше ты будешь о нем говорить, тем лучше для всех нас.
— Хорошо, мамочка, я буду молчать. Я им только скажу: «Никаких комментариев», как сенатор. Представляю себе их любопытство! Вот здорово! Ну и денек мне предстоит! Учителя тоже будут лопаться от любопытства, но уж они-то ни о чем не спросят.
Мэг вернулась в столовую и налила себе. Когда в доме были гости, Кейны всегда сервировали завтрак a l'anglaise.[5]
Гости вольны есть, когда им заблагорассудится, но обслуживать себя они должны сами.
Она еще не успела выпить кофе, как в столовую вошла Филиппа, подтянутая, свежая, в темно-синих брюках и свитере. Мэг тут же вспомнила, что на ней шелковая пижама, которая ей велика, и халат нелюбимого зеленого цвета.
— Мэг, вы должны поесть.
— Не могу. Вера еще спит?
— Надеюсь. Я сказала Норе, чтобы она отнесла ей завтрак, как только услышит, что Вера проснулась. А я проголодалась. — Филиппа положила на тарелку яичницу с луком и подрумяненный хлеб. — Когда я волнуюсь, то всегда много ем. Хорошо, что нет Веры, а то бы я потеряла аппетит.
Тихо переговариваясь, Гас и Тони спускались по лестнице, но, войдя в комнату, оба замолчали. Вид у них был измученный. И у Тони — суровый.
— Доброе утро! — Голос Филиппы прозвучал почти весело.
— Почему вы не спрашиваете, как мы спали? — стараясь казаться спокойным, проговорил Гас.
— Ну и как?
— Конечно, замечательно. Свежий воздух…
Все, кроме Тони, улыбнулись.
— А что теперь будет с Премией переплетчиков? — спросила Филиппа.
Тони спокойно взглянул на нее.
— У нас в гостях Вера и Леппи, — сказал он. — Они могут войти в любую минуту, и мы должны играть спектакль для них. Никаких разговоров о делах.
— Спектакль? — растерялась Мэг. — А разве на самом деле… Мне и правда очень жалко Амоса. А вам нет?
— Конечно, да. Но кто-то должен собрать обломки, а их очень много.
— Бедный Амос, — вздохнула Филиппа. — Даже мертвый он лишь пешка в вашей игре, ведь так?
На лице у Гаса появился испуг.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал он.
На лестнице послышались чьи-то шаги, вошел Морис Лептон с газетой в руках. Есть он не стал и сразу развернул газету.
— Тут фото Амоса. Интересно, что теперь будет с собакой?
— С собакой? — Гас заглянул в газету. — А, понятно, — сказал он, узнав снимок. — Хороший некролог?
— Насколько он вообще может быть хорошим, если его пишет Фред Ньюэл. Он специалист по литературным некрологам. Здесь есть еще небольшая заметка.
Леппи стал читать вслух, тщательно выговаривая каждое слово:
Вестон. Коннектикут. Шестнадцатое декабря. Вчера жертвой отравления стал известный писатель