— Конечно. Если вы сравните его с тем, что нашли в уке Шарпантье, то убедитесь сами, что это две половинки одного и того же тетрадного листа.
— Я не смогу этого сделать, лейтенант Данбар.
— Почему?
— Потому что в руке убитого… нет никакой бумаги…
Вот, значит, почему он хотел узнать точное время, когда я покинул свой пост возле мертвеца. Даже сейчас он бросал подозрительные взгляды на Алису, очевидно, полагая про себя, что это она, выполняя черный замысел, отвела меня подальше от трупа, а кто-то другой, может быть, сам убийца, извлек обрывок бумаги у него из сжатой ладони. Такое мышление, причисляющее всех окружающих к преступлению, весьма характерно для склада полицейского ума. Само собой разумеется, кто-то на самом деле завладел бумажкой за эти двадцать минут, — либо когда я разговаривал с Алисой, либо тогда, когда мы с ней поднимались а холм. Но это только свидетельствует о том, что кто-то следил за моими действиями и воспользовался представившейся ему возможностью. Но это еще не говорит о том, что само заинтересованное лицо вызвало такую ситуацию. Однако мысль о стороннем наблюдателе была мне неприятна. Повернувшись, я бросил взгляд на берег реки. С восточной стороны к самой воде подходил олений лес. К западу от болота по обеим сторонам тропинки, ведущей к озеру, стояли березки, скрытые за небольшими холмиками. Как на восточной стороне, так и на западной кто-то скрывался, наблюдая за мной, а затем проскользнул к тому месту, где лежал возле реки Шарпантье, когда мы с Алисой поднимались по склону.
Вероятно, подобная мысль посетила и Росса. Он что-то сказал своим людям. Двое из них отделились от остальных. Один отправился на восток, другой на запад.
— Даже если бы у меня было в три раза больше сотрудников, — сказал он, тяжело вздохнув, — им всем нашлась бы работа.
— Могу ли я чем-нибудь вам помочь? — вежливо осведомился я. — Если же я вам не нужен, то не позволите ли мне проводить мисс Стоктон до Крэддох-хауза?
— Какие могут быть возражения! Скорее всего, вы там застанете лорда Несса. Сообщите ему, что я буду на месте, как только управлюсь с делами… Мактавиш! — позвал он одного из своих констеблей в полицейской форме. — Вы знаете, как добраться до озера. Возьмите с собой Кокухуна и отправляйтесь к коттеджу. Разузнайте, что собой представляет человек, называющий себя Уго Блейном!
Когда мы дошли до Крэддоха, наступила кромешная темнота. Все окна в доме были освещены, а на дорожке перед ним стояло с полдюжины автомобилей. Нам открыл полицейский.
Когда мы назвали свои имена, он пригласил нас следовать за собой и отвел в столовую. Сегодня на длинном, овальной формы столе не было обычной белой скатерти. В его гладкой, отполированной поверхности отражались блики от зажженной люстры, которую я не заметил при дневном свете, хотя, конечно, совершенно напрасно. Сделанная из матового голубоватого венецианского стекла, она представляла собой набор фантастических спиралей и шаров и была похожа на какой-то сказочный цветок, напоминавший орхидею.
Никто не обратил внимания на то, что шторы на окнах не задернуты. В каждом окне, как в темном зеркале, отражались основные детали того, что было в комнате: то лицо, сплющенное прямым лучом света, падающего от люстры, то клубящаяся струйка дыма, поднимающаяся от горящего кончика сигареты, то чья-то поднятая в отчаянном жесте рука. С деревянных панелей напротив, с висящих на них портретов вожди клана Торкхиллов и их супруги взирали бесстрастными намалеванными на полотне глазами на необычную сцену, для которой весь этот дизайн никогда не предназначался.
Седая голова и выступающая вперед бородка лорда Несса виднелись у длинного изгиба стола, но, как гласит поговорка, заимствованная у другого шотландского клана, — «там, где сидит Макгрегор, там и голова стола». Глаза всех присутствующих устремились к нему. Дальше всех от него сидел Эрик Стоктон с его поразительным лицом, которое при ярком прямом свете люстры нагляднее демонстрировало странную помесь уродства и красоты, — оно было похоже скорее на слегка утрированную карикатуру красивого мужского лица. Большие сдвинутые брови образовали небольшую впадину на лбу, — случайное подтверждение того, что, насколько мне известно, индусы называют знаком духовной касты. Он слегка прикрыл веки, оставив узкие щелочки. Болезненные очертания его впалого рта свидетельствовали о переживаемых им внутренних страданиях, как и вздернутая верхняя губа.
Рядом с ним сидела жена. У нее было белое, как мел, лицо, а вместо глаз темные, невидящие провалы. Это было ужасное, бесформенное лицо. Была ли она в таком расстроенном состоянии из-за тревоги о судьбе Джонни? Или оно объяснялось горечью из-за утраты Шарпантье? Ну а что происходило внутри самого Стоктона за этой трагической безмолвной маской?
Четверо или пятеро остальных мужчин, сидевших за столом, явно были местными полицейскими. Все, за исключением одного. Он сидел, повернувшись спиной к окну, а его темноволосая голова контрастно выделялась на фоне яркой, как у павлина, голубизны оконной шторы. У него были темно-каштановые волосы, но это не был латинский тип; глаза у него были светло-коричневые, глубоко посаженные, живые, слегка подозрительные. На нем была голубая форма офицера американского военно-морского флота, белая рубашка и черный галстук. При искусственном освещении плотная морская саржа его формы казалась черной, а золотые нашивки и пуговицы ярко сияли.
Этого человека я совсем не ожидал здесь увидеть, — это был мой командир Базиль Уиллинг.
Он был единственным из моих знакомых, который не зазнался из-за постоянно сопутствующего ему успеха. Он пользовался в Нью-Йорке завидной репутацией прекрасного психиатра и криминалиста. В течение нескольких лет он работал в конторе районного прокурора в качестве его помощника по медицинской части. Там мы и познакомились. Одно из расследуемых мною дел, связанных с детской преступностью, привело меня к нему в кабинет.
Несколько месяцев спустя после катастрофы в Перл-Харборе [9], когда я осаждал контору представителя военно-морского флота по вербовке новобранцев, заполняя бесконечные анкеты, отражавшие всю подноготную моей прежней жизни, и терзался мыслью, может ли растяжение сухожилия во время футбольного матча, штраф за нарушение правил уличного движения или моя диссертация по психологии социализма помешать моему поступлению на военную службу, мне повезло, и я встретил в коридоре Уиллинга. Я как раз, прихрамывая, выходил из кабинета врача после тщательного медицинского обследования. В то время он уже был капитан-лейтенантом и приобщил меня к искусству преодоления препон бюрократии. Он, конечно, не мог оказать мне существенной помощи в вопросе приема на военную службу, но мы договорились, что если мне не ответят отказом, я немедленно сообщу ему об этом. Тогда он пошлет официальный запрос в отдел кадров и потребует направить меня в его распоряжение. Так как служба разведки обладала приоритетом над всеми прочими, то в его просьбе, конечно, не откажут. Вскоре я отправлюсь для прохождения курса молодого бойца, а затем попаду в его часть. Я был принят и, благодаря его усилиям, все шло как по маслу, без всяких расстраивающих душу отсрочек, от которых многим пришлось немало пострадать. Когда я, прибыв в его часть, начал старательно отдавать всем подряд честь и называть уважительно «сэр», то он тут же сказал мне: «Знаешь, мы здесь занимаемся серьезными делами и не обращаем особого внимания на исполнение морского этикета».
Позже я осознал, что в этой части хотя и не было отмечено никакого ослабления дисциплины, были сведены до минимума всякая церемониальность и бюрократия, и в этом состояла главная заслуга его, Уиллинга, как ее командира.
Когда он увидел меня у двери рядом с Алисой, то одарил заранее приготовленной улыбкой. Девушка не спускала глаз с искаженного лица тетки. «Тетя Франсес…» Лицо Алисы тоже исказилось гримасой, и она присела на свободный стул возле страдающей женщины. Франсес Стоктон обняла ее за дрожащие плечи. Я очень опасался, что она окажется в состоянии глубокого шока, но теперь рядом с ней была тетушка, и все могло обойтись.
— Ну, Данбар, — сказал Уиллинг своим низким голосом, — судя по всему, вы в создавшейся ситуации сыграли роль катализатора. В момент вашего появления здесь все, что протекало в глубине, вышло на поверхность, и в конце концов закончилось взрывом. То есть убийством. К счастью, сегодня вечером я находился на базе в Далриаде, где и получил от вас сообщение. Я сразу приехал сюда, чтобы лично заняться этим делом. Проведу здесь день-два. Вы можете устроить меня в Ардриге?
— Конечно. Там есть еще одна комната, и, должен сказать, отличная кухня.
