среди тех немногих, кому удалось отвлечь Роммеля, когда тот уже почти вышел к Нилу. Вот почему я прошу сказать мне правду: встретила ли моя жена вас на болоте и просила ли она вас оставить в покое Джонни?
— Да, но… поведение Джонни могло так на нее подействовать, что она не до конца осознавала, что делает, или вообще забыла об этом.
— Она никогда ничего не забывает, — сказал он сурово. — Она обращалась с той же просьбой к Морису и ко мне, чтобы мы отказались от идеи слежки за ним, когда он убежит из дома в следующий раз. И она не пожелала сообщить нам причину своего странного поведения. Морис все же пошел следом за Джонни… и вот результат: он убит. А Джонни до сих пор не вернулся. Можете ли вы мне объяснить, что кроется за всем этим?
— Нет, не могу. А вы?
— Никакой идеи. Все лишено смысла и становится каким-то кошмаром.
Уиллинг отошел от других и направился к нам.
— Что вы думаете об этом? — спросил он меня, передавая какое-то письмо.
Оно было написано на белой плотной бумаге, которую производили до войны. Этот листок Несс, вероятно, оставил здесь, когда дом сдали в аренду, так как в верхнем его углу красовалась маленькая корона пэров, отпечатанная черной краской, а под ней адрес, выдержанный в самом деловом тоне:
Коротенькое письмо было написано по-французски:
Я с любопытством посмотрел на Уиллинга.
— Боюсь, что я из этого письма ничего не понял, кроме того, что дед Шарпантье получил от кого-то 1.809,43 доллара для покрытия расходов, связанных с его путешествием в Америку.
Уиллинг хотел было что-то еще сказать, но в это мгновение к нам подошел лорд Несс.
— Вы все осмотрели?
— Да, — ответил Уиллинг, протягивая ему письмо. — Это может стать каким-то звеном в цепи событий, может, слабым, но все же имеющим для нас определенное значение.
Несс показал письмо Стоктону.
— Скажите, это рука Шарпантье?
— Да, его, — сказал Стоктон, внимательно изучив быстрый, стремительный разборчивый почерк человека, для которого умение писать было столь же естественным, как дыхание. Но я сразу заметил, что Стоктон был озадачен той важностью, которую придавали этому письму Несс и Уиллинг.
В нижнем холле я не увидел ни Алисы, ни Франсес Стоктон. Сам Стоктон проводил нас до двери.
— Лорд Несс, — сказал он, — если вы с нами закончили, не могу ли я присоединиться к поисковой партии, чтобы помочь найти Джонни?
Несс облачался в свою инвенторскую накидку. Он бросил на Стоктона сострадательный взгляд, пытаясь смягчить суровость своих слов:
— Вы останетесь здесь, мистер Стоктон. В любом случае ваша жена и племянница нуждаются в защите.
— Но, насколько я понимаю, вы оставляете в доме двух полицейских.
— Да, я отдал такой приказ…
— В таком случае…
Теперь в голосе Несса появились стальные нотки, чего прежде я за ним не замечал.
— Вы останетесь здесь…
Эрик Стоктон откинул в негодовании голову. Он был такого же высокого роста, как и Несс, однако значительно массивнее его; все его крупное тело было пропорционально сложено, он был ширококостный, с твердыми, выпирающими мышцами — великолепный зверь, царь зверей, — человек. Несс рядом с ним выглядел каким-то щуплым и хрупким. Его глаза запали, что бывало всегда, когда он хмурился, и на какое-то мгновение в них промелькнул огонек гнева и вызова. Когда он говорил, то сдерживал свой глубокий, бархатистый голос. Теперь он звучал низко, сухо и был похож на шепот. Поэтому его слова производили большее впечатление.
— Это означает, что я под подозрением.
— К сожалению, должен заметить, что все в этом доме находятся под подозрением, мистер Стоктон. Спокойной ночи!
Когда мы вышли из дома, Несс остановился и посмотрел на усыпанное звездами небо.
— Моя неуступчивость стоила мне больших усилий. Мне очень нравится Стоктон, но… — он тяжело вздохнул.
— Может, нам с Данбаром присоединиться к поисковой партии? — предложил Уиллинг.
— Вы им вряд ли окажете большую помощь, ведь вы не знаете долину, — улыбнулся Несс. — В таком случае как бы не пришлось организовывать еще одну поисковую партию ради вас. Данбар сегодня отправился от коттеджа на озере в направлении Ардрига, а очутился в Инвентаре, — значит, он никак не может быть вашим проводником. Лучше всего пойти сейчас ко мне и пообедать. За столом можно обсудить кое-какие детали.
— Мы полностью в вашем распоряжении, — сказал Уиллинг, — и будем рады отобедать в вашей компании.
— Может, пойдем пешком? Пройдем возле верхнего моста и заодно получим свежие новости от инспектора Росса.
Несс бодро зашагал вперед через маленький парк. Вскоре мы вышли на край болота, откуда пролегала тропинка к Ардригу.
— Здесь начинается овечья ферма? — спросил я.
— Да. Площадь поместья Ардриг — 2300 акров. Из них 90 — обработанной земли, — остальное болото.
— А какую площадь занимает все имение в долине Тор? — поинтересовался Уиллинг.
— 24 000 акров. Сюда входят четыре овечьи фермы, Крэддох-хауз и Инвентор, несколько разбросанных маленьких ферм и деревня Страттор. Но это далеко не богатое имение, так как здесь мало обрабатываемой земли. Это — бесплодная местность, как вы знаете, и пригодна только для выпаса овец и оленей. Когда-то, сотни лет назад, здесь повсюду рос дубовый лес. Но ко времени восшествия на престол первых шотландских королей Шотландия уже ввозила мачтовый лес для строительства кораблей из Франции.
Мы подошли к облюбованному привидениями месту, тому, где были разбросаны камни покинутой деревни, лежавшие среди густых сорняков на этой лишенной деревьев мгле.
— Не расскажете ли об этом загадочном месте? — сказал я. — По словам Рэбби Грэма, здесь когда-то была деревня, но ему, по-видимому, мало что известно, почему отсюда ушли жители.
Несс окинул развалины домов долгим взглядом, в котором затаилась глубокая меланхолия.
— Эти камни — надгробья, скрывшие под собой трагедию, может быть, самую великую трагедию в истории Шотландии. Вам известно что-нибудь о клановой системе?
Мы отрицательно покачали головами.
— Тогда вам будет трудно понять, — продолжал он. — Клан — это первое социальное звено всех рас. «Родовая община» римлян, «колена» у древних евреев, «сотня имен» у китайцев. Первоначально все эти роды были братствами, или связанными кровным родством, или, как выражались китайцы, «выводками одной женщины». Это было общество, основанное на любви, а не на ненависти, которую мы стыдливо называем «конкуренцией». Примитивный человек не притворялся, что любит врагов своих, он на самом деле любил членов своей семьи и своих друзей, свой собственный клан.
