пригласил ее ради этого разговора? Дискуссии о том, как мы воспринимаем мир?
– Например, память, – продолжал Иан. – В общих чертах мы представляем себе, как работает ее механизм, знаем о существующих в мозгу бороздках. Знаем, где они в основном размещаются. Большей частью в гиппокампе, но и в мозжечке тоже.
– А главное, у лондонских таксистов, – вставила Изабелла.
– Это само собой, – рассмеялся Иан. – Обнаружено, что у них гиппокамп мощнее, чем у всех нас. Для получения лицензии им надо выучить назубок, как добраться до любой улицы.
– И в результате они действительно привозят куда надо, – подхватила Изабелла. – Это не всюду так. В Далласе мне пришлось всю дорогу руководить таксистом: смотреть на план, говорить, куда поворачивать. А ехала я к кузине, Мими Мак-Найт. Когда наконец добралась, Мими воскликнула: «Каждое общество имеет тех таксистов, каких заслуживает». Как вы думаете, она права? – И тут же сама ответила: – Нет, Штаты – хорошая страна. И заслуживает лучших таксистов.
– И лучших политиков?
– Безусловно.
Он снова положил в рот кусочек макрели, Изабелла прикончила свой картофельный салат.
– Но может ли память размещаться еще где-нибудь? – спросил Иан. – Что, если мы ошибаемся, настаивая на чисто физической природе этого феномена?
– Думаете, она может базироваться не только в мозгу?
– Полагаю, частично да.
– Весьма маловероятно.
– Почему? – спросил он, откидываясь на спинку стула. – Ведь иммунная система сохраняет память. Моя иммунная система, например. Черви, которых кормили кусочками тел других червей, приобретали свойства переваренных собратьев. Это явление носит название клеточной памяти.
– Но у вас вроде не появляется свойств макрели? – осведомилась Изабелла. – Или вы начинаете припоминать, как вести себя по-макрельи?
Он рассмеялся. Хотя мог бы отреагировать и иначе, подумала Изабелла. Мне нужно быть осторожнее.
Он ведет доверительный разговор, и игривость тут неуместна.
– Простите, – извинилась она. – Я сморозила глупость.
– Но получилось очень смешно, – махнул он рукой. – Последнее время я вращаюсь среди людей, которые всё понимают буквально. Разнообразие освежает. – Он замолчал и принялся разглядывать деревья Рутланд-сквер. Изабелла проследила направление его взгляда. Дул легкий ветерок, и зеленые кроны слегка раскачивались на фоне неба.
– А теперь перейду к сути дела, – сказал Иан. – Теория клеточной памяти (если можно так выразиться) с легкостью допускает предположение о том, что и сердце, возможно, своего рода вместилище памяти. Поэтому, получив сердце другого человека, я вполне мог заодно получить и его воспоминания.
Изабелла помолчала. Потом осторожно спросила:
– И это случилось?
Опустив глаза в стол, он теребил край скатерти.
– Не знаю, как и сказать. Моя спонтанная реакция рационально мыслящего ученого – нет, это невероятно, это глупости. Мне приходилось слышать массу историй о людях, приобретавших вместе с трансплантатом разные свойства доноров. Эту идею использовали в фильмах. Прежде я без сомнений отнес бы ее к разряду чистой фантазии.
– Прежде? – переспросила Изабелла.
Иан какое-то время смотрел на свою макрель. Потом отодвинул ее на край тарелки.
– Да. Прежде. Теперь я не так уверен. – Он помолчал, словно надеясь прочесть у нее на лице, что это нелепость. Она в свою очередь наблюдала за ним.
Было понятно, что он смущен, как смутился бы всякий здравомыслящий рационалист, вдруг оказавшийся перед лицом необъяснимого явления.
– Я вовсе не собираюсь смеяться над вами, – подбодрила она.
– Спасибо… Видите ли, – решился он, – начиная с некоторого времени у меня в голове снова и снова крутится одно воспоминание. Воспоминание о том, чего, безусловно, со мной не было. Очень яркое. В мозгу вспыхивает картина того, что я якобы помню. Хотя, насколько мне известно, этого не было.
– Расскажите мне всё. Не смущайтесь. Просто возьмите и расскажите.
– Спасибо, – повторил он. – Даже заговорить об этом будет огромным облегчением. Ведь я совершенно растерян. Эти странности вызывают у меня страшную тревогу и, боюсь, если я не сумею во всем разобраться, помешают выздоровлению. – Он замолчал и опустил глаза на скатерть. – Больше того, я боюсь, что они убьют меня.
Глава десятая
На другой день Грейс пришла очень рано.
– Чудо! – возвестила она с порога. – Автобус подкатил раньше времени. А прямо за ним – второй. Хоть выбирай!
Изабелла рассеянно поздоровалась. Сидя за кухонным столом, она читала в «Скотсмэне» отчет об ограблении банка, которое сорвалось оттого, что грабители случайно заперли себя в отсеке, где хранятся деньги. Дочитав до конца, Изабелла пересказала эту историю Грейс.
– Еще одно доказательство того, что умных преступников не бывает, – сказала та.
– Иногда все же встречаются, – задумчиво изрекла Изабелла, протягивая руку за кофейником. – Например, серые кардиналы преступного мира. Те, кто всегда уходит от правосудия.
– В свой час и они попадаются, – покачала головой Грейс. – Сколько веревочке ни виться, а концу быть.
Так ли это? – задумалась Изабелла. Пожалуй, все-таки нет. Ведь многие убийства остаются нераскрытыми. Джек Потрошитель так и не был пойман, да и Библейский Джон, серийный убийца, цитировавший стихи из Библии и нагонявший ужас на весь Глазго, возможно, живет мирным старичком где-нибудь в Западной Шотландии. Похоже, ему удалось уйти от наказания, как и многим военным преступникам. Давно подмечено, что чем крупнее преступление, тем легче остаться безнаказанным. Жестоким диктаторам, вдохновителям геноцида, завоевателям, грабившим целые народы, нередко удается избежать возмездия. Ловят «стрелочников», мелкую рыбешку, рядовых исполнителей, исполнявших приказы.
Она уже собиралась сказать это вслух, но вовремя спохватилась. Грейс умела защищать собственные теории, и дискуссия длилась бы бесконечно. А Изабелла хотела поговорить с ней совсем о другом. Вчерашний разговор с Ианом все время вертелся в памяти. Больше того, проснувшись раньше обычного, Изабелла долго лежала, размышляя о нем и слушая, как шумит ветер в кронах деревьев.
– У меня вчера был удивительный разговор, – начала она. – Я беседовала с человеком, которому пересадили чужое сердце. Вам приходилось встречать кого-нибудь с пересаженным сердцем?
– Нет, – покачала головой Грейс. – Пересадка могла бы спасти мою мать. Но тогда этого не умели. Или доноров не хватало.
– Простите, – вздохнула Изабелла.
Жизнь Грейс была наполнена несчастьями и беспрерывным тяжким трудом. Иногда это неожиданно напоминало о себе в разговоре.
– Все мы там будем, – ответила Грейс. – Трудно только перешагнуть черту. А на той стороне не страшно.
Изабелла ничего не ответила. Она была далеко не уверена, что та сторона существует, но обладала достаточной широтой ума, чтобы признавать узость безусловного отрицания любой формы загробной жизни. Все зависит от того, рассуждала она, существует ли связь между сознанием и физической материей, телом. Никто не знает, где именно локализовано сознание, а значит, нельзя с уверенностью утверждать, что сознание прекращает свою работу в отсутствие мозговой активности. Некоторых философов не интересует ничего, кроме проблем сознания – «венца всех философских проблем», как говорил ее старый профессор, – но сама она никогда не относилась к этой когорте. И потому просто сказала:
– Да… та сторона… Но он не дошел до нее. Ему сделали пересадку сердца, и это его спасло.
