Будьте осторожней с комплиментами

Он провел ее рукой по своей груди. Она почувствовала под пальцами биение его сердца и ощутила, что они близки как никогда. Она могла им обладать, но не в ее силах было дотронуться до его сердца.

— Тебе не следует так говорить, — прошептал он. — Ты мне льстишь.

— Нет, я действительно так считаю. Я никогда не говорю пустые комплименты. — Она умолкла. Они разговаривали шепотом без всяких на то причин. Но почему-то казалось, что в темноте нужно шептать, чтобы не спугнуть тишину.

— Когда я был ребенком, то думал, что говорить в темноте — это как бы беседовать с Богом, — сказал Джейми. — Странно. Я думал, что он может нас услышать в темноте.

Изабелла не была в этом столь уверена.

— Разница в том, что мы можем услышать себя, — заметила она. — Вот в чем разница. — Вот в чем дело, подумала она. И в том, что в темноте обостряется слух, так как не задействованы другие органы чувств.

Повернувшись к ней, Джейми поцеловал ее в лоб и коснулся тыльной стороной ладони ее щеки.

— Расскажи мне историю о татуированном мужчине, — попросил он шепотом. — Ты же обещала.

— Правда?

— Да, обещала.

Изабелла слегка передвинулась, так что его ладонь упала с ее щеки. Она подумала о татуированном мужчине — того типа, какой видишь на эдвардианских фотографиях, где запечатлены интермедии прошлого. Каждый квадратный сантиметр его тела был покрыт рисунками — священными и демоническими. Что она может сказать об этом татуированном мужчине? Что он любит свою жену, татуированную леди, и гордится своим сыном, татуированным беби? Это звучит как строчки из стихотворения, но подобного стихотворения нет. И такая история была бы банальной; банальной и трагической одновременно.

— Твой татуированный мужчина, Джейми, — начала она. — Сейчас, сейчас. Итак, татуированный мужчина…

Он ответил сонным голосом:

— Я слушаю.

Его дремотное состояние передалось ей, это столь же заразительно, как зевота. Изабелла ощутила, как ее накрывает волна усталости. Ей хотелось только одного: лежать рядом с ним в темноте и погружаться в сон. Ей трудно было говорить, она так устала, да и ни к чему: он все равно уснул и дыхание его стало более глубоким и ровным. Веки ее опустились, так что погас даже лунный луч. Засыпая, она подумала: «За свою жизнь мы забываем так много историй… некоторые из них рассказаны, другие так и остались нерассказанными, а некоторые нам и вообще неизвестны. «Татуированный мужчина, / Который любил свою жену, татуированную леди, / И гордился своим сыном, татуированным беби»».

Глава семнадцатая

— Я вижу, на нем комбинезончик из тартана[22] Макферсонов, — сказала Грейс, наклоняясь, чтобы пощекотать Чарли под подбородком. — Вы еще не купили ему первый килт?

Изабелла еще не купила, но собиралась это сделать, когда ему исполнится три годика.

— Чтобы носить килт, нужно сначала научиться ходить, — ответила она. — И потом, я думаю, его маленькие ножки замерзнут.

— Как чудесно он будет выглядеть, — восхищенно произнесла Грейс. — Чарли Дэлхаузи, лучший танцор в школе… — Она осеклась. Будет ли Чарли носить фамилию Изабеллы — Дэлхаузи, или он будет не Чарли Дэлхаузи, а… Грейс нервозно улыбнулась, сознавая неловкость ситуации. Вообще-то, всего несколько вещей в мире могли смутить Грейс, но слово «незаконнорожденный» было как раз из них, даже если оно более или менее устарело. Никто больше не говорит о незаконнорожденных, и к счастью, теперь в подобных случаях не бывает серьезных правовых последствий. Но в некоторых уголках Шотландии этого еще стыдятся, хотя так много детей рождается вне брака. А Грейс принадлежала к тем слоям общества, где таким вещам по-прежнему придавали большое значение.

Изабелла сразу же все поняла и постаралась, чтобы Грейс снова почувствовала себя непринужденно.

— Да, Чарли Дэлхаузи будет первый парень в городе, правда, Чарли?

— Хорошо, — сказала Грейс и занялась домашними делами. Изабелла собиралась с Чарли в город, а Грейс планировала заняться ванной наверху, где, по ее мнению, царил большой беспорядок. Там образовалась зловещая плесень возле душа. Грейс считала, что тут виноват Джейми, который, по ее мнению, слишком часто принимал душ и разводил сырость. Сама Грейс не жаловала душ, за исключением тех случаев, когда нельзя принять ванну. Тогда можно принять душ, по-быстрому, и не забыть вытереть кафель после этого, чтобы не образовалась плесень…

— Я кое-что купила для кафеля, — сообщила Грейс. — Это…

— Я знаю, — поспешно перебила ее Изабелла. — Плесень.

На несколько минут воцарилось молчание. Изабелла называла это «минутами, когда Грейс выносит порицание», и это была одна из них. Но домоправительница уже высказала свое недовольство, и когда Изабелла выходила из дому вместе с Чарли, Грейс попрощалась с ней с улыбкой. Идя по дорожке, Изабелла размышляла о плесени, Грейс заставила ее почувствовать себя ответственной за нее, поскольку Джейми пользовался душем, а Грейс считала Изабеллу ответственной за Джейми. Грейс хотела, чтобы ее работодательница чувствовала себя виноватой из-за плесени, но она просто не могла добавить к своему бремени вины еще и плесень. Она уже и так ощущала свою вину из-за того, что использовала свои деньги для покупки «Прикладной этики», и из-за того, что получила удовольствие, представляя себе выражение лица Леттиса, когда он прочтет письмо от Саймона. Она просто видела, как он небрежно вскрывает письмо, полагая, что это какое-то несущественное сообщение от нее, — но увы! Вот оно, в руках Леттиса, которые теперь дрожат, — письмо не от кого-нибудь, а от Саймона Макинтоша, п. с, партнера в крупной юридической фирме «Тэркан Коннелл». Леттис понятия не имеет, что означает «п. с», но она с радостью просветит его, если он спросит: это сокращение от «присяжного стряпчего», а это означает, что он — член известного юридического общества, которое размещается в здании с видом на собор Сент-Джайлс, в самом центре Эдинбурга, и обладает великолепной библиотекой. Пусть-ка Леттис на минутку задумается над этим у себя в Лондоне. Наверное, именно так трепетал Ганновер, когда получил известие, что Красавчик принц Чарли[23] обратил в бегство его генералов.

Но как бы сладостны ни были эти мысли, ими не должен тешиться совестливый философ, занимавшийся вопросами морали. Schadenfreude[24] в любой форме было постыдным. Никогда не следует радоваться чужим неприятностям, напомнила себе Изабелла. Но тут она снова увидела лицо Леттиса, когда он в шоке, не веря своим глазам, читает письмо Саймона, и позволила себе улыбнуться. Чарли, лежавший в колясочке, взглянул на мать и тоже улыбнулся.

Еще вчера, после концерта в Квинз-Холл, Изабелла решила, что сегодня утром пунктом ее назначения будут Дандэс-стрит и Гай Пеплоу. А поскольку она возьмет с собой Чарли, то лучше всего встретиться в кафе «Глас энд Томпсон», находившемся через несколько домов от галереи. Там можно будет покормить Чарли, и ему понравятся краски и суета в кафе.

Она пришла первой и, усевшись на скамью в задней части зала, наблюдала, как два молодых человека мелют кофе и нарезают хлеб, поскольку через пару часов сюда устремится народ на ланч. И вдруг перед ней вырос Гай, с улыбкой смотревший на Чарли.

— Макферсон, — пояснила Изабелла. — Моя бабушка по материнской линии была Макферсон, и нам нравится тартан этого клана.

— Этот пурпурный цвет великолепно смотрится, — сказал Гай. — Да он парень хоть куда.

Усевшись, он вопросительно взглянул на Изабеллу.

— Да. Мак-Иннес, — начала она.