придерживаться другой издательской политики, и если так, то как именно будет эта политика отличаться от ее собственной? Конечно, профессор Леттис выкрутится и подыщет такие слова, чтобы не ответить на ее вопросы — он весьма искусен в подобных делах, так что, пожалуй, это будет пустая трата времени.
Она добралась до начала Джобоун-Уок, где стояла арка из гигантских перевернутых челюстей кита. Многие шотландцы были китоловами; эти кости преподнесли городу вязальщики с Шетландских островов, использовавшие их на выставке в девятнадцатом веке. Изабелле подумалось, что вязание и китобойный промысел как-то не вяжутся друг с другом. Ей не нравилось это напоминание о том, что она предпочла бы забыть, — о нашем беспощадном преследовании этих кротких существ — почти до полного истребления. В городе вообще полно неприятных напоминаний о том, что в прошлом многое обстояло совсем не так, как хотелось бы: мемориалы, рассказывающие о войнах, которые не следовало затевать, памятники людям, которые были повинны в жестоких деяниях. Вот что значит иметь имперское прошлое. А Шотландия активно участвовала во всем этом, поставляя солдат, инженеров и чиновников ради удовлетворения непомерного имперского тщеславия. И не нужно далеко ходить, чтобы наткнуться на напоминания об этом. Старые битвы…
Я буду бороться, подумала Изабелла. Я напишу издателям и расскажу им, что меня несправедливо уволили. Ведь существуют суды по вопросам трудовых конфликтов, не так ли? Они могли бы вернуть мне мой пост, но смогут ли законы защитить таких, как я? Мне почему-то кажется, что нет.
К тому времени как она дошла до Хай-стрит и начала спускаться по Маунд, она передумала и решила ничего не предпринимать. Если Кристофер Дав хочет быть редактором — на здоровье. Ей не нужны ни деньги, ни работа. Есть много более приятных занятий, чем сидеть в кабинете и читать рукописи каких-то безвестных философов из заштатных университетов. Есть Чарли, о котором нужно заботиться; есть друзья, отношения с которыми нужно поддерживать; и есть много мест, которые ей давно хотелось посетить. Она могла бы взять с собой Чарли — ей говорили, что с такими малышами легче путешествовать, чем с детьми постарше. Она могла совершить долгожданную поездку в Даллас, к своей кузине Мими Мак-Найт. Изабелла много лет не бывала в Техасе, и когда Мими в прошлом году приехала в Шотландию, то снова настойчиво ее приглашала, как всегда.
Эти мысли занимали Изабеллу, пока она шла по Маунд и Джордж-стрит. Затем, после краткой прогулки по Квин-стрит, когда она думала уже совсем о другом, Изабелла очутилась перед зданием, где проходили аукционы «Лайон энд Тёрнбулл». В залах было больше народу, чем накануне: в последний день сюда устремились те, кто откладывал посещение до последнего. Ну а завтра будет настоящее столпотворение: придут люди, решившие в день аукциона что-нибудь купить, и те, кто наткнулся на каталог и увидел какую- то картину, которую захотелось приобрести. А еще здесь появятся те, кто покупает под влиянием импульса, даже не взглянув на лот заранее, — они будут вытягивать шею, чтобы получше разглядеть лот из-за голов сидящих покупателей, предлагающих цену.
Картины Мак-Иннеса не было на месте, и сначала Изабелла подумала, что ее убрали. Возможно, что- то произошло: ведь те, кто продает под влиянием импульса, могут передумать — так же, как и покупающие под влиянием импульса. Но затем она увидела эту картину: теперь Мак-Иннес висел на более видном месте, рядом с большим пейзажем Уильяма Джиллиса, на котором были изображены холмы Шотландской низменности в приглушенных тонах позднего лета. Шотландия — страна именно таких неярких красок, подумала Изабелла, глядя на Джиллиса: выцветший синий цвет неба, красные и пурпурные пятна вереска, серая каменистая осыпь на склонах холмов…
Она посмотрела на Мак-Иннеса и сразу же поняла, что должна его купить. Если бы у нее не было той, меньшей, картины, все могло сложиться иначе. Но теперь картина говорила прямо с ней, и она непременно будет участвовать в аукционе. Она судорожно сглотнула. Изабелла привыкла тратить большие суммы, но не на себя. А теперь она собирается потратить значительную сумму, которая так бы пригодилась в другом месте. Недавно ей пришло письмо из Шотландской оперы с просьбой о деньгах, и из Центра научных исследований в области менингита, и от Эдинбургского университета… Этим деньгам можно найти такое хорошее применение, а она собирается истратить их на картину.
— Очень интересно. Очень мило.
Изабелла резко обернулась:
— Гай!
Человек, стоявший у Изабеллы за спиной, наклонил голову в знак приветствия. Довольно старомодный жест, подумала она, в точности такой, как надо. У Гая Пеплоу была галерея шотландского искусства на Дандес-стрит — он владел ею вместе с Робином Мак-Клюром, и Изабелла знала их обоих. И тот и другой были сыновьями художников, и у Изабеллы в доме висели произведения их отцов.
Она улыбнулась Гаю. Он немного напоминал ей Джейми — таким Джейми мог бы стать, когда будет постарше. Такие же темные волосы, коротко подстриженные, такие же правильные черты, и оба не сознают, как красивы. «Интересно, он в курсе?» — подумала Изабелла. Слухи о ее беременности и о рождении Чарли довольно быстро облетели весь Эдинбург, но кое-кто еще не слышал эту новость, и эти люди будут ошеломлены, даже если не станут осуждать.
— Насколько я понимаю, ты… в общем, все чувствуют себя хорошо?
— У Чарли все прекрасно, — ответила она. — Растет.
— Да, так оно и бывает, — сказал Гай. — Мои дети тоже быстро росли. А… — Он запнулся, поскольку не помнил имени. Он видел этого молодого человека Изабеллы. Как же его зовут?
— Джейми занят, — пришла ему на помощь Изабелла. — А благодаря Чарли он занят еще больше.
Теперь все ясно, подумала Изабелла. Понятно, что людей интересует, не оставил ли ее Джейми, и это слегка ее раздражало. Да, вот чем хорош брак: тут уж всем ясно, что отец выполняет свои обязанности по отношению к детям.
Она указала на картину:
— Ты?.. — Тут Изабелла выдержала паузу. На аукционе всегда возникает неловкость, когда сталкиваешься со своим другом, которого интересует тот же лот. Не хочется соперничать с другом, все повышая цену, но в то же время надеешься, что и он испытывает такие же угрызения совести.
Гай покачал головой.
— Не расстраивайся. Мы не собираемся ее приобретать. А ты?
Изабелла снова взглянула на картину. Да, она ее хочет.
— Думаю, да.
Гай перелистал каталог.
— Стоимость немного занижена, — решил он. — Но трудно сказать наверняка. Его работы теперь не так уж часто появляются. Вообще-то я не припомню, когда в последний раз видел его картину на аукционе. Должно быть, много лет назад. Вскоре после его смерти.
Он приблизился к картине, чтобы как следует рассмотреть ее.
— Интересно. Думаю, это Джура — там он и умер. Горько думать о том, как он сидит там и пишет этот кусочек моря, не подозревая, что именно там утонет. Это все равно что изображать свое смертное ложе.
Изабелла немного помолчала, размышляя о том, многие ли из нас знают, на каком ложе умрут, — да и хотят ли знать? И помогут ли им такого рода сведения? Она внимательно посмотрела на картину. В прошлом ее не беспокоила собственная смерть — где бы это ни произошло, — но теперь, когда ей нужно было думать о Чарли, она испытывала совсем другие чувства по этому поводу. Ей не хотелось уходить, оставив Чарли, — хотелось хотя бы увидеть, как он вырастет. Должно быть, это самая тяжелая проблема, когда поздно заводишь детей. Так бывает, скажем, когда мужчина вступает в новый брак лет в шестьдесят с женщиной, которая моложе его, и у них рождается ребенок. Может быть, он и дотянет до восьмидесяти пята и увидит, как его ребенок стал взрослым, но шансы невелики.
— Он был совсем молодым, когда умер? — спросила Изабелла.
— Мак-Иннес? Да. Думаю, ему было лет сорок — сорок один.
Как раз столько, как мне сейчас, подумала Изабелла. Примерно моего возраста — и вот все кончено.
— Отчего нам кажется особенно трагичным, когда художник умирает молодым? — вслух размышляла Изабелла. — Подумай обо всех этих писателях, которые рано ушли. Уилфред Оуэн.
