— Вот что, на мой взгляд, могло произойти. Сами знаете, пасущиеся коровы иногда проглатывают вместе с травой гвозди, куски проволоки и другие металлические предметы. Так вот, когда я снова вскрою этот абсцесс, мы обнаружим там кусок проволоки, загнутой крючком с противоположного конца. Думаю, это он безуспешно пытается выйти наружу.
Мои слова породили обычные в таких случаях сомнения и запоздалые сожаления, что предполагаемую проволоку не извлекли в прошлый раз. Я тоже досадовал на себя — надо было осмотреть внутреннюю поверхность абсцесса более тщательно.
После повторного промывания, в ходе дренирования мой обтянутый перчаткой палец наткнулся на что-то острое, торчащее между ребрами. Тщательно исследовав находку, я вооружился щипцами с длинными ручками и осторожно извлек небольшой кусок ржавой проволоки. Как я и предсказывал, ее конец, зажатый моими щипцами, был загнут крючком. Удивительно, из каких только мест мне не приходилось извлекать крупные инородные тела. Ловкость, с которой был вытащен наружу этот предмет, а также прозорливость, позволившая мне точно предсказать, как он будет выглядеть, должны были, по моему мнению, произвести на публику неизгладимое впечатление.
Я поднял проволоку повыше и предъявил ее для всеобщего обозрения. Вудсон, Чойс и Шелнат подошли ближе. Мои ожидания, что кто-нибудь из них похлопает меня по плечу или произнесет пару восхищенных слов, не оправдались.
— Что скажете? — с гордостью спросил я.
— Значит, за то, что вы нашли этот кусочек проволоки, мне придется дважды оплатить вызов? — «возмутился» Вудсон.
— Вы не слишком-то сообразительны, док, — заявил Шелнат. — Вы же обещали, что крючок будет на другом конце проволоки!
Теперь у них, слава Богу, появился новый повод для издевок и, может быть, они на время забудут о моем неумении обращаться с арканом.
Иногда постороннему человеку трудно понять, почему добрые друзья общаются между собой в такой странной манере, но, возможно, лучший рецепт хороших отношений именно в том, чтобы побольше смеяться и пореже ворчать.
Глава 27
Мой клиент Джон Харлоу, брокер и животновод-любитель, невероятно гордился своим стадом коров ангусской породы. Обычно я заглядывал к нему на ферму не реже раза в неделю — чаще просто понаблюдать за животными и поделиться своими впечатлениями, а иной раз осмотреть корову, у которой, на взгляд хозяина, было что-то не в порядке. Вакцинации и обычный осмотр планировались заранее, нередко за несколько месяцев, и никакие силы — разве что ураган или чрезвычайные семейные обстоятельства — не могли этому помешать. Впрочем, однажды в августе столбик термометра поднялся слишком высоко, и нам пришлось отложить работу: каждая корова, которую мы загоняли в станок, впадала в панику — у них явно ухудшалось самочувствие. Помню, Джеймс и Баббахед — так звали главного пастуха и его помощника — высказались в том смысле, что «негоже возиться с коровами в такое пекло». Сначала я не соглашался с ними, полагая, что Баббахед говорит так, стремясь забраться в холодильник с напитками, стоявший в кузове пикапа, но, заметив, что у коров участилось дыхание, а языки вываливаются изо рта, понял — пастухи правы. Мы оставили животных в покое, и они отошли под сень ближайшей сосновой рощи, где протекал прохладный ручей.
Джон очень хотел побыстрее научиться коровьему бизнесу — он не пропускал ни одной статьи о разведении скота, созванивался с экспертами по всему Югу, выясняя их мнение, а затем применял новомодные идеи на практике в собственном хозяйстве. Частенько он набирал и мой номер — иногда по несколько раз в день — узнать, что я думаю о последних тенденциях, о которых ему довелось услышать на собрании животноводов или прочитать в недавнем выпуске специализированного журнала. Поэтому я нисколько не удивился, когда он позвонил сообщить о бычке, только что родившемся у него на ферме. Этого события мы оба ждали с большим нетерпением.
— Док, это настоящий супербык, он весит тридцать пять килограммов, — отрапортовал Джон прерывающимся голосом, — у него еще дрожат ноги, но он уже вовсю сосет. Вам лучше приехать поскорее и осмотреть новорожденного. Я подумал, уж не переквалифицироваться ли мне в коровьего неонатолога и педиатра. Но тогда пришлось бы переезжать: такая работа прокормила бы меня в Висконсине или другом штате с развитым скотоводством, но только не в лесистой Алабаме.
Конечно, я не мог отказаться обследовать будущего рекордсмена: самым тщательным образом изучил его сердце, легкие, небо, уши, пупок и все прочее, с помощью собачьего офтальмоскопа даже заглянул ему в зрачки. Я не упустил ничего — тем более Джон бдительно следил за моими действиями, готовый тотчас же указать на любой мой промах. Мне не удалось обнаружить ни малейшего дефекта, если не считать того, что одно ухо теленка было немного оттопырено, вероятно, из-за положения, в котором он находился в материнской утробе. Джон поинтересовался, нельзя ли исправить этот недостаток хирургическим путем, но я постарался убедить его, что со временем ухо выправится само. Бычка назвали Эбони. Позднее Джон внес поправку и стал звать его Кингом Эбони, а то и просто Кингом.
Бычок рос, а вместе с ним росла и гордость Джона, наслаждавшегося ролью счастливого обладателя поистине чудесного животного. Он рассказывал о нем гораздо охотнее, чем о собственных внуках, и в одно мгновение вытаскивал бумажник, чтобы похвалиться снимками Кинга перед первым встречным, невзирая на проявленный интерес или его отсутствие. Фотографии в бумажнике располагались таким образом, что сверху стопки лежали портреты быка, а внукам отводилось место где-то в глубине. Я начал замечать, что разговаривать с Джоном становится трудно: о чем бы не заходила беседа, она неизменно сводилась к бесконечным дифирамбам первому парню среди коров его стада.
Впрочем, Кинг Эбони действительно обещал стать превосходным быком. К двум годам он весил больше тонны и имел отличный экстерьер; судя по всему, бык обладал именно теми физическими параметрами, которые Джон рассчитывал получить, планируя вязку. Никогда в жизни я не видывал более совершенного животного. Даже оттопыренное ухо приобрело горделивый вид, прислушиваясь, он свободно вертел им в разные стороны, как это и было задумано Создателем.
Со всех концов на ферму приезжали специалисты по разведению животных, научные работники и просто любители быков с единственной целью — увидеть Кинга Эбони и восхититься его безупречным сложением. Все они пытались обнаружить какой-нибудь изъян или малейшее отклонение от нормы, но уезжали прочь, благоговейно покачивая головами и втайне сожалея, что такой бык жует траву не на их пастбище, а на лугах Джона. Им приходилось признать, что Кинг по праву носит звание лучшего представителя семейства парнокопытных, когда-либо рождавшегося в нашем округе. Этот факт лишь подтверждал совершенство быка, поскольку любой знаток скорее откусит свой язык, чем позволит себе произнести комплимент в адрес животного из чужого стада.
Несколько ферм, занимавшихся разведением быков, выразили желание приобрести Кинга Эбони. Переговоры и изучение его родословной затянулись на несколько недель, но однажды вечером Джон позвонил мне и сообщил новость — сделка состоялась; теперь его любимцу предстояло подтвердить безупречное состояние своего здоровья. Помимо требований, принятых в штате, куда хозяин намеревался отправить быка, Кинг должен был соответствовать еще более жестким нормам, разработанным Центром по искусственному осеменению. В конечном итоге, если установят, что бык отвечает всем критериям отбора, его замороженную в жидком азоте сперму разошлют по всему свету. Многие страны чрезвычайно придирчивы в отборе бычьего семени, поэтому мы договорились немедленно приступить к необходимым исследованиям и анализам.
Это был мой первый опыт в проведении такой работы, тем не менее я был полон решимости проделать все манипуляции, о которых прочитал в книгах, к тому же ферма, специализировавшаяся на племенной работе, прислала мне специальное руководство. Сначала я взял образец крови и отправил его в диагностическую лабораторию, чтобы там сделали пробы на бруцеллез, блутанг, лейкоз и другие заболевания. Затем провел полный осмотр, точно такой же, как в первый день
