сложилось впечатление, что городовой — человек неразговорчивый, поэтому я был потрясен его общительностью. Он все время облизывал губы, будто слова были сладкими на вкус; разлеталась слюна; городовой часто поглаживал подбородок — так муха гладит себя лапками по голове.
— Вы представляете, Максвелл, каково мне было в то время — в самом начале Войны?
Его отец и трое братьев были рыбаками в Малле, деревне на северо-западном побережье Острова. В мирное время зарабатывать на жизнь ловлей рыбы в море было непросто; но стало и вовсе невозможно, когда вражеские корабли бороздили рыболовные места. Хогг был самый младший, и семья решила, что он должен уехать из деревни и выбрать себе другую профессию.
Хогг был подходящих габаритов, чтобы стать полицейским; он поступил в академию в Столице и проучился там два года. За это время он получил свою долю воздушных налетов и разбомбленных зданий. С лихвой получил и худшие ужасы — разорванные тела, развороченные мозги. Учеба Хогга закончилась чуть раньше, чем Война. В Каррике образовалась вакансия, Хогг подал заявление и был счастлив получить это место.
Когда Хогг приехал, Каррик был, в сущности, городом женщин, ожидавших конца Войны и возвращения мужей. Мало кого из мужчин Каррика не призвали воевать: важных специалистов — например, доктора Рэнкина и Александра Айкена; пожилых — Якоба Грубаха. Не призвали и нескольких опытных шахтеров, чтобы они руководили военнопленными, работавшими на Шахте, которая снабжала углем очаги Каррика.
Гибель множества мужчин Каррика на мосту через реку Морд наполнила город таким горем, какого городовой Хогг никогда раньше не видел.
Но примерно в то же время случилась еще одна катастрофа. Не за границей, не на фронте, а в самом Каррике.
Однажды ближе к полудню в пятницу городовой Хогг стоял у конторки и писал еженедельный отчет. Городовой хотел есть и уже предвкушал особый обед, который ждал его в кафе. Хогг только начал убирать бумаги с конторки, как вдруг — впервые после приезда в Каррик — услышал вой сирены на Шахте. Городовой растерялся: в военное время сирены оповещали только о воздушных налетах.
Хогг выбежал за дверь и посмотрел вверх. Другие жители города уже высыпали на улицу; все глядели в серое небо. Самолетов не было видно, не было слышно и гула моторов; но сирена завывала. Мисс Балфур первой заметила пелену черного дыма над Утесом. И тогда городовой Хогг понял: что-то ужасное произошло на Шахте.
Из гаража вывели старую пожарную машину, стряхнули с сидений пыль. Городовой Хогг и женщины из добровольной пожарной команды сели в нее и помчались к Шахте.
Они добрались туда через двадцать минут. Когда они приехали и выключили мотор, воя сирены городовой уже не услышал. Бригадир и двое конвоиров из лагеря стояли возле устья Шахты. Спутанные тросы безвольно свисали с большого колеса; дым рассеялся.
— Там внизу был взрыв, — сказал бригадир городовому. — Подъемник сорвался с тросов, и вниз спуститься невозможно. Мы ничего не можем сделать. Я позвонил, вызвал спасателей из Столицы. — Этот бригадир, высокий молодой человек с белыми волосами и белесыми ресницами альбиноса, был очень расстроен.
Городовой привык к катастрофам в Столице, и здешняя картина показалась ему странной. Единственный признак чрезвычайной ситуации — болтающиеся тросы. В природе же все было как обычно: то вдали прокричит кроншнеп, то подует ветерок, а в остальном — полная тишина. Люди стояли вокруг ствола Шахты и время от времени кричали вниз, но в ответ слышали только эхо своих голосов.
Другие горожане, в основном женщины, приезжали на машинах или приходили пешком весь день, Многие по дороге заметили, как понизился уровень воды в запруде Святого Жиля. Кто-то предположил, что, быть может, вода прорвалась сквозь горные породы в Шахту и затопила штольни, которые проходили как раз под запрудой.
Спустились сумерки; городовому и жителям города ничего не оставалось, кроме как вернуться в Каррик. Двое конвоиров остались у подъемника — на всякий случай. Наступила холодная ночь, припорошившая окрестности снегом.
Команда спасателей приехала из Столицы только в субботу днем. Три ночи подряд самолеты врага бомбили судоверфи, и спасатели очень устали. Их командир признался городовому, что несчастный случай в Каррике, где пострадали вражеские военнопленные, не был пунктом номер один в их списке.
Толпа горожан, и Хогг среди них, смотрели, как двоих спасателей опустили на веревках вниз, в Шахту, — как можно ближе к нижним штольням, которые действительно оказались затоплены. Спасатели не увидели в воде ни единого тела и не услышали ни единого звука, кроме плеска воды. Когда их вытащили, они рассказали, что, кажется, внизу почувствовали запах газа. Спасатели предполагали, что внезапный взрыв подземного газа разрушил горный слой между Шахтой и запрудой Святого Жиля и вызвал затопление.
Снова наступили сумерки, и все вернулись в Каррик. Спасательная команда осталась ночевать в «Олене». И, хоть время было военное, для спасателей нашлось сколько угодно виски.
Через несколько дней в Каррик прибыла Комиссия по Расследованиям и бегло изучила обстоятельства происшествия. Члены Комиссии подтвердили выводы спасателей и приказали закрыть Шахту и демонтировать Лагерь Ноль.
Впоследствии жители города редко упоминали об этой трагедии. И хотя никто не говорил об этом прямо, городовой понимал: весь Каррик уверен, что гибель военнопленных хотя бы отчасти была справедливой расплатой за гибель мужчин города на мосту через реку Морд.
Хогг считал, что на этом история закончилась. Каррик стал ему родным домом. Годом позже городовой женился на вдове одного из погибших на мосту через реку Морд; эта женщина прекрасно заботилась о нем двадцать лет, пока сама не умерла. Хоггу мечталось, что он проведет годы отставки в кругу друзей в городе, которому служил. Все было хорошо.
Пока недавно не начались эти бесчинства. Первый случай осквернение Монумента — оставил у Хогга неприятный привкус во рту. Городовой знал, как разбираться с нечастыми драками ближе к ночи около «Оленя» или расследовать, например, случайкровосмешения. Хогг на таких делах собаку съел. Но этот вандализм взбесил городового, он казался Хоггу бессмысленным. Для городового происшедшее было за гранью понимания.
— Это Кёрк. Следите за Кёрком из Колонии. — Так сказал Айкен с самого начала.
Городовой выяснил про Мартина Кёрка, чтотот большинстводней проводил в холмах, а чуть позже — большинство вечеров с Анной Грубах. Городовой встречался с Кёрком несколько раз, и Кёрк показался ему довольно приятным человеком с проницательными голубыми глазами — человеком, задающим слишком проницательные вопросы.
— Вы когда-нибудь ходили к гадалке, городовой Хогг? — спросил его Кёрк однажды в Парке во время беседы о почившем Каррикском Празднестве.
— Нет, никогда, — ответил городовой.
— Вы родились не в Каррике?
Городовой опять ответил нет; он из рыбацкой деревни на севере Острова. Кёрк сказал тогда, что сам прожил некоторое время в рыбацкой деревне — но это было в одной тропической стране, далеко отсюда.
— Вообще-то, господин городовой, я там был на празднестве, — добавил Кёрк.
Празднество Сан-Исидоро проходило каждый год в рыбацкой деревне, названной именем святого: низкие дома, облупленная краска, всклокоченные стервятники, москиты и вонь человеческих отбросов. Кёрк снял в затхлой гостинице комнату на выходные.
Утро первого дня празднества, как большинство дней в тех местах, было жарким и сырым. Толпа людей — и Кёрк вместе с ними — собралась на
Но пушка уже устарела даже для таких невинных забав. Дуло орудия разорвало, и куски разлетелись по
