противопехотная мина, которую во что бы то ни стало нужно обойти стороной?
Эти мысли изнурили меня. Грустный, подавленный, я вновь превратился в обломок кораблекрушения – на этот раз в безграничном и темном океане сна.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
В том долгом и печальном пути на север Хебблтуэйты и другие спасенные с острова и близко не подпускали меня к себе: даже еду мне подавали в каюту. Капитан «Нелли», дружелюбный человек с загорелым лицом и крючковатым носом, дал ясно понять, что мне запрещено с ними разговаривать. Мучительно было знать, что Мария рядом, но остальные каюты располагались на верхней палубе, над моей головой, и трап, соединявший эти две палубы, упирался в металлическую решетку, запиравшуюся с той стороны на засов. Надежней тюремной стены она отделяла меня от Марии. Я мог гулять по своей палубе, облокачиваться на леера, как три года назад по пути на юг. Но теперь со мной не было Гарри Грина, и эти вахты были пустыми и одинокими – ничего, кроме безбрежного океана.
Иногда никого из матросов поблизости не оказывалось, и я взбегал по трапу и толкал решетку в надежде, что ее забыли запереть. Но такое случилось лишь как-то раз поздней ночью, примерно на полпути к северу. Я повернул ручку, она поддалась, и дверь отворилась с негромким скрипом. Я переступил порог и остановился в тускло освещенном проходе, где разместились Хебблтуэйты и все остальные, кто спасся от великой бури на острове Святого Иуды.
И что же дальше? В коридор выходили двери десяти кают, я понятия не имел, в какой из них старшие Хебблтуэйты, а в какой – Марии, если она живет отдельно от родителей. Лучше уж было махнуть рукой и вернуться на свою палубу, пока меня не заметили.
Но меня заметили.
– Эндрю! Это ты? – Слова едва различались за шумом машин. Я оглянулся. В тени около трапа показалась фигура в белой рубашке. Вот она выступила в тускловатый круг света.
Это была Мария.
Она приложила палец к губам и поманила меня за собой по коридору на палубу. Я повиновался. Мы нашли густую тень возле спасательной шлюпки, свисавшей с кран-балок. Мы стояли рядом, не притрагиваясь друг к другу. Меня колотила дрожь.
– Ты что здесь делаешь? – спросила Мария. Волосы ее пахли мылом.
– Пришел искать тебя, – сказал я.
Она тихо рассмеялась.
– А ты? – спросил я. – Ты что здесь делаешь?
– Я живу в одной каюте с родителями, – ответила она. – Иногда, если удается продержаться, пока они уснут, я выхожу и отпираю решетку. Всего на минутку – я надеялась, что однажды ты придешь сюда.
Ночь была туманная, мы укрылись подальше от палубных огней, и я не мог разглядеть ее лица. Мне о многом нужно было ее расспросить. Но вдруг я почувствовал в темноте касание ее руки, и все вопросы вылетели из головы. Мы обхватили друг друга руками и замерли в поцелуе. Сердце стучало так громко, что я боялся перебудить весь пароход.
И страхи мои оправдались. Мы услышали, как распахнулась дверь каюты, и в проходе мелькнул яркий свет. Миссис Хебблтуэйт выскочила в ночной рубашке, на ходу поправляя очки в проволочной оправе.
– Мария! – позвала она. Что-то она разглядела, уставилась прямо на нас в тени шлюпки. – Мария!
Я шагнул вперед.
Миссис Хебблтуэйт увидела меня, а за моей спиной – Марию.
– Ты! – заорала она. – Убирайся отсюда! Немедленно уходи и не смей больше здесь появляться! – И приказала Марии: – Сейчас же возвращайся в каюту!
Она так орала, что на пароходе поднялась тревога. На верхней палубе загремели шаги, матрос, перегнувшись через ограждение, окликнул нас:
– Что у вас там случилось?
Я нырнул мимо миссис Хебблтуэйт в проход и сбежал по ступенькам трапа. Вернувшись в каюту, я уселся и стал ждать стука в дверь. Никто не пришел.
Наутро капитан послал за мной. Когда я вошел к нему, он показался мне отнюдь не рассерженным.
– Я слышал, ты проник за ограждение, – сказал он. – Ну-ну! Как же это ты ухитрился? – Но он не стал уточнять, как. А вместо этого сказал: – Больше туда не ходи. Мать девочки очень расстроена. – И сменил тему: – Нужно решить, как быть с тобой дальше, когда мы придем в Саутхэвен.
Он спросил, есть ли у меня родные, знакомые, кто принял бы меня. Я сказал, что хочу вернуться в Стровен. Я надеялся обрести там дом, может быть, поселиться у доктора Гиффена. Капитан обещал известить власти. К тому времени, как мы доберемся до порта, все меры будут уже приняты.
На прощание он предупредил меня:
– Кстати, я обещал матери девочки, что решетка больше не останется незапертой. – И с улыбкой добавил: – Не обижайся.
Действительно, сколько бы я ни проверял, во все остальные ночи решетка не открывалась.
Вскоре мы оставили теплые моря позади, и «Нелли» начала пролагать себе путь сквозь серые воды. Холодным мартовским утром на борт поднялся лоцман и проводил наше судно в гавань Саутхэвена. Я стоял у иллюминатора и смотрел, как Хебблтуэйты и остальные островитяне спешат по причалу к ожидавшим их такси. Мария один раз остановилась, оглянулась, но мать схватила ее за руку и потащила за собой. Хебблтуэйты сели в такси, машина медленно отъехала, серый хвост дыма проволокся сквозь ворота порта и исчез из виду. Это было ужасно: я знал, что никогда больше не увижу Марию Хебблтуэйт.
Час спустя я уже сидел в насквозь продуваемой сквозняками конторе в порту, и со мной беседовал представитель Министерства социальных служб.
