Гуднайта про деньги.
— Было бы чертовски досадно, — заявил Гуднайт, — если бы мне пришлось возвращаться в такую даль, чтобы расплатиться. Если хочешь, чтобы дело шло, научись говорить.
— Да, сэр, — проговорил обалдевший Джим Пиплз. Он даже не предполагал, что Чарлз Гуднайт станет разговаривать с ним, а тем более читать ему мораль. Это было все равно, как если бы мораль ему стал читать сам Господь Бог или, по меньшей мере, пророк Моисей. Джим Пиплз был баптистом. Он читал Библию каждый вечер, да и по воскресеньям тоже, но, несмотря на это, не считал, что знает, как выглядит Господь Бог, а вот пророка Моисея мог представить себе довольно отчетливо. По мнению Джима, Моисей был очень похож на Чарлза Гуднайта.
Гуднайт перевел взгляд на Пи Ая. Этот человек совершил поразительный переход длиной в сотню миль, совершенно раздетый, по земле чейеннов, чтобы, отыскав Калла, привести его туда, где умирал его раненый напарник Гас Маккрае. Этот переход был, по мнению Гуднайта, большим делом. Немногие на его веку удавалась совершить нечто подобное хотя бы раз в жизни. И лишь единицы совершали такое более одного раза, насколько ему было известно. Он сам водил людей в походы, и многих. Люди, столь верные, каким был Пи Ай по отношению к Каллу, шли со своим капитаном до конца, и лучшие из них полегли в боях. Гуднайт сам был женатым, но бездетным. Он частенько задумывался над тем, что это значит — иметь своих отпрысков. Как это отразилось бы на нем как на вожаке, на его способности сняться с места и выступить, а выступив, идти и не сдаваться, на его отношении к опасностям жизни рейнджера? С ним этого не случилось, но он не предполагал, что жизнь его стала бы проще, если бы ему было о ком беспокоиться. В моменты опасности он иногда вспоминал о жене, но в основном всегда его мысли были заняты его людьми. Он не слишком беспокоился о жене и никогда не считал себя хорошим мужем, ибо постоянно был занят. Его жена была деловитой женщиной и, наверное, была бы счастливее с кем-нибудь более оседлым. Не ему никогда не приходилось беспокоиться о детях, а вот человеку, стоящему перед ним, действительно надо было думать о них.
— Полагаю, что твоя жена не одобряет этого, — заявил он.
— Не одобряет чего? — не понял Пи Ай. Его несколько удивляло то, что он так долго разговаривал с Чарлзом Гуднайтом, который прослыл по всему Западу своей нелюбовью к долгим разговорам.
— Тебя и Калла, — сказал Гуднайт. — Женщинам не нравится, когда им приходится делить мужей с кем-то еще, как я заметил.
— Меня не надо делить, я предан им обоим, — ответил Пи Ай.
— В таком случае было бы отлично, если бы Калл жил у тебя, — продолжал Гуднайт. — Дело в том, что он останавливается у меня, когда бывает здесь, а это не лучший вариант для него. Однако у тебя он не останавливается. Теперь он преследует в Мексике парня с немецкой винтовкой и чертовски хорошим глазом, если ему удается убивать людей с пятисот ярдов.
Пи Ай не знал, что сказать. Капитан Калл был в опасности большую часть своей жизни, но Пи Аю и в голову не приходило, когда он был с капитаном, что его могут убить. Хотя Гуднайт считал, что капитана вполне могут убить.
— Вы думаете, Джо Гарза может убить капитана? — спросил Пи Ай.
— Да, думаю. — Гуднайт развернул коня и поскакал прочь.
После извинения Лорены Пи Ай вместе с ней вернулся в дом. За ужином дети сидели непривычно притихшие. Перед сном Лорена читала им сказки. Маленькая Лори тоже любила сказки. По крайней мере, ей нравилось слушать голос матери, когда та читала. Ее маленькие глазки блестели, она размахивала ручонками, но вела себя во время чтения очень тихо.
Вечер прошел великолепно, но посреди ночи Пи внезапно проснулся и почувствовал, что дрожит, как при ознобе. Ощущение было такое, словно сама смерть забралась к нему в постель. Когда он попал с Гасом в ловушку в Монтане и смерть была для него реальностью, он не очень-то задумывался о ней. Приходилось слишком многое делать, чтобы остаться в живых, и беспокоиться о смерти было некогда. Но в последний день своего долгого, холодного и голодного выхода к своим ему стало казаться, что он уже на том свете. В предрассветных сумерках последнего утра он почувствовал, что рядом с ним идет, направляя его, его друг, чернокожий ковбой Дитц. Дитц был мертв. Если он с Дитцем, значит, и сам он тоже, должно быть, мертвый.
Но это было не так. Через несколько часов Пи Ай набрел на табун, и Дитц, если только он был с ним, вернулся туда, где положено находиться духам.
Теперь же, когда Лорена была под боком, а в доме по лавкам лежали пятеро детей, смерть представилась ему совсем по-иному. Далеко на юге, за мексиканской границей, она, возможно, уже смотрит в глаза капитану Каллу. В следующий раз она может унести маленькую Лори, когда у той будет круп. Лорену она может забрать, когда та будет рожать их следующего ребенка. Каково это будет, если кто-то из них умрет?
Лорена знала, что Пи Ай не спит. Она проснулась еще до него, разбуженная тем, что, ворочаясь во сне, он задел ее ноги своими ногтями. Ему было лень стричь их, и он делал это только после ее неоднократных напоминаний.
Но не это потревожило ее. Ей приснился дурной сон из того прошлого, когда она ходила по рукам дурных мужчин. Лорена всегда старалась выбираться из таких снов как можно скорее. Лучше бороться с этими воспоминаниями наяву, когда на твоей стороне находятся мысли о муже и детях, чем позволять снам уносить тебя в пучину боли и страха.
— Лори, мне страшно, — прошептал Пи Ай. — Я даже похолодел от страха.
Лорена обняла его. И действительно, он был в холодном поту.
— Может быть, у тебя то же самое, что и у Джорджи, — сказала Лорена. У Джорджи уже несколько дней был сильный жар.
— Я согрею тебя. — Она теснее прижалась к нему.
— Мне холодно внутри. — Однако он был рад, что Лорена придвинулась к нему. Это было как чудо, когда она впервые позволила ему овладеть собой. И до сих пор ему казалось чудом, что он, никогда не поднимавшийся выше звания капрала, может быть желанным для такой необыкновенной женщины, как Лорена, которая будет отдавать ему все тепло своей души и тела. Да, она была щедрой. Из жалоб других он знал, что не все женщины столь щедры с мужчинами. Он обвил ее руками и прижал к себе, благодарный и согретый, но по-прежнему испуганный.
Лорене нравилось, что она способна утешить его одним лишь своим объятием. Жаль только, что она опять беременна. Это было несколько преждевременно, ведь она еще не успела прийти в себя после рождения Лори. Но, несмотря на связанные с этим неудобства, ее по-прежнему влекло к мужу.
Лорена знала, что Клара Аллен поступила мудро, посоветовав ей выйти замуж за Пи Ая. Тогда она не собиралась выходить замуж или делить с кем-то постель, да еще и желать кого-то при этом. Слишком часто ей приходилось отдаваться мужчинам, которых она не желала и даже презирала. И слишком часто была вынуждена отвергать любовь приличных людей, таких, как Диш Боггетт. Впрочем, в Огаллале были и другие, которым она не могла ответить взаимностью.
Почему она смогла ответить на чувства Пи Ая, она так и не поняла. Может быть, потому что этого хотел бы Гас, будь он жив. Он и Пи были друзьями. Но скорее всего, это глупое предположение. Гас был таким же ревнивым, как и любой другой мужчина. Он любил Клару, но и ее не обделял вниманием. Пи Ай ходил у него в капралах, а Клара была ее лучшей подругой. Что-то другое влекло ее к Пи Аю. Наверное, то была его простая и бесхитростная натура. И она по-прежнему влекла ее к нему, что было больше, чем простое благословение судьбы, которое многие получают в своей жизни. Больше, чем имела сама Клара, в жизни которой не было места мужчинам с тех самых пор, как умер ее муж.
Тем труднее ей было уступить и позволить ему исполнить свой долг перед старым капитаном Каллом. Она, возможно, еще уступит, вынуждена будет уступить, но не без борьбы, в которой женское начало выступает против мужского. Вот именно, женское против мужского. Ее тело, душа, чувства и страсти, их общие с Пи Аем дети, их совместная жизнь на ферме, в которую она вложила свои деньги и энергию, — все это восставало в ней против старика с ружьем и того образа жизни, с которым следовало покончить. Тот образ жизни требовал преданности одного бойца другому и своему командиру, но Лорена относилась к этому без благоговения, особенно когда это касалось Пи Ая. Ее муж был мирным человеком. Такому никогда не следовало бы быть рейнджером и иметь дело с насилием. Достаточно других, у кого
