снуки к нам присоединились. Уже ночью я подошел к окну барака. Ветра против обыкновения не было, дневная пыль успела осесть, и в небе яркими точками сияли звезды. Через минуту-другую я отыскал среди них земное Солнце, подозвал к окну остальных и показал им его. И тогда Джергинс, старик, подаривший нам елку, предложил тост. Глядя на эту звезду, мы выпили за родную планету и рождество.
— Значит, на Нью-Хэнфорд вы попали оттуда? — сказал Поуп, прерывая затянувшееся молчание.
— На следующий год военная ситуация ухудшилась, — ответил я. — Призывать начали уже не раз в полгода, а каждый месяц. Сверхтяжи имеют ограниченное применение в военных целях — главным образом сто четырнадцатый. Но почти все обогатительные заводы были уже запущены. Инженеры в моем бараке не сомневались, что их вот-вот призовут. Затем меня перевели на Нью-Хэнфорд, и больше я никого из них не видел… — Про себя я пожелал моим давним товарищам удачи, где бы они теперь ни находились.
Поуп бросил ложку на поднос и сунул руку в карман за трубкой.
— Типичная история, Крэтчит, — сказал он, насыпая в чашечку табак из свернутого кожаного кисета. — Война, боюсь, всех нас обездолила. У меня жена и двое детей, а я здесь — собираю для них это чудовище…
Поуп умолк, потому что по коридору прогремели бегущие ноги — патруль. В дверях вырос сержант и навел на нас лучевой пистолет.
— Доктор Поуп…
Поуп помахал листком, который дал ему Арбор.
— Все, по-моему, нормально, — сказал он и разжег трубку.
Каракули Арбора произвели желаемое действие:
— Да, сэр, — ответил сержант, возвращая листок, — Только не потеряйте его, сэр!
Он выбежал за дверь и топот постепенно затих дальше по коридору.
Появление патруля вернуло меня к действительности: все наши жизни висят на волоске, а Поупа словно бы ничего, кроме моего прошлого, не занимает!
— Доктор Поуп, вы, кажется, сказали, что у вас есть некоторые предположения, кто мог похитить антивещество?..
Поуп задумчиво выпустил облачко сизого дыма.
— А… да, что-то такое я вроде бы сказал. А знаете, Крэтчит, война, которую ведет Альянс, не слишком-то популярна. Немалое число людей считает, что эти двенадцать колоний… ведь их уже двенадцать, если не ошибаюсь?.. что они имеют право на независимость, имеют право сами определять свою судьбу…
Я невольно обвел взглядом пустые столики. Разговор не слишком обычный в царстве военных. И особенно на Нью-Хэнфорде. А уж если его заводит научный директор проекта-то и подавно.
Мое тревожное смущение вызвало у Поупа улыбку.
— Будет вам, Крэтчит! Конечно, тут всюду вмонтированы микрофончики, но генерал все это слышал от меня и раньше. Я ведь просто излагаю факты. С конца двадцатого века прошло более тысячи лет. Хотя не отрицаю, генерал Арбор может послужить неплохим призраком кого-нибудь из воротил тогдашнего военно- промышленного комплекса. Несколько осовремененным, конечно.
В тот момент я не понял подтекста его слов, но мне была известна его привычка прибегать ко всяким историческим и литературным параллелям. Во всяком случае, легче мне от них отнюдь не стало. А вдруг Поуп проверяет, насколько я лоялен?
— Послушайте, доктор, — сказал я, — конечно, меня не так уж огорчает, что я не на фронте, но в войну я верю и верю в то, чем мы тут занимаемся.
Вранье, естественно, и я не сомневался, что Поуп отлично это понимает, но что мне оставалось? Тем более если Арбор нас подслушивает.
Изо рта Поупа вырвался бесформенный клуб дыма.
— Ничего иного я и не предполагал, Крэтчит. Я имел в виду лишь то, что у нас здесь, на Нью- Хэнфорде собрано свыше двух с половиной тысяч совершенно разных индивидов, относящихся к Альянсу каждый по-своему. — И вновь проницательные серые глаза словно заглянули мне в самую душу. — Не кажется ли вам, что среди них кто-то может искренне верить, что то, чем мы занимаемся, противоречит всем принципам морали и этики?
Я отвел глаза.
— Да, конечно, — пробормотал я. — Во всяком случае, один такой нашелся — тот, кто похитил антивещество из сектора Б.
— Я ведь говорю не о тайном агенте колоний или диверсанте, подосланном со специальным заданием, а совсем о другом.
Он словно умышленно истолковал мои слова неверно.
— Послушайте, — возразил я, — конечно, это, может быть, и шпион, но также и анархист, или пацифист фанатик… я в таких вещах не очень разбираюсь. О чем мы все-таки разговариваем, доктор? Что, собственно, вы хотите доказать?
Поуп помолчал, но я, казалось, чувствовал, как его взгляд сверлит мой мозг.
— Знаете, Крэтчит, — сказал он затем, — люди ведь выбирают профессию по самым странным порой причинам…
Еще один непонятный вольт непонятного человека. Я поднял на него глаза.
— Что вы подразумеваете, доктор?
Он вынул трубку изо рта и несколько секунд следил за струйкой дыма, завивающейся над мундштуком.
— Возьмите к примеру меня. В юности я увлекся физикой из-за… возможно, вам это покажется курьезным… из-за поэзии, в ней заложенной. В начальной школе — вообще-то на редкость унылом учебном заведении — меня, как сейчас помню, поразила музыка этой науки. Частицы со всей их необычностью, их красота. Восьмискладчатый Путь, проблемы симметрии. Пять Лепестков Единого Измерения — гребень топологии… Точно колдовской язык, на котором беседуют с богами. И я стал физиком. Возможно, это была ошибка.
— Вы показали себя в физике не так уж плохо?
Худое лицо погрустнело.
— Это только видимость, Крэтчит. А правда в том, что я кое-чего нахватался, обладая способностью организовывать и направлять работу других. Я куда больше критик, чем творец! Если я и добавил что-то к сумме наших знаний, то просто вынуждая других — подлинных новаторов — использовать свой талант в полную меру, подхлестывая их интеллектуально.
Говорил он как будто с глубокой искренностью, но я не мог понять, для чего он говорит это мне — и сейчас.
— Доктор, вами все восхищаются, — сказал я от души.
Вновь наступило длительное молчание: Поуп задумался о чем-то своем. Наконец он сказал:
— Если я и окажусь этого достоин, то не благодаря физике.
Он взглянул на свои часы, и по его губам скользнула легкая улыбка.
— Быть может, этот момент и наступил, — сказал он. — Крэтчит, не прогуляться ли нам немножко?
Он уже встал и выбил пепел из трубки в пустую тарелку.
— Где? — спросил я с удивлением.
— Идемте, идемте, Крэтчит, — ответил Поуп. — Небольшая разминка поможет нам собраться с мыслями.
Я вышел следом за ним в коридор, и мы повернули в направлении тренировочного сектора. Ныо- Хэнфорд не самое уютное место, даже когда кругом снуют люди. Но теперь после объявления тревоги, когда коридоры и служебные помещения были пусты, меня невольно пробирала дрожь. Я ни на секунду не мог забыть, что где-то в лабиринте, окружающем нас, полном призрачных отзвуков, прячется готовый на все человек, который держит жизнь всех нас в руке, направляющей шар. Я шагал рядом с Поупом, слушал глухое постукивание наших каблуков и пытался представить себе, какая 'идея' им движет.
На пересечении двух коридоров нас остановил бледный как мел часовой. Поуп протянул ему листок, и он пропустил нас в полном молчании. Я до сих пор помню, какое юное и испуганное лицо было у этого
