Через какое-то время молодой бармен перешел к другой компании, и Этвуд, бросив разочарованный взгляд в зал, решил переключиться на Хачмена.
— Чертежник-то, неплохая работенка, а?
— Неплохая.
— Сколько набегает?
— Три тысячи, — попытался угадать Хачмен.
— Это сколько же в неделю выходит? Шестьдесят? Нормально. А сколько будет стоить пристроить мальчишку?
— В смысле?
— Я читал, что если парень хочет стать архитектором, его родителям приходится выложить…
— Это другое дело. — Хачмену очень хотелось, чтобы скорее вернулся бармен. — А чертежников берут на стажировку сразу, так что это тебе ничего не будет стоить.
— Отлично! — обрадовался Этвуд. — Похоже, я Джеффа пристрою чертежником, когда подрастет.
— А если он не захочет?
— Как это не захочет? Захочет как миленькой, — засмеялся Этвуд. — Он, правда, плоховато рисует. Пару дней назад нарисовал дерево — это надо было видеть! Сплошные закорючки. Какое это к черту дерево?! Ну, я ему показал, как надо рисовать, и он сразу все уловил.
— Надо понимать, ты нарисовал ему дерево, как рисуют в комиксах? — Хачмен макнул палец в лужицу пива на стойке, провел две параллельные черты и пририсовал сверху лохматый шар. — Так?
— Да. — На грубом лице Этвуда появилось подозрительное выражение. — А что?
— Идиот! — провозгласил Хачмен с пьяной искренностью. — Знаешь ли ты, что ты наделал? Твой маленький Джеффри, твой единственный ребенок посмотрел на дерево и переложил свое впечатление о нем на бумагу без всяких предрассудков и условностей, мешающих большинству людей видеть вещи правильно.
Он замолчал, переводя дух, и к своему удивлению заметил, что на Этвуда его тирада произвела впечатление.
— Твой сын принес тебе это… этот святой дар, это сокровище, продукт его неиспорченного разума. А ты? Ты посмеялся над ним и сказал, что дерево рисуется правильно только так, как рисуют заезженные мазилы в 'Дэнди и Бино'. Ты хоть понимаешь, что твой сын уже никогда не сможет, взглянув на дерево, увидеть его таким, какое оно есть на самом деле? Может, он стал бы вторым Пикассо, если бы…
— Брось трепаться, — потребовал Этвуд, но в глазах его застыла неподдельная озабоченность.
Хачмену уже захотелось признаться, что он просто играет словами, но этот гигант вдруг открыл, что кто-то чужой сумел пролезть ему в душу, и это начинало его злить.
— Что ты в этом понимаешь, черт бы тебя побрал?
— Я много чего понимаю. — Хачмен постарался принять загадочный вид. — Поверь мне, Джордж, я много знаю об этих делах.
— А, чтоб тебя!.. — Этвуд отвернулся.
— Отлично, — печально произнес Хачмен. — Блестящий выход, Джордж. Я пошел спать.
— Проваливай. Я остаюсь.
— Как хочешь. — Хачмен пошел к выходу неестественно ровной походкой. 'Я не пьян, констебль. Видите? Я в состоянии проползти по прямой…'
Дождь кончился, но стало холоднее. Невидимый леденящий ветер кружился вокруг него, отбирая последнее тепло.
Хачмен глубоко вздохнул и направился к машине.
На стоянке было всего четыре автомобиля, но Хачмену потребовалось довольно много времени, чтобы понять, что его машины среди них нет. Машину угнали.
Для Мюриел Бернли началась новая и очень неприятная фаза жизни. Собственно говоря, ей никогда особенно не нравилось работать у мистера Хачмена с его невнимательностью и презрением к установленным на фирме правилам, что постоянно прибавляло ей работы, о которой он даже не догадывался. Мюриел ехала на работу в своем бледно-зеленом малолитражном 'моррисе' и составляла в уме каталог характеристик, которые не нравились ей в Хачмене. Взять хотя бы его беспечное отношение к деньгам. Может быть, для человека, который удачно женился, это и нормально, но одинокой девушке, которой приходится содержать дом на жалование секретарши, это не может понравиться. Далее, мистер Хачмен никогда не справлялся о здоровье ее матери. (Тут Мюриел с силой нажала на акселератор.) Вполне возможно, он даже не задумывался, есть ли у нее мать. И вообще самую большую ошибку в своей жизни Мюриел, похоже, совершила, когда позволила сотруднику отдела найма назначить ее к мистеру Хачмену. Все дело было в том, как она сама себе, краснея, признавалась, что в первый же раз, когда она его увидела издалека, на нее произвело впечатление сходство Хачмена с молодым Грегори Пеком. Теперь, конечно, такие лица не в моде, но она слышала, что у мистера Хачмена случаются частые ссоры дома. А она работала с ним рядом, вдруг он… обратит внимание…
Расстроенная собственными мыслями, Мюриел рванула машину вперед, обогнала автобус и едва успела вернуться в свой ряд, чтобы не столкнуться с несущимся в другую сторону фургоном. Она сжала губы и постаралась сконцентрироваться на дороге. '…И подумать только, все это время мистер 'Великий Хачмен' за спиной у жены крутил с этой девицей из института…'
Она повернула около будки охранника и с излишней резкостью затормозила на стоянке. Подхватив свою плетеную сумку, Мюриел выбралась из машины, старательно заперла дверцу и заторопилась к зданию. Быстро прошла по коридору, не встретив никого, но у самой двери своего кабинета столкнулась с начальником отдела мистером Босуэлом.
— О, мисс Барнли, — произнес он. — Вы-то мне как раз и нужны. — Его голубые глаза с интересом глядели на нее из-за золотой оправы очков.
— К вашим услугам, мистер Босуэл.
— Мистер Кадди переведен к нам из отдела аэродинамики. И сегодня он примет дела мистера Хачмена. Пару недель у него будет много работы, и, я надеюсь, вы окажете ему необходимую помощь.
— Конечно, мистер Босуэл.
Кадди, маленький сухой человек, всегда напоминал ей священника. По крайней мере, он достаточно респектабелен, чтобы в какой-то степени вернуть ей репутацию, подпорченную общением с оскандалившимся мистером Хачменом.
— Сегодня утром он будет на месте. Подготовьте к его прибытию кабинет, хорошо?
— Да, мистер Босуэл.
Мюриел прошла в свою конторку, повесила на крючок пальто и принялась за уборку соседнего кабинета. Полиция пробыла там полдня, и, хотя они и попытались по возможности разложить все по местам перед уходом, в комнате все равно чувствовался беспорядок. Особенно в ящике стола, где у мистера Хачмена лежали всякие мелочи: бумажки, скрепки, огрызки карандашей. Мюриел выдвинула ящик до конца и высыпала содержимое в корзинку для бумаг. Несколько карандашей, скрепок и зеленый ластик не попали в корзину и раскатились по полу. Мюриел старательно все подобрала и уже собиралась выбросить, но тут ее внимание привлекла чернильная надпись на боку ластика: 'Чаннинг-уэй, 31, Хастингс'.
Мюриел отнесла ластик на свой стол и села, разглядывая его в сомнениях. Следователь, расспрашивавший ее, постоянно возвращался к одному и тому же вопросу. Есть ли у мистера Хачмена еще какой-нибудь адрес, кроме дома в Кримчерче? Была ли у него записная книжка? Не видела ли она какого- нибудь адреса, записанного на клочке бумаги?
