воду в белоснежных лотках для ледяных кубиков. Эти лотки Пандора купила в магазине мистера Форгана, который иногда лично наведывался к ней, и они вдвоем долго беседовали за чашечкой кофе на предмет возможной починки строптивого холодильника. В недрах старого устройства, казалось, не работала ни одна деталь. Исключение, правда, составляли те редкие случаи, когда Бен вдруг выходил из себя и изо всех сил пинал несносный аппарат ногой в бок. Только тогда холодильник шел на попятную: начинал пыхтеть, гудеть и щелкать, как бы выражая Бену свои расстроенные чувства. Но даже этот ужасный холодильник не мог испортить Пандоре настроение, потому что в отличие от всех домов, где они жили с матерью, воздух хижины Бена был чист и приятен. К тому же за окном шумело море и ярко светило солнце.
Правда, порой в домик захаживали непрошеные гости, самыми неприятными из них были тараканы. По ночам, топоча крошечными лапками, они перебегали по полу из одного угла комнаты в другой. Целые армии затаивались за дверью шкафа, в кухонных ящиках; тараканья возня слышалась даже под полом хижины.
А походы в недавно пристроенную сзади домика ванную превращались для Пандоры в неизменный кошмар. Первый раз она вошла туда уверенно, без опасений, потянулась к выключателю и тут ощутила, что вокруг нее полно маленьких созданий, ползающих не только по полу, но и по ее ногам. Включив свет, она завизжала. Примчавшийся на помощь Бен не мог сдержать смеха:
— Да ведь это всего лишь тараканы. Ты что их раньше никогда не видела?
— Конечно, видела, — ответила Пандора. — У нас дома они были, но не такие громадные и не в таком количестве.
Бен отнес ее в дом, уложил в постель.
— Ты ко всему этому привыкнешь, — сказал он ей тогда, поглаживая по голове. — Обещаю, все будет так, как я говорю. Ох, как же сладко ты пахнешь, — пробормотал он, прикасаясь носом к ее уху.
Пандора обняла его. И, хотя тараканьи полчища еще стояли перед глазами, она вновь ощутила все взлеты и падения наслаждения, которое испытывала с Беном. Потом она уснула, уверенная в том, что любовь этого мужчины и есть источник радости, питающей ее сейчас.
Сексуальные желания Нормана были смешением животного инстинкта и чувства мести всем женщинам, которые в его представлении когда-то его предали. К числу этих женщин принадлежала и мать Нормана.
Секс с Маркусом тоже было трудно назвать удовольствием. Для него этот акт являлся символом грубой силы, а Пандору он представлял насекомым, каким-нибудь богомолом, отчаянно молившимся о том, чтобы у Маркуса не возникло подозрения, что несчастный «богомол» готовит против него какую-то каверзу. Ах, неужели она была так глупа и не понимала, что именно ее невинность провоцировала Маркуса на еще большую жестокость.
Ричард любил две вещи: секс и хорошую свалку на матче по регби. Случалось, что в довершение откровенно нудной возни в постели и финального оргазменного вздоха Ричарда, Пандора награждалась сильным и благодарным шлепком по ягодицам. Правда, даже это случалось не часто. Конечно, были и исключения, когда спортивные привычки Ричарда не переносились в постель, что делало секс радостным и нежным, таким, как сейчас с Беном. Может быть, отчасти благодаря тем редким исключениям, она и была сейчас так счастлива в постели с Беном.
Пандора мягко отстранилась от спящего возлюбленного. Бен продолжал спать и улыбался во сне. Пандора опять подумала о Ричарде. Как он там со своей Гретхен?
С Маркусом вообще-то, если уж на то пошло, они тоже прожили вместе немало — восемь лет, и это в нынешние-то времена скорых и легких разводов. Что же касается Нормана, то его Пандора могла сейчас представить себе не иначе, как прозябающим в какой-нибудь хибаре у железной дороги, в такой же, где она сама жила когда-то вместе с родителями. Ей вдруг отчетливо увиделось худое лицо отца, освещенное тусклым газовым фонарем, поднесенным к пушистой от бакенбардов щеке. «Спокойной ночи, моя маленькая леди», — говорил он ей по вечерам и быстро целовал. Она понимала, что его поцелуи были их тайной. Но грубая сцена, устроенная матерью, порвала между ними всякие отношения. Маркус так до конца и остался убежденным в том, что отец Пандоры — негодяй, соблазнивший собственную дочь. Пандора с ним не спорила, она-то знала, как все было на самом деле.
Утомленная воспоминаниями, женщина повернулась на бок и постаралась уснуть.
Недели через две Пандора решила навестить Максину — гостиничную повариху, славившуюся кулинарным мастерством, высоченным лбом и огромными, могучими руками. Пандора всегда с восхищением следила за тем, как повариха месила горы теста для бесчисленного количества булочек. Или как, готовя суп, Максина одними пальцами разворачивала ракушки, а потом отмывала струями чистой воды их чернильных упругих обитателей до послушной покорности и белизны слоновой кости. У поварихи были широкая улыбка и красивый изгиб плоских ноздрей. К тому же, как и Джанин, она считалась одной их тех редких женщин, кто мог призвать к порядку любого разбушевавшегося мужчину.
— Ну, как дела? — спросила Пандора, ощущая какую-то глупую радость от пребывания среди всех этих дымящихся котлов на далеком островке в малоизвестной части Карибов.
— Потихоньку, милая моя. — Максина стиснула Пандору своими гигантскими, пахнущими рыбой руками. — Вот только этот гад Лен сбежал на Большое Яйцо за какой-то девкой.
Пандора вскинула брови.
— Как? Лен? Повар?
Максина кивнула.
— Не знаю, чем он ей приглянулся. От него же всегда несет жиром да луком. Но эта девка из Флориды все-таки утащила его с собой. Наверное, заплатила ему, вот он и сбежал.
Несколько чернокожих голов согласно закивали в поддержку. Пандора прекрасно их понимала. Отвратительный характер Лена был всем известен. Поговаривали, что его боялись даже скорпионы.
— Ну, ничего, хоть отдохнем от него тут. — Максина налила Пандоре чашку кофе. — Смотри, вон сидят английские училки, — показала она в сторону. — Приехали только утром, а ноют уже вовсю.
— Пойду поговорю с ними. Может, я их развеселю немного, — проговорила Пандора. Не все начинали свою жизнь на острове так счастливо, как она. Божье благоволение снизошло именно на нее. И теперь, пересекая бар, Пандора ощущала себя как Полианна, отправляющаяся спасти и утешить мир.
— Приветик, — бодро начала она, усаживаясь на стул рядом с белотелой обрюзгшей женщиной, державшей по ребенку на каждой из своих жирных коленок. — Меня зовут Пандора.
— Так вы что, вот тут живете? — прозвучало в ответ.
Толстуха резко взмахнула рукой и шлепнула девочку, сидевшую на колене.
— Я же тебе велела заткнуться, разве нет?
Ребенок заголосил на весь бар.
Пандора попыталась установить контакт другим способом.
— Вы, наверное, устали? — спросила она, глядя на сидевшего рядом замухрышку, который, должно быть, был мужем толстухи.
Тот кивнул.
— Мы даже не предполагали, что все окажется так. На Большом Яйце мы провели всего один день. Там было полно дискотек, забегаловок, продававших гамбургеры. А в тамошнем отеле — целых два бассейна. Ну, а затем… — голос его погрустнел, — затем мы приехали сюда. И застрянем тут, видимо, на века.
— Как вас зовут? — Пандора опять обратилась к мужчине, чувствуя, что в целом он настроен менее воинственно.
— Невил. А это моя жена — Дорин.
— Пусть дети побегают, Дорин. Ничего страшного не случится. Бассейн совершенно безопасен, а море здесь неглубокое. Детям — раздолье. Управляющий тут Лайонел. Это просто чудо, что он пускает местных в бар и бассейн.
— Он что, пускает сюда черных? — При этом Дорин ткнула пальцем в группу подростков, расположившихся на краю бассейна.
Пандора все еще пыталась не показывать нарастающего раздражения.
— Да, они местные. Это их остров. А мы тут — гости. — Теперь Пандора чувствовала себя не столько
