— Не за что. Пока. До скорого.
Пандора пошла по дороге. С неба начали падать маленькие снарядики дождевых капель, разрывавшиеся на ее плечах и под ногами. Капли были теплыми, и Пандора с удовольствием открыла лицо дождю. В монастыре она не проходила ни «обеа», ни «левой тропы». Вдруг прямо перед ней на дороге сверкнула молния. Характерный, «электрический», запах ударил в нос. «Да, это тебе не Канзас», — подумала Пандора.
Глава девятая
Бен работал вместе с другими «ныряльщиками» на лодке «Зимородок». Компания подобралась веселая, тем более что все они росли вместе и море казалось им площадкой для игр. Легкий аэроплан с Большого Яйца приземлялся на Малом острове каждый день в восемь часов утра и выгружал очередную партию желающих понырять. Обычно приезжавшие выглядели нездоровыми, замученными, бледными и прятали глаза от яркого солнца. Те, кто только приобщались к подводному плаванию, были, по традиции, увешаны совершенно бесполезным снаряжением. Опытные ныряльщики, наоборот, везли с собой лишь аккуратно упакованные мешки, вмещавшие всю необходимую профессиональную экипировку.
Вокруг Малого Яйца было разбросано множество крохотных островков, так что всей этой разношерстной многочисленной команде было где развернуться. А подводным плаванием, как известно, интересуются очень многие.
Пандора не сразу поняла, как море может обладать такой властью над человеком. Но Бен часто, вместо того чтобы проводить послеобеденные часы с Пандорой, оставлял ее одну на пляже, а сам, облачившись в подводные доспехи, в одиночку отправлялся на морскую разведку.
— Ты не можешь нырять один, Бен. По вашим же правилам ныряльщиков, ты должен брать с собой еще кого-то.
— Вот я и возьму этого кого-то, когда ты согласишься наконец отправиться со мной, — улыбаясь, отвечал Бен. — Слушай, всю эту неделю я либо вкалывал на дороге, либо сопровождал под воду туристов. И лишь теперь мне выдалось время побыть одному в море. Не пойму, Пандора, почему ты не хочешь, чтобы я и тебя научил нырять?
Пандора и сама этого не знала. Но ее почему-то очень пугала темно-зеленая трава, что росла по всем рифам. Лежа на берегу, Пандора читала замусоленную брошюру «Практический путеводитель островитян», который привлекал ее изобилием картинок с изображением ракушек и раковин, встречавшихся в тропических водах Атлантического океана, Карибского моря и Мексиканского залива. Пандора страшно любила ракушки. Дожидаясь Бена, она обычно ходила вдоль кромки уходящего с отливом моря, осторожно опуская в мокрый песок напряженные в поиске пальцы. Пока что ей не очень везло: она нашла всего лишь несколько розоватых раковин. Их она отнесла в хижину, где уже стояли найденные ею раньше ракушки каури, испещренные коричневыми крапинками. Каури были замечательны тем, что уютно умещались в ладони и в них можно было слышать шум прибоя. Прогулки по пляжу очень успокаивали женщину. Радовал глаз сам вид побережья, в отличие от многих где ей удалось побывать, удивительно чистого, без привычных россыпей пляжного мусора и следов нефтяных сбросов проходящих кораблей.
К этому моменту жизнь Пандоры на острове стала окончательно входить в свою колею. Она рано вставала, когда солнце лишь начинало касаться неба своими восходящими лучами. По утрам Пандора часто становилось свидетельницей очередной схватки петухов со стайками зеленых попугаев в соседнем саду. Побеждали чаще всего попугаи, тучами спускающиеся с гор и победно устраивающиеся на ветвях деревьев. Там они выхватывали мощными клювами здоровенные куски из плодов папайи и приступали к завтраку, злобно покрикивая, как бы насмехаясь над тщетными попытками соседей спасти свой урожай. Рядом с Пандорой жили старый капитан Харди и его жена Мона. Большую часть их супружества капитан провел в море, вдали от дома. Сейчас он очень любил сиживать на крыльце Пандоры и рассказывать о днях, проведенных где-нибудь в Китае, или о муссонах, набегавших на его корабль с берегов Сингапура.
— Они считают, что тут бывают ураганы, — говорил капитан с презрением. — Да разве они знают, что такое настоящий ураган! Вот в Южно-Китайском море, там случаются ураганы, которые с воем налетают сзади на джонки, вздувают их паруса и поднимают в воздух, а те летят, хлопая парусами, как крыльями.
Пандора внимательно выслушивала капитана, не выказывая даже малейшего недоверия к его невероятным историям. Этому она сумела научиться, живя на острове.
И еще Пандора с удивлением отмечала, что ее вечные боязнь и беспокойство исчезли бесследно. А на смену им пришли умиротворение и раскованность. Теперь она могла без колебаний и смущения войти в любой местный магазинчик, купить там, например, ножнички для ногтей и, не стесняясь и не краснея, отсчитать нужную сумму вплоть до последней мелкой монеты, которая от нее требовалась. Если вдруг она забывала вовремя купить жидкость для мытья посуды, добрый и снисходительный Бог, обитавший на острове, всегда прощал ей ошибку. В первый раз, когда это с ней случилось, она, по привычке, замерла над раковиной, испуганная и униженная. Почувствовала, как затряслись ее руки, напрягся затылок. Она почти наяву услышала за спиной визг матери: «Ах, ты, тварь забывчивая!» И в ожидании неотвратимой оплеухи у нее даже заболело ухо.
Визгливый голос Моники, ее постоянное стремление любую мелочь превратить в драму, в скандал, настолько отравили жизнь Пандоры, что теперешнее мирное существование на острове парадоксальным образом воспринималось ею порой как пытка. Если изо дня в день люди пытаются наполнить твою жизнь напряжением, бесчисленными драмами, конфликтами, неожиданно наступивший мир, покой могут, оказывается, и пугать. А все потому — с ужасом поняла Пандора, — что она ждет, когда покою вдруг придет конец и тишина взорвется шумом, грохотом, насилием, олицетворяющими ее мать.
Грустные раздумья прервал Бен, появившийся вдруг рядом.
— Пандора, — встревожился он, — что с тобой? Тебя что, скорпион укусил?
— Почти что. — Она взяла себя в руки, но не сумела сдержать сильной дрожи, охватившей ее хрупкую фигуру. — Просто вспомнила о неприятном. Сейчас все пройдет, и через минуту я буду в порядке.
Бен обнял ее.
— Погоди-ка. Не надо расстраиваться. Пошли погуляем. Я угощу тебя холодным пивом.
Они вышли, Бен усадил ее на качели, которые на днях специально для Пандоры подвесил к балке веранды. Солнце уже ушло за крышу домика, с моря дул свежий бриз, то и дело отбрасывавший мокрые пряди с лица Пандоры. Постепенно она почувствовала, что гримаса испуга, исказившая вдруг ее лицо, отпускает мускулы, а неконтролируемая судорожная дрожь стихает, оставляя лишь легкий озноб. Боль в спине тоже прошла. Пандора смогла наконец глубоко вздохнуть и вновь увидеть их сад — ее и Бена.
Состояние, пережитое ею сейчас, Маркус называл «галлюцинациями». В эти моменты единственное, что она видела перед собой, была стена, голая стена в темноте, как будто кто-то закрыл ее в шкафу. Пандора думала: откуда эти ассоциации, почему именно шкаф? Ей смутно вспоминались слова, которые ее мать произнесла как-то в разговоре с монашками из монастыря, где Пандора воспитывалась. Мамаша тогда, кажется, посоветовала запирать свою дочку в чулан или еще в какое-нибудь темное место и держать там до тех пор, пока не кончится ее, как она называла, «припадок». «Припадки» начались у Пандоры после ухода отца. Но Моника всегда настаивала на том, что дочь была «припадочной» с рождения.
Бен принес из дома две бутылки пива на каком-то особенном подносике, специально приспособленном под пивные бутылки.
— Ну, скажи, что все-таки произошло, Пандора?
— Ничего особенного. — Пандора испытывала явное смущение. В конце концов, она была уже достаточно взрослой, чтобы перестать вести себя так беспомощно. — Какая симпатичная штуковина — этот поднос. Ты его здесь купил?
— Нет, не здесь. Расскажи мне, что так напутало тебя. Чего ты все время ждешь с таким страхом, а? Что с тобой может случиться?
Пандора почувствовала, что глаза застилают слезы.
— Я боялась, что ты рассердишься на меня, — ответила она наконец, ненавидя себя за детские
