— Ого! Мне надо было бы с вами познакомиться пораньше, мисс Люси.
— Женщины на Малом Яйце обладают твердым характером. Хотя бы потому, что должны сами выращивать овощи и фрукты. А для этого нам надобно вскапывать твердую землю. Другой тут и нет, ведь вокруг скалы. — Она помолчала, провела ножом вдоль спины рыбины, потом кивнула. — Все, готова, — сказала она и принялась забрасывать костер песком. — Пусть, конечно, еще повисит на вертеле. Тогда она будет лучше отходить от костей. Да уж, раньше бывало, что все мужчины работали в море большую часть года, тогда мы, женщины, зарабатывали тем, что продавали кур, яйца и тому подобное. Если же продавать не получалось, тогда мы обходились без денег — бартером, натуральным обменом. Мисс Энни пекла лучшие пироги на острове. Когда мы с ней были девчонками и когда выпадали голодные времена, мы обычно ходили в восточную часть острова к нашим родственникам и убирали дворы их домов. За это они давали нам целую корзину кокосовых слив. Их мы потом носили в школу и съедали на завтрак. По дороге домой мы еще собирали миндаль и кокосовые орехи. Так что голодать особо не приходилось. Но вкалывали мы будь здоров. Например, когда мисс Энни ждала ребенка, она вынуждена была все равно все дни кряду сажать сладкий картофель батат. И, чтоб родить, она лишь едва прилегла на кровать, а потом опять побежала работать. — Мисс Люси хихикнула. — Ну, а теперь иди скажи остальным, что рыба готова.
— Обязательно, мисс Люси, и спасибо за то, что поговорили со мной.
Мисс Люси внимательно посмотрела вслед уходящей женщине. «Кто же это умудрился так ловко выдернуть из ее тела хребет?» — подумала женщина.
После удивительного обеда из свежепойманной рыбы, жареных пирожков, напоминавших клецки, и батата, Пандора растянулась в полусне на пляже. Бен спал рядом, прикрыв глаза ладонью.
Позади них вдруг разразился ожесточенный спор, после которого мимо проследовала огромная покачивающаяся фигура. Разлетавшийся из-под ее ног песок обсыпал Пандору. Она вынуждена была сесть и, обернувшись, увидела Джанин, с обиженным лицом прислонившуюся к пальмовому стволу. Вдаль по пляжу, к стоявшему чуть в стороне от остальных катеру, уходил медвежьей походкой Окто.
— Вы захватите меня с собой на остров, Пандора? У Окто плохое настроение, поэтому он решил ехать прямо сейчас и без меня.
— Он рассердился на тебя, Джанин?
— Да, он всегда сердится на кого-нибудь, этот Окто.
— Так почему же ты тогда не возьмешь да и не бросишь его?
— А почему все мы, женщины, не бросаем своих мужей, а?
Пандора пожала плечами.
— Пожалуй, ты права. Я так поступала сама, трижды в своей жизни. Мне, правда, хватило мозгов уйти в конце концов от первого мужа. Со вторым получилось иначе — я сбежала от него только потому, что боялась, что он когда-нибудь убьет меня, если я останусь. Что касается моего третьего, то… ну, в общем, он сам попросил отпустить его к другой женщине. Так что хвастаться у меня нет причин.
Джанин грациозно села рядом с Пандорой. Поверх маленького купальника на ней теперь была еще белая широкая майка. Сверкающие черные волосы свободно падали на плечи, большие глаза с длинными ресницами серьезно смотрели на Пандору.
— Я была со многими мужчинами. Ты, подружка, наверное, слышала то, что об этом болтают на острове?
Пандора кивнула.
— Я слышала. Но я мало чему в этих россказнях верю.
— Что ж, касающиеся меня россказни совершенно точны. Окто пришел и вытащил меня из трущоб, когда я была еще совсем маленькой. Он научил меня, как надо делать, чтобы не забеременеть, а потом стал продавать мужчинам, женщинам, вообще всем, кто хотел за это заплатить. Он никогда не бил меня, как бьют прочие своих девочек или мальчиков. Он всегда хорошо кормил и заботился обо мне. Так что я люблю его, люблю Окто.
Пандора разинула рот от удивления.
— Как ты можешь любить такого человека? Того, кто заставлял тебя… кто сделал из тебя проститутку?
Джанин посмотрела на Пандору.
— Дорогуша, там, где я выросла, в трущобах Гондураса, все дети обучаются этому с малых лет. Обучаются сексу. Потому что секс — это деньги. Деньги дают еду, а еда — это жизнь. Ты что, сама никогда не изображала оргазм, сидя на мужике?
— Да, бывало, с Маркусом. Он считал себя моим спасителем, избавив меня от первого мужа, подарив мне гораздо больше оплеух, чем поцелуев. Маркус работал психиатром в ближайшей больнице. Впервые увидев меня и посмотрев на мое лицо, покрытое синяками, он решил, что в меня только что въехал поезд. Я пыталась вешать ему на уши лапшу, рассказывая, что налетела на дверь, но он не поверил, конечно. Помню, он еще сказал тогда, как бы между прочим: «Если бы вы налетели на косяк двери, то, помимо двух синяков под глазами, у вас бы еще была здоровая ссадина поперек носа. Так что не выдумывайте. Вас сначала ударили в один глаз, потом — в другой». Вот так я и повстречала Маркуса. Каким же негодяем он потом оказался!
— Я в своей жизни, — сказала Джанин, — тоже встречала такой тип мужчин, так называемые «спасатели женских сердец». Они подбирают несчастных, отряхивают с них пыль, здорово о них заботятся. А потом, когда чувствуют, что уже достаточно их приручили, превратили в зависимых от себя людей, вот тогда им все это дело наскучивает и они становятся жестокими. Такими, как те мальчишки, что отрывают лапки у крабов. Но Окто не такой, — продолжала Джанин, — он совсем не жестокий. В душе у него живет большая грусть. Тут, на этом острове, ты еще не раз услышишь об островной болезни. Так это здесь называется. Еще ты услышишь про депрессии и сахарную болезнь. Вся эта дрянь завязана одна с другой, видишь ли, потому что родственники вынуждены тут жениться друг на друге. В результате рождаются странные дети. Многие умирают при рождении, многие рождаются уродами. Семьи тогда прячут их, так, чтобы никто никогда не увидел. Так вот, мать Окто тоже родилась уродкой. Многие годы ее мало кто видел. Говорят, что у нее лицо и плечи, как у коровы — огромный высокий лоб, гигантская копна волос. О ней много чего говорят. Так вот, когда она забеременела Окто, она испугалась, что ребенка могут забрать у нее. Поэтому она ушла в горы… и пряталась там многие годы. Окто тоже никто не видел, и все подумали, что они с матерью погибли. Но вот однажды — Окто считает, что к этому моменту ему было около восьми лет отроду, — он спустился с гор в одежде, сделанной кое-как из пальмовых листьев. Он пошел прямо к зданию школы, вошел туда и заявил, что хочет учиться. Миссионеры и учителя пытались заставить его сказать, где его мать, но он так и не признался. Некоторые даже пробовали проследить за ним, но неудачно, потому что горы наши — это лабиринты известняковых пещер, и только Окто знал, как по ним ходить. Его матери, наверное, сейчас уже очень много лет, но он любит ее больше жизни.
— Ты встречалась с ней?
Джанин помотала головой.
— Я же говорю, никто ее не видел. Она и сама этого не хочет. А Окто о ней заботится. Если же вдруг его поймают и посадят в тюрьму, то его мать знает, где меня найти. И я обещала Окто позаботиться о ней. Он бывает в плохом настроении, такое случается, но я все же по-настоящему люблю его.
— Это я заметила.
Джанин улыбнулась.
— Пойдем поплаваем. Заодно ты сможешь мне рассказать все о своем психиатре. Вообще-то тут на острове мы не верим во всякую там психиатрию. Мисс Энни говорит, например, что хорошая клизма поможет справится с любой хворью.
Бен так и не проснулся, поэтому женщины вдвоем сошли сначала к полоске пушистого сухого песка у кромки моря, а затем грациозно опустились в спокойную, как в ванне, воду. Лежа на воде, Пандора наблюдала за пальцами своих ног, показавшихся над поверхностью.
— У меня такое впечатление, что в этом море я просто не смогу утонуть, — сказала она и вопросительно взглянула на Джанин.
— Это из-за соли. В океане так много соли, что кажется, будто держаться на плаву можно вечно.
Пандора завидовала Джанин Та действительно любила Окто. Слушая Джанин, женщина приходил а к
