Он как психиатр должен был, по идее, помогать таким женщинам, как я. Тем, которые вышли замуж за свихнувшихся на насилии мужчин и которые из чувства стыда не соглашались порвать с ними. Моя мать не захотела тогда помочь мне. Я тебе рассказывала об этом. Она считала, что всю эту кашу я заварила сама, следовательно, и расхлебывать ее должна в одиночку. Поначалу Маркус казался мне таким добрым, таким понимающим. Я с нетерпением ждала понедельников, бежала по длинным холодным коридорам больницы на встречу с ним, чтобы побеседовать о моих проблемах. Часто он даже продлевал наш разговор на несколько минут. А потом как-то он предложил мне присоединиться к сеансам групповой терапии, которые проводил у себя дома для женщин с похожими на мои проблемами. Он сказал, что знание того, через что прошли другие, может помочь мне понять саму себя. Сначала я отказалась, потому что Норман вряд ли разрешил бы ходить куда-то поздно вечером, но Маркус заверил, что сможет уговорить моего мужа. «В конце концов, — сказал он мне, — ваш с Норманом брак становится все спокойнее, лучше, ведь за последнее время муж ни разу не ударил тебя по лицу». Так думал и так говорил Маркус. Он просто не знал, что Норман, если и не бил меня по лицу, тем не менее продолжал пинать ногой в живот.
И все же я стала ходить на эти сеансы. Норман особо не возражал. На первый сеанс я надела новое платье, сделанное из скатерти, и новые, только что купленные туфли. Боже, я так чудно себя чувствовала в тот свой первый великосветский выход. Моя семья по вечерам никуда не ходила. Потому что вечером было опасно. Отец обычно смотрел по телевизору футбол. Мать же закрывала все двери и окна, так как считала, что снаружи был темный и опасный мир, особенно для девушек. Она была уверена и убедила меня в том, что где-то во тьме все еще бродили охотники за белыми рабами. Так что даже подростком я должна была возвращаться домой до наступления темноты, иначе меня ждала взбучка.
Итак, в тот вечер я подъехала на грузовике Нормана к симпатичной аллее, где располагался дом Маркуса. Вокруг уже стояло штук двадцать машин. Было много шикарных «кадиллаков», но была и пара таких же грузовичков, как мой. Так что начало меня совершенно не смутило. Я поднялась по мраморным ступенькам. Дверь мне открыл слуга в белых перчатках. «Лечебное помещение», где проходили сеансы, находилось в конце коридора. Слуга так и не сказал ни слова. Он просто шел рядом. У него были серебряные глаза, чем-то похожие на долларовые монеты, такие же круглые и выпученные. Он довел меня до нужной двери. Вокруг Маркуса было много женщин, которые держали в руках бокалы с вином. Он и мне предложил бокал вина. Я отказалась и попросила пива. При этом я объяснила, что Норман не любит вино, так как считает, что это напиток для сосунков. Маркус ответил: «Но сейчас-то вы не в доме Нормана, а в моем. И я вам предлагаю бокал вина». «Пожалуй, я хотела бы попробовать», — ответила я тогда.
— Уважаемые дамы, — начал Маркус, и все вокруг замолчали. — Познакомьтесь с нашей новой подругой. Я хочу вам представить миссис Пандору Бэнкс. Когда она здесь немного освоится, мы проведем наш очередной сеанс и покажем вновь прибывшей то, чем мы тут с вами занимаемся.
Я попробовала вино, оно очень мне понравилось. А потом мы все уселись в круг и к моему огромному удивлению каждая из женщин принялась рассказывать обо всем, что с ней случилось к тому времени. Вот так, прямо при всех. Когда пришел мой черед, я поняла, как это трудно — рассказывать о себе при всех. Это было очень тяжело. Я даже расплакалась. Мне казалось, что я поступаю страшно неправильно по отношению к Норману. Маркус, однако, успокоил меня. Он сказал, что то, о чем мы здесь говорим, не обсуждается за пределами этого дома. Это наша тайна. Я слушала своих подруг по несчастью с чувством жалости и удивления. Оказывается, некоторым женщинам в жизни досталось много больше, чем то, что я перенесла от Нормана. Потому что Норман всего лишь бил меня кулаками, да пинал ногами. Он, конечно, бывал еще грубым в постели, но всяких гадостей все же не допускал. А вот большинство остальных жен шин были замужем за мужчинами, которые делали с ними всякие странные вещи — связывали их, хлестали плетьми или втыкали им во всякие места разные предметы. Короче, творили ужасные вещи. Меня чуть не стошнило от их рассказов. Я и не предполагала тогда, что в один прекрасный день окажусь на их месте.
— Но теперь-то все кончено, Пандора. Все позади. Ты можешь забыть об этом.
Пандора покачала головой.
— Такое не забывается, не проходит и никогда не пройдет. Так же, как я не могу забыть, что моя мать не желала моего появления на свет. Из-за этого мне иногда кажется, что меня и нет на этом свете. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но просто существовали когда-то на земле три человека — Пандора Бэнкс, потом Пандора Сазерленд, а потом еще и Пандора Таунсенд. Я знаю всех этих трех женщин, они были, потому что каждая из них имела в свое время паспорт или, например, надписанные этикетки на чемоданах. Но вот лиц их я вспомнить, увидеть в зеркале не могу, да и внешний их вид я тоже не могу себе представить. Конечно, я могу вспомнить, во что они были одеты, но не могу сказать, на кого они были похожи. Между этими тремя Пандорами какое-то серое облако. Конечно, была еще женщина. Именно женщина, хотя и в этом я не уверена. Потому что она порой кажется мне какой-то дрейфующей эктоплазмой. Случается, я даже рассмотреть эту женщину не могу. В другие же дни ее облик для меня вполне реален… Бог мой, Бен! Ты смотришь на меня, как на сумасшедшую! Может быть, я и есть сумасшедшая. Но я всегда верила, даже когда была нежеланной и всеми брошенной маленькой девочкой, что если бы я могла плавать с дельфинами, то только этим и занималась бы. Может быть, дельфины могут подсказать мне, кто я есть в этом мире. И есть ли мне в нем место.
— Тебе повезло. — Бен подошел к одному из кухонных шкафов. — У меня тут есть «Учебник для занимающихся подводным плаванием в открытом море». По нему мы можем начать занятия хоть сегодня. У нас есть время, во всяком случае, до тех пор, пока сюда не нагрянут твои хихикающие подружки и не утащат тебя по вашим женским делам. Ох уж эти мне глупые задницы!
Глава восемнадцатая
На первый свой урок по подводному плаванию Пандора пришла в группу начинающих, практиковавшихся под руководством Бена в бассейне гостиницы. Ей доставляло удовольствие то, что сейчас ее тело было покрыто хорошим ровным загаром. Этим она выгодно отличалась от окружающих, чья кожа напоминала по цвету сырых креветок. Исключение составляла только одна крупная женщина, которую звали Ева.
— А вы почему решили заниматься с нами? — спросила она Пандору.
Пандора была как раз занята одним из упражнений надев маску и подняв руки над головой, она медленно опускалась в бассейн. Поняв вопрос Евы по выразительным глазам соседки, она решила тут же ей ответить, но, естественно, только наглоталась воды.
— Ой, простите меня, — извинилась перед ней Ева, после того как вытянула за локоть на поверхность.
Пандора ухватилась за край бассейна и принялась судорожно хватать ртом воздух в попытке отдышаться.
— В нашей компании совершенно не оказалось интересных людей, — ворчливо сообщила Ева. — Разве что вот этот парень. Ну, инструктор. Вот уж у кого есть все, что надо, и в нужных местах.
Бен приблизился к ним, взял руку Пандоры.
— С тобой все в порядке, милая? — спросил он. Пандора улыбнулась в ответ.
— Конечно, все в порядке. Я просто опять открыла рот, когда не следовало.
Бен поплыл на свое обычное место — перед остальной группой. Ева улыбнулась.
— Так он твой, оказывается.
Глядя в спину удаляющемуся Бену, Пандора призналась:
— Вроде бы так. Хотя я все еще замужем.
— Так и я тоже. Но мой доходяга не хочет нырять. Говорит, что этим склонны заниматься только одиночки, ищущие компании. Но я этого совсем не ищу, знаете. На занятия я хожу просто для того, чтобы кое-что вспомнить. Я уже давно не ныряла. Но ныряние для меня — это просто страсть. Только находясь под водой, ощущаешь свободу в полной мере. Даже птицы, наверное, не так свободны. Хотите быть моей напарницей при ныряниях? Нырять на пару со своим дружком вы не сможете. Так как он инструктор. К тому же, знаете, я тоже прилично ныряю.
